L'imparfait du subjonctif

blankering — 03.05.2016 (продолжение)

Они стояли на лестничной площадке четвертого этажа, куда почти не доносилась развеселая музыка. Изредка пробегали парни с бутылками, хихикающие стайки девиц, le monde spécial qui alimente les faits-divers, et tous avaient constamment à la bouche le mot de Cambronne et des refrains épouvantables[1]; появлялись учителя и чьи-то жирные матери, mais le désir de savoir ne les dévorait pas[2], им не до мальчика, отчаянно стесняющегося в непривычном костюме цвета сливочного мороженого, не до тоненькой девочки в темно-синем платье без рукавов, вглядывающейся в темноту за окном.
They were together; and the jostle of earthly happenings might hope, at most, to afford them matter for incurious comment[3]. Ее хрупкие плечики, le dos d’une nymphe anémique[4], казалось, только и ждали его ладоней, но он не решался. Почему скучно? – даже интересно, сказала Лена. Et quelle énigmatique performance terrestre[5] случилась на этой дороге?

А вот какая. Прямо впереди, нам навстречу, по дороге двигалась процессия. Les nations vaincues, forcées à rentrer en terre et à céder leur place au soleil, au peuple victorieux[1], шли, чтобы сразиться с нами в последнем решающем бою. Sur eux, terre excellente, la malédiction a poussé son feuillage touffu, ils sont maudits et ils maudissent[2]. Шли des races en marge de l’histoire[3], от которых остались только имена в древних фолиантах,  и шли des sous-hommes qui lévitent entre l’être humain et l’animal[4], самые имена которые стерлись из памяти потомков. C’étaient les hallucinations de Gavarni, de Devéria, de Gustave Doré[5]. Шествовали краснокожие воины Великого Маниту – их лица были покрыты черной росписью, et ses yeux nocturnes faisaient frissonner mon âme d'une angoisse de sang, d'enfer et d'agonie[6]. Шли покорители морей – жители страны Перистого змея, закованные в бронзовые доспехи, с пучками перьев эпиорниса на островерхих шлемах. Двигались Циклопы, одноглазые желтые великаны с берегов древней Пацифиды, born in hatred of all things created in heaven and earth[7]; размахивая пращами, бежали Лестригоны в панцирях из гигантских раковин. Les faces blanchâtres, tuméfiées, couvertes d’écailles, avec la peau soulevée par de hideux gonflements[8]... Крались по обочинам древние жители Африки – Пигмеи, уничтоженные неграми: они держали в руках духовые трубки, готовые выстрелить во врага ядовитым пауком Мзунгу. Je frémis en reproduisant les traits hideux de ces races maudites[9]. Опираясь на дубины, ковыляли дети Великого Ледника – неандертальцы. А за ними, сбившись в кучу, плелись les nations proscrites, vivant dans l’ombre des necropoles et des catacombes[10]. Призраки, извергнутые с самого дна седой пропасти времени, so low in the stage of life that its distorted humanness was more horrible than its bestiality[11]. Демоны Веков Мрака, создания тьмы, кровавого хаоса и воющей бездны, loathsome survivals of outworn ages - des brutes sans forme, à la démarche traînante, hirsutes, des crânes déformés et de petits yeux rouges et rusés, des sourires grimaçants de dents jaunes. Des choses que les anthropologues eux-mêmes n’avaient jamais vues et dont ils n’avaient même pas rêvé. Des choses qui n’étaient ni humaines, ni simiesques, qui n’appartenaient ç aucune forme de vie qui ait jamais classifiée[12]. Существа с крысиными головами и телами гигантских муравьев, d’étranges reptiles à bec de cigogne, des crapauds ailés comme des chauves-souris, puis d’énormes scara­bées au ventre entrouvert tout grouillant d’helminthes et de vers[13], отвратительно вялые, источающие сладкий дурманящий запах существа с фасеточными глазами жуков, têtes aplaties et venimeuses de vipères, museaux retors et aiguisés de rongeurs, mâchoires de requins et groins de pourceaux[14], извивающиеся червеобразными туловищами безглазые карлики, сплошь заросшие рыжей шерстью, et leurs femelles invraisemblables, encore plus terrifiantes que les hommes… les races funèbres, les esclaves de la mort, qui ne doivent être vus que par des yeux sans regard[15]… дрожащие горы студенистой слизи, разбрасывающие во все стороны клейкие нити… marchant à croupetons, sautant comme des grenouilles, se traînent comme des limaces en laissant des traces baveuses… une procession continue des formes affreuses, comme celles qui sont nées de la superstition du Nord, ou celles qui se dressent dans les sommeils coupables des moines[16]. Все они шли, чтобы принести кровавую жертву своим богам, - un accouplement long, chaste et hideux[17], - и древние идолы ухмылялись в предчувствии крови.
Но вдруг в этом затхлом мертвящем воздухе, l’atmosphère toute grouillante de larves, telle une goutte d’eau vue au micros­cope[18], родился крик - les ululuments d’une orgue abominable, une polyphonie où l’on distinguait des voix gémissantes des plaintes aiguёs. Voilà la tempête, et sur ses ailes monstrueuses volent les forces de la plus grande épouvante. Elles viennent, à l’instant elles seront sur nous[19]. Казалось, это земля и небо, toute la géhenne où la violence unie au plaisir suinte des murs[20], вопили в ужасе перед тем существом, которое должно было появиться из предшествовавшего Творению хаоса. Un lamento de désespérance, insoutenable pour les oreilles humaines[21]. Les fantômes des pères disparurent en jetant des cris plaintiffs[22]. И вот в черном клубящемся облаке, - d'où venait ce grand vent? ce souffle d'inconnu[23]? - появилось Оно: la terreur qui s’engendre elle-même, l’horreur paralysante du Non-Être insaisissable qui n’a pas de forme et ronge les frontières de notre pensée[24]…
Les cieux résonnèrent de trompettes autoritaires, aux accents douloureux. Partout, les rochers secs se dressèrent en gémissant et retombèrent en décombres. Des éclairs zébraient tous les horizons[25]. Сердце мое разрывалось от леденящего ужаса. Si seulement j’avais vu quelque chose, n’importe quoi: fût-ce ce que l’on pouvait concevoir de plus horrible, la peur m’aurait quitté instantanément[26]. Я повернулся, чтобы бежать отсюда – но ноги уже не слушались, да и куда было бежать, где это «здесь»? Ma raison s'enfuyait: de hideuses, de confuses conjectures affolaient mon hébétement[27]... Еще мгновение – и облако настигло меня. L’air que je respirais devint subtil et coupant comme l’éther[28]. Что-то холодное и отвратительно скользкое прикоснулось к моему лицу…
И ничего не произошло.
Когда я открыл глаза, я по-прежнему стоял на дороге, покрытой истертыми за миллионы лет каменными плитами. Ce même «rien» dévoreur de limites, qui n’était pas et emplissait pourtant le monde de sa vie épouvantable[29]. Где-то далеко, бесконечно далеко было черное облако, были страшные предки, еще дальше – дома, дома, школа, огромный город… Tu sais, toi, le malin, ce qu’il y a derrière l’air[30]?
Но нет. Нет нигде никакого города. Это я так. Все выдумал. Врал. Ничего такого нет, on ne rattrape jamais rien[31]. Только дорога, поле, древние идолы, ces régions sans bornes dont l'Homme ne peut entrevoir les pâles frontières qu'entre certains songes et certains sommeils[32]. К ним я иду. Туда, где мухи вязнут в загустевшей жертвенной крови.
Туда идут все, enfoncés dans la réalité jusqu’à la gorge[33]. Кто они? Не знаю. И вот опустела дорога. Только какая-то девушка – кто она? – стоит еще посредине, comme observant tomber en silence les étoiles des mondes détruits, en attendant peut-être qu’un événement survienne dans notre mort[34]. Хоть что-нибудь. Mais rien[35]…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив