Сдвиг смыслов

В комментариях мне попеняли, что я привёл примеры использования этого приёма, но мало рассказал о том, как это делается, и не упомянул о слабых местах метода. Я на самом деле писал об этом, но весьма давно – шесть лет назад. По меркам интернета это всё равно что никогда.
Нужно исправить упущение.
Основной инструмент магии слова – смещение акцентов и сдвиг смыслов.
В мире практически нет простых и однозначных явлений. У каждого множество граней и аспектов, множество связей, соединяющих его с другими явлениями.
Любое определение, как правило, ухватывает только одну из этих граней, выводит её на первый план, а остальные объявляет незначительными. Поэтому, чем явление важнее, тем больше разных, несовместимых между собой определений ему нужно.
Достаточно описать ту сторону каждого явления, которая тебе больше подходит, и готова система понятий, в которой ты заведомо прав. И оппонент даже не сможет поймать тебя на подтасовке, ведь все определения будут правильными – всё это действительно там есть.
Есть ли в религии утверждения, которые требуется просто принять на веру? Да, они там есть. Требует ли наука проверять и доказывать любое утверждение? Да, требует. Каких ещё аргументов вам надо?
Кто производит все товары на заводах и фабриках? Рабочие. Кто строит заводы, кто делает станки, кто добывает сырьё? Рабочие. Что делают хозяева? Владеют всем этим – даже управлением зачастую занимаются наёмные сотрудники. А кто получает всю прибыль? Хозяева. Каких ещё аргументов вам надо?
Я, из-за своих специфических интересов, больше всего занимался понятиями религии и магии (и науки, просто в силу того, что её постоянно противопоставляют и той, и другой). Я знаю, что по каждому из этих понятий придётся писать целые тома только для того, чтобы читатель получил правильное, объёмное представление обо всём, что за ними стоит. Я представляю, насколько примитивно любое отдельное краткое определение, особенно если его объявляют единственно правильным.
Но перед лицом бойцовой системы я точно так же бессилен, как и любой человек. Всё, что я могу сказать в ответ – «Подождите, тут всё намного сложнее. Давайте я вам объясню».
А из двоих спорящих кто покажется вам более знающим и убедительным – тот, кто может сформулировать свою мысль просто и понятно, или тот, кто пускается в пространные объяснения?
Слабое место у этого метода то же, что у любого другого внушения. Невозможно ничего внушить тому, кто осознанно сопротивляется. Твои слова смогут очаровать только того, кто их примет.
Поэтому все величайшие достижения магии слова, о которых я говорил в прошлый раз – рационализм, коммунизм, признание гомосексуалистов и трансгендеров – произошли именно тогда, когда у них появилась такая возможность. Общество изменилось так, что нужные им смыслы начали сами продвигаться на первый план, и потому их оказалось очень легко внушить другим.
Но такое стечение обстоятельств потребовалось лишь потому, что результаты стали глобальными, изменив мировосприятие целой цивилизации. В малых масштабах – в пределах партии, секты, клуба по интересам – сдвиг происходит куда легче. Туда изначально собираются те, у кого смыслы смещены в нужную сторону, а отбор и обработка делают остальное.
Как только общество меняется, секты и клубы, чья система смыслов оказалась созвучной переменам, могут выйти из тени и определить для всех картину мира. Прежние же властители сходят с престолов и съёживаются до небольших секточек и обществ – но крайне редко исчезают совсем: единожды родившаяся система понятий обычно продолжает существовать в подходящих для неё умах.
Коммунисты за век с небольшим прошли этот путь дважды, туда и обратно. Империализм дал им питательную почву, а его конец стал и их концом.
Сказанное в предыдущей статье нужно, пожалуй, скорректировать в одном месте.
Проблемы с понятием семьи происходят ещё и от того, что оно у нас тесно связано с понятием брака, и многим даже трудно понять, что это вообще-то разные вещи.
Брак более физиологичен, это, по сути, ритуал, чтобы упорядочивать и узаконивать секс и деторождение. Кое-где он считается по-настоящему совершённым только после первой ночи, а иногда – даже после зачатия первого ребёнка. До того его можно расторгнуть без последствий – считается, что ничего как бы и не было.
Семья, с другой стороны – понятие скорее социальное. Это люди, так или иначе связанные между собой. Семья – единый субъект в глазах государства и общества (кто именно из членов семьи полномочен её представлять, тут возможны варианты).
Собственно, выражение «члены семьи» – удачная метафора. Слово «член», от которого озабоченные подростки начинают хихикать, обозначает всего лишь «часть тела». Руки и ноги, пальцы и губы, уши и нос – всё это члены. Расчленить – разрезать на части. Семья едина, как един организм.
В некоторых культурах вся семья отвечает за сделанное или сказанное любым её членом, даже если он был и не вправе говорить за всех. Немало было историй, когда многолетняя вражда начиналась с того, что неосторожный родич сотворил нечто предосудительное, а семья отказалась выдавать его на расправу.
Исторически между семьёй и браком взаимоотношения могли быть весьма разнообразными.
Где-то жена переходит в семью мужа. Где-то муж переходит в семью жены. Где-то допускается и то, и другое, но на один из вариантов смотрят косо (на Руси мужчину, перешедшего в семью жены, именовали примаком, то есть приёмышем, и это было презрительное словечко – примак стоял в семье заметно ниже остальных мужчин того же поколения). Где-то оба варианта считаются равно возможными.
Иногда не происходит ни того, ни другого – брак нужен исключительно для зачатия детей. Женщина и её дети остаются частью прежней семьи, а воспитывает потомство не отец, а брат матери. Отец же, в свою очередь, растит не собственных детей, а детей своей сестры. И это далеко не все возможные варианты.
Поэтому и получаются такие выверты, как в «Саге о Вёльсунгах», где одна из героинь убивает своих детей, мстя мужу за убийство её братьев. Дети – члены семьи мужа, а вот братья – они свои.
Века спустя «Сага о Вёльсунгах» превратилась в «Песнь о Нибелунгах», и там эта история перевернулась с ног на голову. Теперь героиня убивает своих братьев, мстя им за убийство её мужа. Другие нормы – жена становится членом семьи мужа, а братья ей теперь уже просто родня.
И только в девятнадцатом-двадцатом веке в европейском городском среднем классе брак и семья стали считаться практически одним и тем же: мужчина и женщина, вступая в брак, создают новую семью. Членами семьи являются родители и дети. Соответственно, человек, у которого ещё живы родители, но есть и собственная жена (муж) – член двух семей сразу, своей и родительской.
Те, с кем ты связан кровным или брачным родством не непосредственно, а через кого-то – даже внуки или племянники – родня, но уже не семья. Степень родства, которой ещё можно считаться – личный выбор самого человека. Закон регулирует лишь отношения внутри семьи, и только в спорных случаях вроде наследства или опеки иногда требуется отыскать ближайшего родственника, кем бы он ни был.
Конечно, это упрощённое описание, но в первом приближении так. В любом случае, это прежде всего свойство конкретного времени и конкретной цивилизации, в которой такое отождествление стало возможным.
Гомосексуалисты – такие же люди своего времени, как и все прочие. Всё это время они добивались (и в большинстве стран Запада давно уже добились) именно этого: права на брак, создающий семью. И то, и другое было им нужно одинаково.
Судя по тому, что они говорят и делают, они точно так же понимают и принимают силу значений. Им важно, чтобы их венчали в церкви (или хотя бы расписывали в загсе) как полноценную пару. Им важно называть друг друга мужьями или жёнами. Им, наконец, важно, чтобы ребёнка отдали на усыновление именно им двоим вместе, хотя сама по себе возможность кого-то усыновить у них была изначально: человеку, не состоящему в браке, взять сироту из детского дома сложнее, чем семейной паре, но вполне реально.
А вот у оппонентов, от них же первый есмь аз, отношение к двум сторонам этого явления совершенно разное.
Ввести понятие социального союза, юридически оформленного и закреплённого, который даст право совместно владеть имуществом, действовать в глазах государства как единый субъект, принимать от имени друг друга некоторые важные решения – в общем, будет по факту семейным? Это, насколько мне известно, не вызывает возражений даже у самых завзятых гомофобов.
Но в том, что касается брака – совсем другое дело. Брак, как я уже сказал, физиологичен. Он строится вокруг секса мужчины и женщины – вокруг того, что предназначено создавать новую жизнь. Всё остальное – не настоящий секс. Можете им заниматься, сколько угодно, если вам так хочется, но браком такие отношения не станут, а значит, и юридически не должны так называться.
Деторождение – больше сфера брака, чем семьи, и именно поэтому мы против права геев на усыновление. Назвать ребёнка своим могут только те родители, у которых хотя бы теоретически могли бы быть собственные дети друг от друга.
И хотя мы в принципе готовы признать, что в семье из двух «мам» или двух «пап» ребёнка тоже могут любить и заботиться о нём, и что ему там, вероятнее всего, будет лучше, чем в детском доме – всё равно мы в то же время ощущаем, что здесь творится нечто мерзкое, противоестественное. Оно идёт против порядка вещей даже в большей степени, чем «обычное» семейное насилие или сексуальные домогательства.
Кстати, и тому, и другому приёмные дети в однополых семьях подвергаются заметно чаще, чем даже в весьма неблагополучных разнополых. Так говорит статистика, но об этом в странах победившей толерантности не принято вспоминать.
И да, я понимаю, что всё вышесказанное есть такая же точно магия слова – подбор понятий, чтобы нужным образом описать предметную область и получить преимущество перед оппонентами.
Именно так она и работает.
|
</> |