Весь мир насилья...
anairos — 06.07.2020«Миссия «Серенити»»
Сейчас уже понятно, что движение за социальную справедливость – в первую очередь движение религиозное.
Эта религия куда более радикальна, чем раннее христианство или даже ислам. Она видит в мире грех – и не успокоится, пока не истребит его с корнями, даже если на пути к полной чистоте придётся уничтожить сам мир.
Грех этот называется насилием, принуждением, доминированием, когда один человек навязывает другому свою волю, свои взгляды, своё видение мира. В глазах адептов новой религии насилие отвратительно и недопустимо.
Светлый мир будущего должен быть миром абсолютной свободы и согласия. Любое взаимодействие между людьми в этом мире будет взаимно добровольным, ни к чему не обязывающим и не оставляющим следа ни на одном из участников.
Насилие – другое название воли к действию. Ты поставил цель, ты к ней идёшь, ты совершаешь поступки, которые меняют мир соответствующим образом. Если эти поступки затрагивают других людей – ты меняешь их тоже.
Новая идеология провозглашает насилием любую чужую волю, направленную на тебя. Она объявляет насилие абсолютным злом, не имеющим ни извинения, ни безопасной дозы, ни правильного способа применения. А значит – выступает против воли к действию как таковой.
Этим определяется всё то безумие, которое творится сейчас в странах Запада.
Новой религии противоречит воспитание детей, потому что оно не бывает без принуждения. Ребёнок просто в силу возраста не понимает, что к чему и почему. Он не может сознательно принять правила и запреты человеческой жизни, согласившись, что они необходимы.
Он подражает взрослым и копирует их поведение, но только в том, что ему нравится. Все остальные черты человеческого облика приходится впечатывать в него, иногда – несмотря на сопротивление. Только так он сможет стать не просто некачественной копией родителей, а кем-то лучшим, чем они.
Родители и учителя вынуждены балансировать на грани: сформировать из весёлого, эгоистичного и жестокого обезьяныша настоящего человека и в то же время не сломать его, не подавить его собственную волю к действиям. Но по учению новой религии, это всё равно грех. Насилие – нельзя.
Ненависть к мужчинам, к мужскому деятельному началу, названному сейчас «токсичной маскулинностью», объясняется ровно тем же самым. Как сказал однажды Славой Жижек: «Основной признак токсичной маскулинности – склонность действовать без оглядки на других, не спрашивая их мнения и согласия. Когда-то мы называли это отвагой. В жизни иногда бывают случаи, когда не то что допустимо – необходимо поступать именно так». Но не по учению новой религии.
За то же самое ненавидят и белых европейцев. Они веками навязывали другим свой мир, свои ценности, свою систему взглядов. Теперь пришло время всё это сломать и отменить. Поэтому крушат памятники не только завоевателям, но и торговцам, и учёным, и философам – всем тем, кто создавал этот мир, эти ценности и эту систему взглядов.
Нельзя повреждать чужую самооценку. Ты говоришь, что я не таков, каким сам себя вижу – ты проявляешь насилие, действуя против меня. Ты указываешь, что я должен соответствовать каким-то критериям – ты проявляешь насилие, навязывая мне свой взгляд на мир. Всё, что ты говоришь другим, должно поддерживать их пузырь личной реальности, а не протыкать его.
В лексикон борцов за социальную справедливость и их противников вошли два многозначительных слова – snowflake (снежинка) и safespace (безопасное пространство).
Снежинка – человек, не переносящий ни малейшего вмешательства в своё личное пространство. Любая попытка надавить на него, изменить его, навязать ему что-либо – или просто сказать то, что ему не нравится – вызывает у него психологическую травму и приступ неконтролируемой агрессии (пассивной или не очень).
Безопасное пространство – то, где снежинка может ничего не опасаться. Тут ты не услышишь ничего, что причинит тебе дискомфорт или будет противоречить твоим представлениям о себе и мире. Тут ты общаешься только с теми, кто всегда и во всём тебя поддерживает – разумеется, до тех пор, пока ты сам всегда и во всём поддерживаешь их.
Разумеется, чтобы получить билет в безопасное пространство, тебе необходимо принадлежать к угнетаемому меньшинству и регулярно провозглашать верность всем принципам и догмам новой религии.
Если взаимное восхваление кукушки и петуха хоть на секунду прервётся – пространство перестанет быть безопасным, а снежинки взовьются смертоносным бураном.
И уж конечно, новая религия вскипает океаном первобытного хаоса, когда касается темы секса.
Эрос и Танатос друг без друга невозможны. Секс и насилие испокон веков описывают одними и теми же образами. Один овладевает – другой отдаётся. Любовную страсть сравнивают с битвой, с дракой насмерть. Ухаживание подобно охоте. Соитие подобно пожиранию добычи. Оргазм – маленькая смерть.
Конечно, такой накал случается редко, и не всем он нужен. Но секс, полностью лишённый страсти, превращается в скучное и пошлое совокупление – монотонное движение тел ради мимолётного удовольствия в конце. Для такого, в общем, и партнёр не нужен.
Секс по согласию – не тот, где нет насилия, а тот, где оно – принятая обоими партнёрами часть игры. Страсть – это воля. Ты хочешь другого, и ты берёшь его – так, чтобы он понимал, что его хотят и добиваются. И он радуется этому, потому что и он тоже хочет всем телом чувствовать себя желанным. Он может даже оказать дразнящее сопротивление, чтобы ты сумел как следует показать свою страсть.
Поэтому проблема сексуальных преступлений не имеет простого и логичного универсального решения. Есть случаи, когда всем очевидно, что произошло. Вот тут – однозначное изнасилование: кого-то битьём, мытьём и катаньем принудили к сексу, которого он не хотел. Вот тут – всё по согласию, невинно и неподсудно: двое сделали друг с другом то, чего хотели оба, не причиняя никому вреда. Но между ними – серое пространство, где даже сами участники могут не всегда понимать, настоящее это насилие или элемент соглашения.
Провести черту в этом пространстве можно только произвольно, волевым решением, со всеми неизбежными побочными эффектами. Где бы ни была граница – всегда будут невинно осуждённые, и всегда будут оставшиеся безнаказанными преступники.
Ну а для снежинок любой секс – травмирующий опыт насилия. Согласие значит лишь, что они сами выбрали его пережить, и потому, так уж и быть, не станут сообщать в полицию. До поры до времени.
Тут есть ирония. Чтобы превратить землю в единое безопасное пространство, придётся полностью подавить в людях волю к действию. А для этого необходим аппарат тоталитарного, всеобъемлющего, непобедимого насилия, превосходящий по своей антиутопичности все фантазии писателей прошлого века.
Человек в таком обществе, как жители Коканда в «Повести о Ходже Насреддине», будет обитать «словно бы посреди сплетения тысячи нитей с подвешенными к ним колокольчиками: как ни остерегайся, все равно заденешь какую-нибудь ниточку и раздастся тихий зловещий звон, чреватый многими бедами». Но законы государства по крайней мере где-то записаны, и их можно знать заранее. А знать, где и когда твой поступок причинит вред чьему-то хрупкому эго, невозможно по определению.
Нежные и ранимые снежинки давят друг друга силой своей беспомощности. Тот, кто более убедительно травмирован, навлекает на противника всю мощь карательной машины. Помните, как смеялись, глядя на видео с футболистами, падающими в корчах от малейшего прикосновения? Это совсем не так смешно, когда «обидчиком» оказываетесь вы, и грозит вам вовсе не красная карточка.
Пока ещё не за все «преступления насилия» снежинки могут сажать в тюрьмы. Но в их распоряжении уже есть «отмена» – изгнание из социума, полный и абсолютный остракизм. «Отменённый» теряет работу и не может найти новую. С ним перестают общаться. Он даже не может убедить остальных в своей невиновности, потому что любые заверения заранее получили ярлык virtue-signalling – лицемерного ханжества.
И не стоит надеяться, что можно избежать этого, заранее приняв все требования и покаявшись. Чувствительность к греху не имеет предела. Если ты перестаёшь травмировать снежинку, критикуя её – теперь её травмирует то, что ты её не поддерживаешь. Если начнёшь поддерживать – её начнёт травмировать то, что ты делаешь это недостаточно усердно. Поддержишь усерднее – теперь ты делаешь это недостаточно искренне. Ты виновен самим своим существованием.
Мы уже видим, как это происходит. И радуемся, что пока это происходит не у нас.
|
</> |