Ребенок внутри

olga_srb — 07.11.2022 Бывает и так: не ждешь от события ничего особенного, заранее относишься к нему как к незначительному, мимолетному факту, а потом оно внезапно производит такое мощное впечатление, что в течение нескольких дней сердце переполняется эмоциональным послевкусием.

Рассказывать о моем недавнем посещении консерватории не планировалось.

Во-первых, я не стремлюсь к тому, чтобы описывать всё происходящее.

Возможно, мой блог и производит впечатление детализированного репортажа жизни, но он таковым не является.

За кадром остается намного больше, чем в него попадает, и к филармониям это тоже относится. Я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я человек высокой культуры быта (как образцовый дом).

Во-вторых, я не воспринимала тот концерт как заслуживающий особого внимания.

Более того: за несколько часов до его начала на сайте консерватории было выкуплено менее десяти процентов билетов, что указывало на низкий зрительский интерес.

И, тем не менее, я на него пошла, о чем не просто не сожалею, но чему безмерно рада. И по прошествии недели я хочу поделиться увиденным, поскольку считаю его важным – не с музыкальной, а с психологической точки зрения.


Это было в прошлый понедельник.

В консерватории весь день проходили творческие состязания трубачей и кларнетистов в рамках Международного конкурса исполнителей на духовых и ударных инструментах. Этот конкурс проходит в Москве ежегодно, и каждый год посвящен определенным инструментам. В прошлом году повезло гобою и валторне, в этом – кларнету и трубе, на следующий год удача улыбнется флейте и тубе.

Мой интерес к церемонии награждения лауреатов и гала-концерту был очень поверхностным. Об игре на трубе я знаю минимум, о кларнете – еще меньше, но мне нравятся духовые инструменты и Большой зал консерватории.

Таким пустым я его не видела ни разу.



Благодаря практически полному отсутствию зрителей я наконец сумела рассмотреть интерьеры «в чистом виде».



Из-за малочисленности публики администраторы приняли решение не открывать амфитеатр и разместить всех зрителей в партере.

На рассадку ушло не более двух минут.



Атмосфера была нетипичной для публичных концертов.

Вместо возбужденного шуршания вечерних платьев и потока звуков, неизменно сопровождающих массовые мероприятия, в зале царила оглушительная тишина. Каждый шорох и каждый чих моментально разносился по помещению. Казалось, мы тайком проникли в зал, и поэтому должны скрывать свое присутствие.

Удивительное ощущение!

По репликам окружающих, которые благодаря пустоте были отлично слышны, я поняла, что все присутствующие были связаны либо с кларнетом, либо с трубой, а я опять оказалась в положении чужого среди своих.

Этот статус вызывает у меня двоякие чувства: с одной стороны, я ощущаю легкую неловкость и опасаюсь не вписаться в местные стандарты, с другой – мне очень любопытно заглянуть в чужую сферу.

Пишу это для того, чтобы в следующем году вы не сомневались, идти ли на духовой конкурс. Идти!

И еще один важный момент, ради которого я советую вам посещать подобные мероприятия: находясь среди музыкантов, литераторов или ученых, вы убедитесь, какое огромное количество людей живет нормальной жизнью - жизнью, центром которой является созидание и вдохновение.

Жизнью, в основе которой лежат вечные ценности. Возможно, это звучит пафосно, но вечные ценности есть, и они вполне ощутимы. Они просты и понятны, и главной их характеристикой является независимость от момента.

С небольшой задержкой свет погас и началась торжественная церемония.

Отсутствие публики перестало ощущаться, поскольку на сцене и в зрительских рядах были единомышленники, а единомыслие – великая сила, способная восполнить любые пробелы.



На сцену вышел ректор консерватории.

Обратившись с коротким приветственным словом к сидящим в зале, он представил человека, по инициативе которого тринадцать лет назад состоялся первый конкурс.

На сцену вывели старичка.

Он едва переставлял ноги, опираясь на свою пожилую спутницу, и выглядел абсолютно беспомощным. Его движения были неловкими и неуверенными, и то, что сопровождавшая его женщина и ректор физически указывали ему, куда идти и где остановиться, наталкивало на мысль, что представленный тяжело болен, и его вывели скорее для проформы, чем для полноценного общения.

Всем, кроме меня, он был хорошо знаком, поэтому ректор поприветствовал его как Валерия Сергеевича, то есть по имени и отчеству, не называя фамилию.

Вот этот момент:



Сказав пару теплых слов, ректор передал ему слово. Сопровождающая женщина поднесла микрофон к лицу Валерия Сергеевича, и совершенно неожиданно я услышала прекрасную, четкую речь.

Валерий Сергеевич говорил ясно, связно и исключительно увлекательно. Он не грешил многословием, логично переходил от суждения к суждению, демонстрировал богатый лексический запас, легко пользовался сложными грамматическими конструкциями, тонко шутил и вообще был великолепен. Прозвучавшая речь так контрастировала с физической немощью оратора, что не восхититься ей было невозможно.

Мне очень хотелось узнать, кто он, но опрашивать немногочисленных соседей я не решилась.

И тут ректор вручил Валерию Сергеевичу почетную грамоту, зачитав текст с его фамилией – Попов.

Теперь-то я знаю, что Валерий Сергеевич Попов – выдающийся фаготист, профессор консерватории, который в свои 85 лет продолжает готовить молодых музыкантов. То, что он отлично справляется с педагогической деятельностью, не вызывает никаких сомнений: такую ясность ума нечасто встретишь и в более молодом возрасте.

На сцену пригласили два жюри (отдельно по кларнету, отдельно по трубе), после чего началось вручение премий.

Молодые люди, радостно выбегавшие на сцену за дипломами, произвели на меня неизгладимое впечатление своими одухотворенными лицами, искренними улыбками и исключительно интеллигентным поведением, которое проявлялось в каждой детали.

Не знаю, кто там говорит, что у нас плохая молодежь. Он просто не был в консерватории и не видел нашу молодежь.

Скромно сидевший рядом со мной парень тоже оказался лауреатом, и вообще половину аудитории составляли лауреаты и их близкие.



После того, как все победители получили дипломы (на это потребовалось не более четверти часа), слово вновь передали Валерию Сергеевичу Попову, чему я была несказанно рада.

Он коротко рассказал историю своей музыкальной династии, подробно остановившись на одном эпизоде из жизни отца (отец был трубачом, играл в разных оркестрах, прожил 97 лет).

Событие, о котором поведал Валерий Сергеевич, произошло в 1930-е годы, и с тех пор в семье бережно хранилась реликвия – труба, подаренная отцу при очень необычных обстоятельствах.

С интересом слушая красноречивое повествование, я видела на сцене профессора, увлеченного своим делом и трепетно относящегося к истории музыкального искусства.

Я могла легко представить его за кафедрой или за экзаменационным столом – так зрело и по-взрослому он говорил.

И вдруг всё изменилось!

Валерий Сергеевич завершил рассказ об отце, выдержал паузу и произнес: «На семейном совете мы приняли решение подарить папину трубу участнику конкурса, который покорил нас своей музыкальностью и трудолюбием».

Хотелось бы написать «зал замер», но мы и до этого сидели завороженные.

Профессор назвал имя счастливчика и на сцену вынесли чемоданчик с трубой.

Из середины зала энергично выскочил молодой паренек, который, судя по выражению лица, не верил в свою избранность.

Валерия Сергеевича развернули в его сторону.

Все присутствующие были растроганы ситуацией, но старались сдержать эмоции.

«Нам бы очень хотелось…» - продолжил говорить Валерий Сергеевич, однако его голос предательски задрожал…

«Нам бы очень хотелось, чтобы папина труба…» - сделал он вторую попытку, но голос не подчинялся, а в глазах блеснула слеза…

«…чтобы папина труба не молчала…», - произнес он сдавленным голосом и заплакал…

Женщина засуетилась в поисках платка, Валерий Сергеевич пытался отвернуться от зала, но не понимал (не видел!), в какую сторону надо поворачиваться.

На сцене больше не было 85-летнего профессора консерватории - на ней стоял ребенок, ранимый и беззащитный.

Ребенок, который любит папу и очень скучает по нему.

Преданный сын, который мечтает воскресить отца хотя бы в звучании его трубы.

Мальчик, который оказался в сложной ситуации и пытается взять себя в руки.

И совершенно не важно, сколько ему лет и каким жизненным опытом он располагает – у ребенка этого опыта нет.

Мы, зрители, даже не пытались заполнить паузу аплодисментами. Любой звук в этой ситуации был бы кощунственным.

Мы ждали.

Счастливый преемник стоял ошарашенный.

Мое сердце сжалось от сочувствия.

Валерий Сергеевич пытался совладать с чувствами, но не мог…

Я физически ощущала, как ему не хочется расставаться с папиной трубой и в то же время, как хочется вдохнуть в нее следующую жизнь.

Потерять и обрести одновременно – ох, как это непросто…

И все-таки Валерию Сергеевичу удалось на время утешить ребенка внутри себя.

«Максим, пусть эта труба принесет тебе удачу», - выпалил он.

Публика облегченно захлопала в ладоши, Максим с благодарным видом кивнул головой и принял чемоданчик из рук сопровождавшей профессора женщины.

«Пожалуйста, сыграй те три ноты, которые…» - единственное, что еще смог произнести Валерий Сергеевич. Его душили слезы.

К счастью, стоявшие на сцене музыканты моментально догадались, о каких нотах идет речь, но у Максима не было при себе мундштука, поэтому трубу взял один из членов жюри, у которого в кармане пиджака оказался мундштук.

Над залом троекратно взлетели позывные трубы.



Валерий Сергеевич стоял, опустив голову. Все мы думали о том, что он слышит ее в последний раз…

А потом был гала-концерт.



Возможно, я не стала фанатом трубы и кларнета, но ощущение прикосновения к чему-то личному, светлому и драматичному одновременно, во мне остается по сей день…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив