Привыкла быть Татой

olga_srb — 09.08.2020 На днях я стала случайным свидетелем разговора двух дам (мы оказались в одном лифте и несколько секунд ехали втроем). Одна из попутчиц с возмущением рассказывала своей приятельнице о третьей даме.
- И тут она мне заявляет: зовите меня Татой – мне так привычнее. Представляешь?!
- А как ее зовут-то?
- Татьяна. Видишь ли, она привыкла быть Татой! Какая она мне Тата?! Пусть ее так дома зовут!


На этом месте я перестала быть свидетельницей разговора, поскольку приехала на нужный этаж, и продолжение истории о том, как лифтовая дама станет обращаться к Татьяне-Тате, навсегда останется загадкой.

И тем не менее этот короткий фрагмент разговора заставил меня задуматься об именах, точнее – об их «домашних» формах, которые были чрезвычайно популярны в прошлом столетии, и, как оказалось, не исчезли до сих пор.

Речь не о ласковых прозвищах типа Зайки, а о таких формах собственных имен, которые являются довольно стандартными.

Если мы обратимся к мемуарам, освещающих события первой половины ХХ века и ранее, то встретим упоминания таких имен, как Ляля (в полной версии - Оля, Лена и др.), Тата (Наталья, Татьяна), Мура и Муся (за этими именами может скрываться практически любое женское имя), Боба (Борис), Додя (Всеволод).

Какую реакцию вызывают такие «домашние» имена, если их используют применительно к взрослым людям? Чем они являются? Проявлениями старомодной обывательской культуры? Или симптомами страха взросления? Ведь 40-летняя Ляля – это не маленькая Оля или Лена, как и Боба, который уже давно Борис Сергеевич.

Домашние имена и прозвища – очень интересное явление. Обычно они призваны подчеркнуть интимный характер отношений и душевную близость, которая существует между людьми. Вероятно, поэтому такие имена могут вписаться в контекст повседневного семейного общения, но всегда диссонируют с производственной ситуацией, исключающей интимность.

Мне кажется, что даму из лифта возмутили именно эти необоснованные притязания некой Татьяны-Таты на нежность и признание, с которыми ассоциируются дети и «детские» имена, но которые отсутствуют в тех отношениях, которые сложились или складываются у нее с лифтовой дамой.

Мою бабушку Ольгу Николаевну многие звали Лёлей. Среди своих сестер она была только Лёлей и никогда – Олей.

Но я не представляю себе ситуацию, чтобы она представилась где-то домашним именем или попросила, чтобы к ней обращались так, как она привыкла. И для соседей, и для коллег она была Ольгой, Ольгой Николаевной или Олей – в зависимости от формата отношений. Имя Лёля использовалось исключительно в общении с близкими.

Я думаю, что когда в семейном обиходе и в приятельском общении используются подобные имена, это понятно. Но за его пределами?

Помимо претензий на какое-то особое отношение, в требовании обращаться, используя домашнее имя, скрывается что-то патриархально-языческое. Если обратиться к древней истории, то мы обнаружим в ней интересный факт: на Руси новорожденным присваивали домашние имена, чтобы обмануть злых духов, убеждая их, что это «не тот» ребенок. Например, ребенка называли Ненаш или Найден, возлагая на имя-обманку определенные мистические надежды.

Конечно, у ребенка имелось и «нормальное» имя, но его знали только родители. И во всей этой традиции очень ярко отражается целый ряд психологических черт, свойственных магическому мышлению, которое допустимо для детей раннего возраста, но в социальном контексте является признаком примитивных культур.

Думаю, что и заявление «зовите меня Татой», вызвало негативную реакцию не только своей неуместностью (я не знаю, кем приходятся друг другу Татьяна, упомянутая в разговоре, и дама из лифта, но они явно знакомы недавно), но и отражением примитивизма мышления и недостатка культуры, которые скрываются за такой просьбой.

А что думаете вы?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив