Дни мая, день рождения чада

inkogniton — 03.05.2021 Дорогие анонимные комментаторы -- все те, кто никак не может сдержаться и не сказать гадость. У меня для всех вас одно пожелание: чтобы вы все видели меня одним глазом, а я вас на одной ноге.

Завтра день рождения чада, но я не смогу завтра ничего писать, а тем временем, она старательно интересуется будут ли ее поздравлять в моем жж. Я обещала передать все поздравления и даже, если получится, дать ей их самой прочитать. У чада огромная дата -- целых десять лет! Десять лет я исправно пишу о ней и ее проделках, десять лет. И это, конечно, к сожалению, значит, что и я стала старше на целых десять лет, но я, к счастью, этого совсем не чувствую. Я ей обязательно передам все поздравления, но, естественно, завтра, только завтра. А пока -- про чадо и ее страстные желания.

Мы приехали в Лондон в декабре, было холодно, была промозглая погода, была настоящая зима -- такая, которой не бывает в Израиле. Мы сняли дом заранее, симпатичный дом с небольшим, но уютным садом. Жизнь в доме сильно отличалась от жизни в квартире -- главное, в нем был сад. Через месяц жизни в доме чадо сообщила, что она точно знает как можно и сэкономить и качественно улучшить уровень жизни. Мама, -- говорила мне почти шестилетняя чадо, широко раскрывая глаза, как она всегда делает, когда ей приходит в голову очередная гениальная идея, -- нам надо завести корову! Я пила утренний кофе, я думала о работе, я была сосредоточена и, несмотря на то, что выглядело будто я сижу за столом, меня, на самом деле, там не было. Я услышала конец предложения и поперхнулась: кого нам надо завести? -- я выплыла из собственных мыслей, всё еще думая, что я ослышалась. Корову! -- радостно-настойчиво повторила чадо. Какую корову? -- я поставила кофе на стол, опасаясь, что чашка выпадет из моих рук. Обычную, обычную корову, -- взахлеб, очень торопясь, продолжала чадо, -- ты подумай, мама, будет просто прекрасно, -- она торопилась рассказать весь план, ожидая, что сразу после этого я ее расцелую и мы побежим покупать корову. Корова будет гулять в саду, -- рассказывала она быстро, -- я буду ее кормить, поить, гладить, много гладить! Каждое утро, -- она мечтательно закатывала глаза, -- мы будем ее доить, будет много молока, очень много, очень очень много, -- она широко распахивала руки, демонстрируя сколько у нас будет молока от одной коровы, -- а мы из него будем делать всё, совершенно всё: масло, сыры, йогурты; будем пить его так, будем угощать соседей, -- передо мной забрезжила тень кота Матроскина, я старательно ее отгоняла, но она никуда не уходила, -- у нас будет очень, очень, очень много молока! И тогда, -- счастливо продолжала она, считая, что нужен всего один последний аргумент и завтра у нас будет корова, -- нам не надо будет покупать ничего из этого: не надо будет покупать ни молоко, ни масло, ни сыры, ни йогурты! Я растерянно сидела за столом и умоляюще смотрела на Ыкла, молчаливо, но выразительно требуя его поддержки. Ыкл сдерживал смех и, сквозь сдерживаемый смех, кивал: а что, -- вторил он ей, -- прекрасная идея, я полностью согласен, надо, конечно надо, купить корову! Вот видишь, мама, -- торжествующе воскликнула чадо, -- папа уже согласен! Нас двое против тебя одной! Соглашайся скорее! Скорее соглашайся! И идем покупать корову!

Ыкл очень любит меня дразнить, я всегда поначалу реагирую серьезно и стремительно начинаю просчитывать жизнь на сто шагов вперед. Мне задали задачу, мне сообщили о корове, я сидела и пыталась представить корову в нашем, внезапно показавшимся крошечным, саду. Я представляла как она грустно стоит рядом с забором, как обгладывает дуб остролист, из глаз ее текут слезы (еще бы, тут и от прикосновения воешь, а она, бедная, его жует), но она стоически терпит все мучения и невзгоды и только изредка вздыхает и выплевывает особенно острые колючки. Я представляла как я выхожу в пять утра в сад: почему-то в белом лабораторном халате, с большим эмалированным ведром в руках (у нас такого сроду не было и я записывала его в статью необходимых расходов на корову), я сажусь на небольшую деревянную табуретку (такой у нас тоже нет, надо будет покупать, думала я), я подзываю корову к себе, я глажу ее шершавый бок (а он действительно шершавый? черт, думала я, я видела живую корову один или два раза в жизни, я дитя стекла и бетона, какой у этой коровы бок?!), я достаю из ее несчастного рта остатки острых как шило листьев дуба остролиста (а из коровьего рта вообще можно что-то достать? а если укусит? у нее же зубы метр на метр!), я смазываю ей язык бепантеном (там написано, что не только от ожогов, но и от всяких ранок помогает), я долго думаю стоит ли оклеить ее несчастный израненный язык лейкопластырями (не стоит, конечно, там же мокро, очень мокро, они все сразу отвалятся!), я уговариваю ее дать нам немного молока -- пару ведер, не больше. Корова долго думает и сообщает, что если я сейчас уберу весь навоз, помою ее с ног до головы (у нас же будет необыкновенно чистоплотная корова, как же иначе-то!), поглажу еще немного, почешу за рогами и ушами (а коровам вообще нравится когда их чешут за ушами? я о ней думаю как о собаке, вот дура), то тогда, только тогда, она, так и быть, встанет и будет терпеливо стоять (отчего-то мне представлялось, что она поднимет левую заднюю ногу, чтобы мне было удобнее и так и будет стоять -- с поднятой левой задней, я же буду ее хлопать по шершавому боку -- надо, всё-таки, проверить какие у коров бока! -- и говорить молодец, моя девочка, молодец, моя хорошая!), а я, тем временем, буду ее доить. Я буду сидеть на низкой деревянной табуретке, в белом лабораторном халате, зажав коленками большое эмалированное ведро, молоко будет стучать о стенки ведра (плюх-плюх-вжик), я же буду время от времени дуть на скрючившиеся в трубочку от холода пальцы, смахивать набегающие слезы и доить, доить, доить.

Моя беда в том, что у меня очень хорошее воображение. Очень. Через пять минут напряженного молчания я выдохнула: только через мой труп! Но мама, -- со слезами на глазах воскликнула чадо. Никаких мама, -- твердо отсекла я, -- или я, или корова! Скажи что-нибудь, -- умоляюще посмотрела я на сдерживающего смех Ыкла, -- ты чего сидишь как истукан?! А что я могу сказать? -- всхлипывая отвечал мне он, -- твоя любимая дочь хочет корову! Единственная, -- подчеркнул он, -- и очень любимая! Неужели, -- старательно стараясь не расхохотаться, продолжал он, -- ты не согласишься купить своей любимой, -- он выразительно посмотрел и сделал паузу, -- единственной, -- чадо гордо восседала на стуле и кивала в такт каждому слову, -- дочери! -- он замолчал, давая обдумать первую часть данной пламенной речи, -- корову! Какую-то несчастную корову, -- из глаз его текли слезы, чадо же воспринимала их как слезы сочувствия и жалости, глаза ее наполнялись вселенской скорбью, корова уплывала прямо на глазах, -- одну маленькую корову! -- он торжественно замолчал, отер слезы и добавил, -- которая, к тому же, сэкономит нам кучу, просто кучу денег, так как нам не надо будет покупать ни масло, ни сыры, ни йогурты, ни молоко! Мама, -- отчаянно воскликнула чадо в очередной раз, -- послушай папу, он всё правильно говорит! Я была готова его убить, на месте, но я сидела, не двигаясь, стараясь быть серьезной, всё представляя себе корову (очень маленькую, практически карликовую, хотя, с другой стороны, какой уже там удой от карликовой коровы?!) и только изо всех сил качала головой (как она не отвалилась не понимаю до сих пор) и повторяла одно и то же: через мой труп! или я, или корова! Ну, -- вздохнула чадо, -- если это единственный выбор, то, -- она замолчала, а я приготовилась идти и собирать чемодан, ведь очевидно же, что я по всем параметрам проигрываю корове! -- я, -- она сделала дополнительную паузу, вздохнула опять, я уже запаковывала все свои бумаги, -- выбираю, -- она говорила медленно, очень медленно, я успела запаковать половину рабочих книг, -- тебя, -- я выдохнула и немедленно распаковала всё обратно, как она добавила, -- но это очень, очень, -- она сидела и сердито смотрела в пол, -- очень несправедливый выбор!

*******

Год спустя чадо страстно возжелала самокат. Она хотела самокат, только самокат. О чем бы мы ни говорили, все беседы переходили к самокатам. Мама, -- прижимая руки к груди и широко распахивая глаза, сообщала мне чадо, -- ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь, но я тебе сейчас всё объясню! Во-первых, -- загибала она пальцы, -- у нас у всех, вообще у всех в классе есть самокаты! Ты слышишь меня, мама, -- она дергала меня за руку и подчеркивала, -- я тебе говорю, что только я, одна я такая несчастная без самоката! Но, -- аккуратно пыталась я вклиниться в ее пламенную речь, -- у тебя же есть велосипед. Год до этого чадо умоляла купить велосипед, она уверяла, что без велосипеда жизнь не то чтобы не мила, она просто закончена, ее просто нет. Как может ребенок, -- она прижимала руки к груди и широко распахивала глаза, -- жить без велосипеда, ты подумай, мама! Ну как? Ведь мне надо заниматься спортом, надо быть здоровой, что может быть лучше для всего этого, чем велосипед?! Беда заключалась в том, что у нее уже был прекрасный велосипед, о чем я крайне неосторожно (не подумав, как я могла!) напомнила. Мама, -- она посмотрела на меня так, словно у меня выросли рога, -- это же детский велосипед, совсем детский! У него толстые шины, у него цветочки на раме, он совсем детский! Я смотрела на почти шестилетнюю чадо и старалась сохранять серьезность и спокойствие. Я тебе объясняю, -- продолжала она почти взахлеб, -- мне давно нужен взрослый! У тебя, мама, -- ехидно смотрела она на меня, -- если ты не заметила, уже взрослая, совсем большая дочка!

Я, конечно, всё заметила. Мы нисколько не спорили, Ыкл поехал с ней в специальный магазин и уже пару часов спустя они вернулись с прекрасным взрослым велосипедом -- с тонкими колесами, взрослого оранжевого цвета, с взрослой лягушкой (вместо глупых, совершенно детских цветочков!) на раме. Чадо была счастлива. Почти целый год она довольствовалась велосипедом, но настал тот самый день, когда велосипеда стало недостаточно.

Ну мама, -- объясняла мне она, сдерживая слезы, -- я вообще, наверное, единственный ребенок во всей Англии или даже во всем мире! -- она выразительно смотрела, давая время осознать, -- у которого нет самоката! Единственный!

Мы ходили гулять в парк, я подгоняла ее время от времени, на что она неизменно отвечала: а вот был бы у меня самокат, мы бы за три минуты доехали бы, или даже за две! Мама, -- выбегала она ко мне из класса, -- идем я тебе что-то покажу! Она хватала меня за руку, она подводила меня к небольшой парковке, где дети оставляли свои велосипеды и самокаты. Смотри, мама, -- тыкала она пальцем, застегивая шлем и собираясь сесть на свой взрослый велосипед, -- смотри: вот все эти самокаты, все до одного, они все деток из моего класса! Все! Только я, -- расстроенно вздыхала она, -- только я, только я бедная и очень несчастная! Только у меня нет самоката! Мама, -- гладила она меня по руке, -- я же твоя любимая! единственная! дочка!

Не то чтобы я была против самоката, я услышала пожелание, записала и планировала подарить ей его в подарок на день рождения. День рождения стремительно приближался, но чадо не могла ждать, ей надо было срочно, очень срочно. К тому же она считала, что если она вдруг, хоть на секунду, прекратит говорить о самокате, то не видать ей самоката как своих ушей. Потому она старательно продолжала.

Как было сегодня в школе? -- интересовалась я по дороге домой. Хорошо было, -- подпрыгивала чадо, -- ты представляешь, мама, И. купили самокат! Настоящий самокат! Розовый! И шлем к нему! И теперь она тоже ездит в школу на самокате. А что еще было в школе? -- продолжала я разговор. Ну, -- уклончиво продолжала чадо, явно пытаясь понять как можно опять повернуть к самокату, -- много всего было. Математика была интересная, нас учили складывать и вычитать. А давай, -- радостно поворачивалась она ко мне, она, наконец, придумала, -- давай посчитаем сколько всего у нас самокатов в классе? Я терпеливо считала самокаты -- прибавляла новый самокат И., вычитала самокат Д. -- его родители, -- с ужасом сообщала мне чадо, -- подумали и сказали, что опасно ездить на самокате и теперь он опять ездит на велосипеде, представляешь? ужас какой! -- она кривила лицо, выражая отношение к его родителям и их решению. Во всех задачах все действия совершались с самокатами -- их складывали, вычитали, умножали и делили.

Приближалось четвертое мая, день ее рождения. Я ринулась с головой в изучение самокатов. Было одно главное требование -- самокат должен был быть обязательно, просто обязательно розовым! И с колесиками, -- добавляла чадо, подумав, но я понимала, что колеса и прочее исключительно второстепенно. Главное -- он должен быть розовым. Уже месяц мне снились только самокаты и ничего больше. Розовые самокаты. Их было много, они стояли шеренгой, они грозно надвигались на меня и укоряли: как тебе не стыдно, говорили они мне распахивая рули, вот как тебе не стыдно! Твоя дочь нас так хочет, а ты? А что ты?!

Я изучила о самокатах всё, что могла. Но я всё еще не решалась заказать самокат в сети -- а вдруг он на картинке один, думала я, а придет что-то несусветное? И как я узнаю что значит несусветный самокат, как?

Я плюнула на сеть и поехала в центр. Там, решила я, любезные продавцы мне всё объяснят. Я смотрела на ценники и у меня ныло под ложечкой -- это же детский самокат, думала я, всего лишь самокат, это не самолет, не танк, не даже крыло самолета! Я обошла три магазина и нашла, наконец, тот, в котором продавали лучшие в мире (судя по отзывам в интернете) самокаты. Я внимательно смотрела на коробки, сложенные одна на другую почти до самого потолка. Я искала розовый, обязательно розовый. Но там были фиолетовые, оранжевые, синие, там были какие угодно -- и только розовых не было совсем. Ни одного. Я нашла продавца, я умоляюще посмотрела: мне нужен розовый, -- выдыхала я трагично, -- только розовый. Иначе этот самокат вообще не нужен. Подождите, -- спокойно отвечал мне продавец, -- я сейчас проверю на складе.

Он удалился в туман, а я стояла рядом с коробками со всеми на свете, кроме розовых, самокатами и молилась всем богам, чтобы у них на складе нашелся один, всего один, только один розовый самокат. Чтобы чадо была счастлива. Продавец не возвращался, кажется, целую вечность. Но когда он, наконец, появился, я выдохнула -- на вытянутых руках, осторожно, словно хрустальную люстру, он нес коробку. На коробке была розовая наклейка, означающая, что самокат внутри именно розовый и никакой иной. Я была готова его расцеловать, меня не волновало сколько это стоит, меня ничего не волновало. Ура! -- счастливо думала я, -- чадо будет счастлива! Я нашла розовый самокат.

Я вернулась домой и спрятала коробку в надежное место, чтобы чадо ни в коем случае не нашла ее раньше времени.

В день рождения я пошла ее будить. Коробку с самокатом я оставила за дверью комнаты, рассчитывая на то, что скажу ей, что она получает в подарок то, что давно хотела, то самое желанное. И тогда, рисовало мне мое воображение, она выбежит из комнаты, увидит коробку с розовым! самокатом, начнет восторженно прыгать и мы на какое-то время забудем о том, что она самая самая несчастная. Я зашла в комнату, я ласково обняла, я поцеловала, я аккуратно щекотала, дула ей в ухо и всё поздравляла с днем рождения. Полупроснувшаяся чадо весело хихикала, принимала поздравления и счастливо кричала: сегодня мой день рождения, ура, сегодня мой день рождения. Я загадочно сообщила, что подарок стоит за дверью. Какой подарок, -- вскочила чадо, -- какой? Тот, -- я всё целовала и обнимала свою любимую и единственную (на тот момент) дочь, -- о котором ты давно мечтала!

-- Мама, -- всплеснула чадо руками, улыбнулась счастливо и немного отодвинулась: так, чтобы смотреть мне прямо в лицо, -- неужели ты купила мне ролики?!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив