Дитя и еда, часть третья

На прием она пригласила консультанта по трудотерапии -- это, тихо шепнула мне она, один из лучших трудотерапевтов, которых я только знаю. Они внимательно изучали дитя с ног до головы, просили ее доставать кубики, после класть их назад. Всё пытались уговорить ее взять что-то в рот, но дитя, до того практически беспрекословно выполнявшая всё, что угодно, крепко сжала губы, отодвинулась и посмотрела так гневно, что они опешили и рассмеялись. Суровая она у вас, -- смеялась трудотерапевт, -- ух, какая суровая. Однако после того, как они прекратили свои попытки уговорить ее что-либо попробовать, дитя оттаяла и одарила их своей самой очаровательной улыбкой. Той самой, перед которой до сих пор не мог устоять ни один человек. Ну, -- задумчиво начала разговор педиатр, -- с моей точки зрения, всё прекрасно: она здорова, упитана, прекрасно развита. Но вот, -- она постучала пальцами по столу, -- еда, еда... Это действительно проблема, -- она задумчиво стучала пальцами по столу, мы же терпеливо ждали вердикта. Дитяти исполнилось почти девять месяцев, но она по-прежнему ничего, кроме груди и своих пальцев, не брала в рот. Я пыталась кормить из ложечки, я пыталась кормить из бутылки, я пробовала всё на свете, но у меня ничего, совершенно ничего, не получалось. Девять месяцев, скажет кто-то, не тот возраст, чтобы паниковать, но я видела что никаких перемен не происходит и мне было страшно. Значит так, -- обернулась к нам трудотерапевт, -- я вам пришлю контакты специалиста по еде, именно по еде. Есть специальная клиника кормления, занимающаяся именно детьми со всевозможными проблемами с питанием, я вас запишу в очередь, но, -- вздохнула она, -- по моим подсчетам, ваша очередь наступит не раньше конца августа, а сейчас только январь и было бы неплохо, если бы вы начали над всем этим работать прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Мы согласно кивали; мы и сами понимали, что надо что-то делать, но что конкретно надо делать мы не понимали.
Через неделю мы назначили сеанс со специалистом по проблемам с едой. Она внимательно слушала, смотрела, попросила принести дитя, всё пыталась с ней общаться, но дитя была не в настроении. Впрочем, я ее хорошо понимала -- я не уверена, что мне бы понравилось вести длинные беседы с какой-то госпожой, непонятно откуда взявшейся, сидящей в компьютере и что-то оттуда вещающей. Госпожа всё слушала и слушала, затем начала говорить. Значит так, -- она вежливо улыбалась, но стало заметно, что она перешла в рабочий режим, -- надо пытаться ее кормить. Не силой, ни в коем случае, но очень и очень аккуратно. К примеру, сажаете ее на стул, готовите кашу -- в смысле, разбавьте одну из детских каш большим количеством молока, так, чтобы было очень жидко, а после, очень медленно, очень аккуратно, только и пока она позволяет, прикасайтесь к ее губам пальцем, предварительно окунув его в кашу. Следите за реакцией, -- объясняла нам она, -- если вдруг она начнет сердиться, немедленно прекращайте, немедленно. План у нас следующий, -- она торопилась сказать как можно больше, -- мы встречаемся на следующей неделе, до того времени вам необходимо каждый день пытаться это делать. Мы пытаемся добиться того, чтобы она высунула язык и облизала губы. Просто облизала. Поверьте, -- она мягко улыбнулась заметив мое разочарованное лицо, -- это уже будет огромным достижением. В дополнение, -- продолжала она свои инструкции, -- я пошлю запрос вашему семейному врачу, чтобы вам выделили специального консультанта, который будет приходить к вам домой и объяснять дополнительные важные моменты. Но, -- она заметила немой вопрос в моих глазах и подняла палец, показывая, что, скорее всего, ее следующее предложение на него ответит, -- не только, совсем не только. Консультант будет также при вас пытаться ее кормить и объяснит вам как и что надо делать.
Мы договорились встретиться на следующей неделе и пошли воплощать в жизнь все ее советы. Мы послушно сажали дитя на стул, ставили перед ней жидкую кашу, макали в нее палец и аккуратно проводили по губам: ну попробуй, это же вкусно, это очень, просто очень, вкусно! Дитя сидела плотно закрыв рот, иногда отшатывалась назад, но не сердилась, только смотрела недоуменно -- что еще вы тут придумали, совсем с ума сошли?! Мы, однако, не отчаивались и всё продолжали дотрагиваться до ее губ, всё надеясь, что когда-нибудь, в далеком счастливом будущем, хотя бы одна капля, даже если и совершенно случайно, попадет ей в рот. И вот тогда, мечтала я, тогда наступят счастье и благоденствие. Но пока это было только мечтами. Рот был заперт на семь засовов, даже приоткрыть которые не представлялось никакой возможности. Аппетит при этом у дитяти был отменный, посему, когда ей надоедали все наши экзерсисы и она начинала быть по-настоящему голодна, она сменяла благодушие на сердитость и уверенно, всеми доступными ей средствами, объясняла, что пора игр закончилась -- теперь, господа и дамы, настало время подкрепиться. Я вздыхала, выливала кашу и шла кормить.
Консультант, которого нам прислали из местной поликлиники, оказалась миловидной девушкой лет двадцати пяти. Она пришла в конце февраля -- веселая, улыбчивая и очень дружелюбная. Она попросила предъявить дитя и села с ней рядом на полу. Дитя не возражала, сидела и внимательно разглядывала. Пока ее не пытались кормить всё всегда было прекрасно. Консультант достала воздушные палочки -- те, которые тают во рту и которые так любят все дети. Все -- но не дитя. Вы аккуратист? -- внезапно повернулась она ко мне, не меняя того тона, которым певуче говорила с дитятей. Я? -- я не была уверена что расслышала верно, при чем тут моя аккуратность, думала я, но спрашивать не стала, только кивнула. О, -- рассмеялась она звонким смехом, -- то, что я сейчас собираюсь делать, может свести с ума любого аккуратиста. Потому, -- продолжала она, -- если вы, мама, аккуратист, то, может, будет лучше если я сейчас буду всё показывать папе? Я никак не понимала что такого она собирается делать, но твердо решила, что никуда не уйду. Потому упрямо пробурчала, что на ближайшие полчаса я забываю о своей аккуратности.
Консультант начала водить палочками по ногам дитяти. Она всё водила и водила, дитя внимательно смотрела и даже смеялась. Она водила этими палочками то по ногам, то по рукам, то по шее, как вдруг внезапно провела по губам -- да так, что дитя даже сообразить не успела. Только сидела растерянная, пытаясь понять пришло ли время задраивать рот. Но консультант уже убрала палочки обратно -- куда-то к ногам и рукам. Они играли какое-то время, когда вдруг эта прекрасная девушка хлопнула ладонями и палочка превратилась в труху. Она посыпала этой трухой дитя с ног до головы, всё терла ей руки и ноги, а после быстрым движением, будто случайно, прикасалась к губам. Я внимательно наблюдала, не переставая содрогаться от мысли, что всё это придется убирать, а тут крошки везде, просто везде. Я держала себя в руках, несмотря на то, что мне нестерпимо хотелось побежать на кухню, принести веник, совок и тряпку и поскорее уничтожить весь этот бардак. Но я не бежала, а только смотрела зачарованно на рассыпавшиеся в мелкую пыль воздушные палочки. Одна воздушная палочка, превращенная в пыль, может, как оказалось, покрыть весь пол в радиусе полуметра, покрыть всю дитя с ног до головы и продолжать летать в воздухе оранжевыми осколками. Дитя смотрела на руки, покрытые этой пылью, смотрела на ноги и на пол. Она зачарованно следила за движениями консультанта и ничего не боялась -- ведь кормят только на стуле, а здесь, на полу, никакое кормление ей не грозит. Наша цель, -- мелодично пела консультант, продолжая сидеть к нам спиной, кроша очередную палочку, -- чтобы она вдруг, пусть и случайно, но слизнула немного с губ. Ей должно понравиться, обязательно должно понравиться. Но, -- она продолжала всё так же весело, но я знала, что ее следующие слова мне не понравятся, -- это всё берет время, иногда много времени. Ей почти десять месяцев, -- просипела я, -- а она всё еще ничего, совершенно ничего не берет в рот. Я понимаю, -- она говорила и всё крошила и крошила палочки, перетирала их между ладонями, а после водила ладонями то по ногам, то по рукам, то, будто случайно, по губам, -- я всё понимаю, но тут нет волшебного решения, никак нет, это долгий и тяжелый труд, -- она отряхнула ладони и повернулась, -- и для вас и для нее.
Она встала с пола и, неловко смеясь, отряхнула с себя крошки. Заметила было, что я собираюсь идти на кухню за тряпкой, мягко взяла меня за руку -- не убирайте, оставьте пока как есть, пусть она смотрит, трогает, пытается понять и почувствовать текстуру. Давайте пока поговорим, -- она взглянула на часы, -- у меня есть еще несколько минут. Вы понимаете, -- начала она мягко, смотря на нас обоих, -- у вашей чудесной девочки повышенная чувствительность в области рта. А это значит, -- продолжала она после небольшой паузы, -- что все вкусы, текстуры, ощущения, всё это у нее намного острее, чем у обычных людей. Таких людей, -- поспешно добавила она, -- очень много, просто когда мы их встречаем во взрослом возрасте, то либо не замечаем этого, либо ощущения с возрастом становятся мягче. Вы никогда не задумывались, -- она смотрела немного хитро, -- какой это труд есть? Еда, несомненно, одно из самых больших удовольствий в жизни, но есть -- это самый настоящий труд. Задумайтесь, -- она начала двигать челюстью, словно жуя, -- какое количество движений нам надо совершить, чтобы съесть кусочек чего бы то ни было, сколькими вкусами наполняется полость рта. Ведь это же настоящее волшебство, самое что ни на есть, -- она мечтательно цокнула языком, словно вспоминая о каком-то лакомстве. Нельзя заставлять человека есть, ни в коем случае нельзя, -- наставительно продолжала она, мы не сдержались и наперебой добавили, -- конечно, нельзя, ведь тогда еда на всю жизнь превратится в муку, вместо радости. Я говорила и всё вспоминала детскую площадку, на которой когда-то давно гуляла с чадом. Туда приходили бабушки с внуками и многие, качая внуков на качелях, держали в руках плошки с едой, всё уговаривая ребенка открыть рот: одну ложку, -- уговаривали они ласково, -- всего одну! и тогда я тебя еще покачаю. Я вспоминала об этом со страхом, всё повторяя и повторяя самой себе -- так нельзя, так категорически нельзя.
Давайте подытожим, -- консультант заговорила и я очнулась, -- в следующий раз мы встретимся через две недели. На эти две недели вам задание: везде, где только можно, должна лежать красивая и привлекательная еда, везде. Что это значит? -- оторопела я, испугавшись самой мысли, что теперь по всему дому будет лежать еда. То и значит, -- рассмеялась она, кажется прочитав мои мысли, -- на ковре, на полу, рядом с игрушками. Красивая еда, такая, которая привлекает и которую она может съесть. И не надо класть целое яблоко, -- снова рассмеялась она, -- ваша девочка не будет его грызть, по крайней мере, не сейчас, но вот, к примеру, воздушные палочки или кусочек мягкого хлеба, или кусочек вареной картошки. Я содрогалась только от мысли и заранее представляла чего мне будет стоить пройти мимо -- не поднять, не протереть пол, не выбросить. И тогда, -- спокойно продолжала консультант, не замечая моего ужаса, -- у нее будет возможность, если ей захочется, вдруг попробовать. Запомните, -- подняла она указательный палец к потолку, -- везде должна лежать красивая, привлекательная, хорошо пахнущая еда. До следующей встречи, -- попрощалась она и захлопнула за собой дверь.
|
</> |