Неспешно и рассудительно
irina_sbor — 02.05.2020Жизнь после 40 только начинается.
После 50-ти расцветает махровым алым цветом.
После 60-ти умиротворяет.
После 70-ти успокаивает.
Ну а после 80-ти приобретает совершенно иррациональный вид, недоступный для большинства населения, поэтому на этот возраст я планов не строю.
Я пытаюсь жить здесь и сейчас, получая из этого «сейчас» максимум полезного удовольствия.
Например, я ничего не читаю, не слушаю и не смотрю про вирус. Зачем мне про него что-то знать, если я не врач, я ничего не пойму, а забивать голову чужими домыслами не собираюсь.
Из факта вынужденной изоляции я сделала несколько полезных выводов, позволяющих мне с пользой и удовольствием сидеть дома. А так же лежать дома, ходить дома, думать дома.
Во-первых, подумала я, какая удивительно насыщенная и основательная стала у меня жизнь!
Вот раньше только и делала, что носилась как нервная муха. Туда-сюда, туда-сюда.
Утром, едва глаз продеру, несусь на работу. На работе, едва поработаю, несусь домой. Через магазины, аптеки и овощные развалы. Там схватила, тут затолкала, ужаснулась, ахнула, побежала. Дома быстро-быстро чего-то пожевала, даже не соображая чего, потому что есть очень хочется, потом опять по квартире пометалась, грязь и мусор по углам растолкала, махнула рукой, ай, да потом всё уберу и в койку.
Где радость?
Где удовольствие жизни?
Где осознанная сосредоточенность на уникальных мгновениях бытия?
Где я вас спрашиваю?
Нет ничего. Сплошной забег на длинную и бестолковую дистанцию!
Зато сейчас… Сейчас.. Всё медленно, плавно, неторопливо..
Со вкусом!
Со вкусом просыпаюсь ранним утром, встаю, потягиваюсь и неспешно выпиваю чашку горячего кофе. Под шум дождя за окном. Или под солнечную bossa nova.
Под холодный воздух, дующий в форточку.
Под вскрикивания весенних птиц, которым всё пофиг.
Пью кофе и размышляю. О том, что птицам всё пофиг, а людям пофиг, но не всё.
Выпив кофею, начинаю разгребать углы в квартире, шкафы и полки, заваленные богатствами. Сколько лет я смотрела на эти залежи утомленным взором, поднимала, было, руку, а потом махала рукой и думала, да ну, нафиг, до лучших времен! И вот они наступили, лучшие времена!
Я неспешно разбираю накопленный годами скарб, выбрасываю лишнее, чувствуя, как вместе со старым барахлом на помойку уходят душевная грязь, накопления раздражений и злости! Всё на помойку!
А на свободное место, которое я тщательно протру от пыли, я поставлю обувную коробку. Вчера я неспешно и со вкусом обклеила её красивой подарочной бумагой. В безумно яркий цветочек! В обновленную красивую коробку аккуратно положу только нужные вещи! Нужные! Ничего лишнего! И отойду в сторону и полюбуюсь, и вздохну с чувством глубокого удовлетворения. Как у меня все чисто и красиво стало, как всё удачно разместилось на своих местах и ничего лишнего.
И удивлюсь, как столько лет я в этом хламовнике жила? Как? И ведь удачно всё прятала от посторонних глаз!
Все думали, что я хозяйка хорошая, хвалили меня и не знали, сколько по углам да шкафам хлама и грязи, накопилось!
Так неспешно и вразумительно отчистив один угол, я пойду на кухню. К большому брату. К холодильнику. А в холодильнике еда всякая. Мышь, привыкшая за столько лет к пустому, гулкому холоду, очнулась, реанимировалась и забилась от ужаса на край полки. Сидит, щёки раздувает, жадничает. Считает, сколько раз я в холодильник загляну. И смотрит на меня пронзительно… с презрением смотрит.
Обжорой меня считает, хвостатое недоразумение…
Да, я обжора!
Но обжора неспешная, несуетливая!
Я степенно приготовлю обед, и накрою стол нарядной скатертью, и поставлю красивые тарелки японского сервиза, подаренного тётушке аж 43 года назад! На её 50-летие!
Изящный графин с водочкой, настоянной на кедровых орешках, станет центром нашего стола, вокруг которого замрут тарелки, вилки, ножи. Да, мы с тётушкой позволяем себе иногда выпить по сто грамм!
Раньше, когда была жива мама, я наливала им по рюмочке и уходила с книгой на диван. А они сидели часами, вспоминая и молодость, и детство и вообще всё.
Теперь мамы нет, и я слушаю тётушкины воспоминания, много раз слышанные, но все равно уютные и милые.
Но, когда тетушкина мысль, вспомнив счастливое былое и заклеймив позором позорное настоящее, плавно переходит на кладбищенскую тему, я деликатно сворачиваю наш обед и отправляю тётушку на диван. Там на подушке скучают синие наушники. Скучают в ожидании очередного аудиопутешествия с Львом Николаевичем Толстым в его бессмертные рассказы. А сама…
Сама задумчиво смотрю на улицу и слушаю, как гремят в подъезде лица узбекской национальности.
Да! После трехмесячного забытья, с наступлением самоизоляции в подъездах нашего дома началась активная ремонтная деятельность. Каждый день в течение месяца мы терпим всяческие неудобства в виде уляпанных побелкой-замазкой лестниц. Сижу и неспешно думаю. Почему так долго? Почему так грязно? Доколе? Хотя уже и стены нежно зеленой краской покрасили…
Ремонт делает большая бригада молодых парней узбеков. Я думаю, что им повезло, они заработают деньги. Может быть, поэтому и ремонт так долго длится? Чтобы больше заработать? Да и пусть работают. Им ещё тяжелей, чем нам.
Подумав на эту тему, я беру в руки томик Пелевина и начинаю неспешно, со вкусом погружаться в «Искусство лёгких касаний». Книга поглощает меня целиком, о ней хочется думать, о ней хочется говорить, но говорить не с кем. Матильда меня не понимает. Я пробовала ей объяснить удивительное предвидение писателя, остроумно и аппетитно описавшего Химеры, этакие смысловые конструкции, с помощью которых происходит манипуляция общественным мнением.
А вирус, повергший цивилизацию в ужас и коллапс, тоже химерный…
- Не правда ли, Матильда, это интересное совпадение? Над этим стоит подумать, не правда ли? - спросила я Матильду.
- Правда! - Матильда почесала левой лапой правое ухо и перевернулась на другой бок. И продолжала дрыхнуть.
Пророчество Пелевина осталось без обсуждения.
Я неспешно продолжала думать. За стенкой заорали соседи.
До самоизоляции их было неслышно. Они работали, приходили домой поздно, и сразу молчком валились спать.
В первый же карантинный день они устроили дома пирушку, наклюкались до песен и всю ночь распевали их утробными мужскими голосами.
С тех пор посиделки у них не прекращаются. В суровый мужской хор вписался одинокий женский голосок.
Обычно пир духа и тела у них проходит по ночам, по утрам случается похмелье, прерываемое воплями.
- Вера, Вера, иди сюда! – с надрывом призывает хозяин квартиры, очнувшись от сна.
- Пошел в жопу! – оптимистично отвечает ему Вера.
И чувствуется в этом диалоге глубокая сермяжная правда…
Я стараюсь наслаждаться каждым моментом своей жизни, цветущей алым цветом.
Несмотря на изоляцию, дебилизацию и капризную веру.
|
</> |