Чужое прошлое: да или нет

Мне хотелось перечитать дневники одной, ныне покойной, родственницы мужа, в которых она тщательно фиксировала все текущие события. Я как-то рассказывала (ПОСТ 24/01/22) про засушенные анютины глазки, пролежавшие между страницами ее тетради 115 лет, так вот речь идет о том же авторе. В ее записях я надеялась отыскать ответ на вопрос, который меня волновал.
Основная часть дневников Милы (так домочадцы звали автора) хранится в сундуке. Сундук – в гостиной, гостиная – в дачном домике, дачный домик – в садовом товариществе, садовое товарищество – в Храпуново: прямо как в сказке про Кащея Бессмертного.
Приехав на дачу, первым делом я собрала черную смородину. Весь урожай ягод легко поместился на крохотном блюдечке с голубой каемочкой.
Заварив кофе, я устроилась за круглым столом на террасе.

Делая глоток за глотком, я погружалась в пучину бурной жизни, запротоколированной аккуратным бисерным почерком.

Я помню Милу только в последнее десятилетие ее земного существования, то есть в том возрасте, когда ей было от «около девяносто» до «около ста» лет, но, благодаря глубокому погружению в ее долгую жизнь, могу представить ее личность не только во всех гранях, но и в динамике. Во всяком случае, могу попытаться представить.
В этой стопке – дневниковые записи, охватывающие период с 1935-го по 1985-ый годы, и теперь мы заем, как выглядят пятьдесят лет человеческой жизни.

Самая старая запись – карточка со стихотворением, которое 16 сентября 1921 года Миле посвятил поклонник. Карточка не относится к дневниковым записям, но лежит в одной из тетрадей (той, которая «под карандаш»).
Осень… Феодосия…
«Я соткал Вам из созвучий, пропитанных негой страстных слов…»
Когда я читаю строки, полные волнения и страсти, и понимаю, что носители этих чувств давно превратились в тлен, мне становится грустно…
Сколько любви и ненависти зарыто в почву...
Сколько трепетных желаний и горьких разочарований превратилось в дымок…
С другой стороны, ничто не исчезает бесследно. И, может быть, где-то продолжают существовать неуловимые следствия тех чувственных волнений?

Мила всегда была исключительно педантичным и упорядоченным человеком, стремящимся к скрупулезному анализу деталей и беспощадной рефлексии.
Я бесконечно благодарна ей за то, что на склоне лет она не только пронумеровала свои ежедневные заметки и разложила их по годам, но и частично перепечатала на пишущей машинке.
В субботу я сначала разложила Милину жизнь на десятилетия, а затем стала искать то, ради чего взялась за дневники.
Конечно, изучать печатные тексты проще рукописных. Я не знаю, с какой целью Мила занималась перепечатыванием. Для кого, не имея потомков, она сохраняла свое прошлое? Возможно, для себя?
Ну не для меня же, это точно. Ей и в голову не могло прийти, что совершенно посторонний человек будет так трепетно относиться к ее дневникам и перепечатанным ею записям, сделанным ее мамой.

Многие скажут, что этим пожелтевшим страницам давно пора на свалку или к камин, но я не могу так жестоко поступить с ними. Мне они дороги. Дороги осознанием того, как много в них живых страстей, интеллектуальных поисков, сомнений и жизненных планов. Даже там, где скупо зафиксированы покупки, поездки, театральные премьеры и прочитанные книги, я чувствую Жизнь.
Я и вам их показываю для того, чтобы напомнить о ценности каждого мгновения, и его неповторимости и красоте.
Чем бы ни наполнялся день, он важен, уникален и прекрасен, как важен, уникален и прекрасен сам факт нашего присутствия в настоящем.
Пока мы живы, все, что составляет нашу жизнь, имеет смысл и ценность.
Вот, например, 3 октября 1972 года.
«Скандал у Фраткиных между мужем и женой. Муж ее просил меня вмешаться. В результате я не разговариваю с его женой».
Если вспомнить обстоятельства жизни Милы, то эти три предложения обретают значение, превышающее уровень бытовой склоки.
Мила всю свою жизнь прожила в коммунальной квартире на Большой Пироговской, и скандал у жильцов, с которыми кухня, коридор, ванная и туалетная комнаты у нее были общими – это событие, имеющее к ее бытию самое непосредственное отношение. Это не перебранка в соседней квартире – это скандал в твоем собственном доме.
Кроме Фраткиных, в квартире проживали и другие жильцы, но вмешаться Фраткин почему-то попросил Милу. Логично, что поддержка, оказанная одному из участников конфликта, вызвала конфронтацию со второй стороной.
…Завтра продолжу, а то пост получается почти таким же длинным, как Милина жизнь…
А сегодня выскажите, пожалуйста, свое мнение: что бы вы сделали с подобным наследием? Я понимаю, что за ответом на этот вопрос стоит отношение не к бумаге, а к человеку – его чувствам, его мыслям, его поступкам, поэтому и спрашиваю вас.
|
</> |