Заставила выпить

olga_srb — 02.07.2020 Несмотря на путаницу со стилями, о которой я недавно писала, вчера, 1 июля, мы снова отпраздновали день рождения моей бабушки. Тихо, вдвоем с мужем. Видимо, правильнее написать «годовщину со дня рождения», ведь так принято называть радостное событие, когда речь идет о людях, у которых определены обе границы жизни?


Моя бабушка, Садовничья Ольга Николаевна, родилась в 1914 году. Фамилия Садовничья – по мужу.



Выдавая новый паспорт, ее записали неправильно: у всех родственниц с такой же фамилией после буквы «ч» стоит «а», а не мягкий знак. Исправлять оплошность в 1936 году не стали, и всю жизнь бабушка ходила с орфографической ошибкой. Конечно, паспортистку оправдывает необычное звучание, которое существенно отличается, например, от фамилии, которую бабушка носила до замужества - Иванова. Какой была настоящая фамилия финнов, оказавшихся на территории советской Карелии, теперь вспомнить и рассказать некому, но для того, чтобы слиться с социально-политическим ландшафтом, многие были вынуждены становиться Ивановыми.

В средней школе бабушка училась на финском языке, в ее характере всегда было много черт, считающихся характерными для финнов, но и русский язык, и русская культура были ее родными.

Моя Ольга Николаевна – образцовый человек советской эпохи. Вместе со страной она прошла через все испытания, тяготы и радости, искренне следуя правилу «сначала думай о родине, потом – о себе». Правда, до того, чтобы думать о себе, зачастую дело не доходило, но зато у родины есть все основания быть довольной.

Вся сознательная жизнь моей бабушки – жизнь при советском строе, и даже перестройку она фактически не застала. Ее система ценностей отражает идеалы той эпохи - не те, которые сейчас дают основание пренебрежительно отзываться о прошлом, а настоящие человеческие приоритеты, могущие оставаться образцом.

Если взглянуть на эти приоритеты, то можно неожиданно сделать удивительное открытие: социалистическая дидактика базировалась на аристократических добродетелях. Быть честным, бескорыстным и благородным, стремиться к совершенствованию, не предавать коллектив и дружбу, всегда держать свое слово – эти добродетели определяли образ жизни моей бабушки и ее окружения.

Как и любой мир, советский мир был двухполярным, и рядом с честными тружениками жили стяжатели, лентяи и предатели, но их присутствие не умаляет достоинств, которыми обладали порядочные люди.

Когда стране понадобились бухгалтеры, бабушку направили в Ленинград – на межкраевые курсы счетоводов. И в физкультурных парадах она стояла в первом ряду. И в самодеятельности участвовала.



Все, к чему призывала родина, воспринималось как руководство к действию.



Бабушка очень любила конькобежный спорт и неоднократно становилась чемпионкой Карелии в этом виде спорта.

Благодаря своему увлечению, на I-ой Всесоюзной спартакиаде она познакомилась с будущим мужем.



Всю свою жизнь – более пятидесяти лет – бабушка проработала в одной организации. Первый инсульт с ней случился на рабочем месте, и первым ее желанием после стабилизации состояния было желание вернуться на работу. В советские годы считалось правильным долгие годы работать на одном предприятии. Тех, кто часто менял места работы, называли «летунами», и такое поведение осуждалось, как и откровенный карьеризм.

Бабушка никогда не сидела без дела. Безделье считалось пороком, которого следует тщательно избегать, поэтому после работы она вязала.

Когда мода на вязаные кофты, юбки и платья прошла, она увлеклась вязанием салфеток. Легкие, ажурные салфетки украшали ее интерьер и щедро раздаривались всем знакомым. У нас до сих пор сохранилось несколько десятков этих замечательных вещиц.



По мере ухудшения зрения борьба с бездельем велась посредством раскладывания пасьянса. Пасьянс – отличный отдых, который маскируется под интеллектуальный труд.

Еще одной ее любовью были Сочи. На протяжении многих лет она раз в год ездила туда на санаторное лечение в компании со своей приятельницей.



Для советского человека, который никогда не выезжал заграницу и знал о жизни других стран только из «Международной панорамы», санаторий «Сочи» был пределом мечтаний и олицетворением комфорта.

После первого инсульта бабушка не сумела вернуться к доболезненному состоянию, но, несмотря на утрату трудоспособности, полностью себя обслуживала. Как и у всех людей, болезнь обнажила истинные личностные свойства, которые обычно проявляются только при ослаблении жесткого контроля сознания. Бабушка болела около года, и все это время мы видели мягкого, непритязательного, доброжелательного человека, который не создавал никому абсолютно никаких проблем.

Днем 2 августа 1986 года ничто не предвещало беды. Мы с бабушкой были в Москве (я закончила первый курс), а мама находилась в короткой поездке. В эпоху, когда людям были доступны только междугородние переговоры, она звонила каждый вечер, чтобы убедиться, что у нас все хорошо. И в тот вечер мы тоже поговорили, как обычно: все было хорошо.

Спустя пару часов после разговора состояние бабушки резко ухудшилось. Теперь я понимаю, что это был повторный инсульт. Перепуганная неожиданным поворотом событий, я вызвала скорую помощь. Врач, который приехал к нам домой, долго общался со своей подстанцией и больницей: на другом конце возражали против госпитализации, а он настаивал, напирая на то, что рядом с пациенткой находится только 18-летняя девочка.

Кое-как после долгих уговоров ему удалось убедить кого-то в том, что госпитализация является самым верным решением, и мы отправились в путь.

В половине второго ночи, завершив все формальности в приемном отделении, я вышла на улицу Дурова - с одеялом, которым мы прикрыли бабушку при транспортировке. У меня были ключи и ни копейки денег, поскольку, когда мы спешно уезжали на скорой, о таких мелочах я не думала. К счастью, менее чем за час до дома можно было дойти пешком. Я до сих пор отчетливо помню свои ощущения: темная Москва (тогда в нашем городе не было такой щедрой иллюминации) и одеяло.

На следующий день, 3 августа (это было воскресенье), я поехала в больницу. Мама о наших ночных событиях ничего не знала, и звонить мне было некуда.

Бабушку положили в трехместную палату. Вместе с ней лежала женщина по имени Сара, а третья койка была свободна. До и после этого я встречала Сар исключительно в анекдотах, а тут столкнулась с таким персонажем в реальной жизни. Сара была крайне недовольна моим присутствием, указывала мне на часы посещения и обращалась к медперсоналу за поддержкой ее требования «очистить палату от посетителей».

Все время, что я находилась в палате, бабушка спала (вероятно, под действием препаратов). Все попытки узнать подробности о ее состоянии натыкались на упоминание о воскресном дне и совет «приходите завтра».

После обеда меня все-таки выставили за дверь, пообещав пустить в установленное время – с 4-х часов.

В четыре я уже была на месте. Бабушка по-прежнему лежала на боку и спала. Я молча сидела на краю ее кровати (к Саре пришла посетительница и стул был занят) и слушала дыхание самого близкого мне человека. Я была уверена, что она находится в надежных руках (это же медики!) и идет на поправку.

Внезапно дыхание стало прерывистым и тут же прекратилось…

Я выбежала из палаты и понеслась к сестринскому посту. Не обнаружив там никого, я стала метаться по отделению в поисках кого-нибудь в белом халате. Наконец в одной из палат я увидела медсестру и сказала: «Она не дышит!». Медсестра неторопливо повернулась ко мне и поинтересовалась, о ком идет речь. Я назвала фамилию и номер палаты.

Слова, которые я услышала в ответ, мне не удастся забыть никогда: «И что? Я за нее дышать буду? Закончу и подойду».

В 16 часов 45 минут 3 августа 1986 года моя бабушка умерла… Как и жила, по-советски – скромно, не причинив никому никаких неудобств…

Так как из палаты меня тут же выгнали, я вышла на лестницу, где, пытаясь сдержать свою боль, просидела еще некоторое время - до тех пор, пока меня не выставили и оттуда.

Я вышла на улицу, залитую ярким солнцем, и почувствовала острое одиночество. Ни прохожим, ни лету, ни городу не было никакого дела до моей потери. Эта потеря была моей тайной, потому что тогда о ней не знал никто, кроме меня.

В огромном городе не было человека, к которому я могла бы обратиться за поддержкой, и даже если бы такой человек был, я бы не смогла это сделать. Понять тяжесть моей утраты могла только мама.

…Но вернемся к 1 июля.

Каждый год в этот день я накрываю стол, похожий на наши семейные застолья до 1986 года включительно. Он включает не весь ассортимент гастрономических удовольствий, а только самые ключевые детали: колбасу, оливье и водку. Самые большие проблемы у нас, разумеется, с водкой, поскольку мы ее не пьем и держим только для хозяйственных целей.



На традиционном советском столе водка тоже присутствовала не из-за чрезмерной тяги к крепкому алкоголю, а по причине отсутствия разнообразия напитков.

Рюмки, которые я вчера поставила на стол – те самые, бабушкины. Они мне бесконечно дороги как осязаемая память о прошлом. Вчера я налила в одну из них водку и заставила мужа выпить, несмотря на его отчаянные возражения. Аргумент «за мою бабушку» проигнорировать сложно...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив