Вдарим по классике. Немного Фолкнера.
artyom_ferrier — 10.11.2019
Говорят иногда, что, хотя чтение книжек мало способствует развитию устной речи (что пониманию её, что воспроизведению), но само по себе – удовольствие. А плюс к тому — чтение расширяет вокабуляр и помогает лучше усвоить грамматические формулы. Что в иностранном языке, что в родном.
Я бы добавил ещё, что чтение — учит оперировать блоками вербальной информации, держать их в памяти, структурировать и помнить связи.
Это не настолько бесполезное умение, как может показаться. Если вовсе разучишься это делать, воспринимать тексты в их полноте, осмысливая внутренние связи, если доверишь чтение своих контрактов исключительно своему лоеру — рано или поздно может оказаться, что он уже не твой(!) лоер (как и квартира).
Но когда речь идёт о чтении иностранных литературей — тут есть некоторые подводные камни, которые, пожалуй, я покажу на примере маленькой зарисовки из фермерской жизни за авторством господина Фолкнера, известного своими простодушными, но милыми пасторальными историями.
Ладно, шучу. На самом деле, Фолкнер далеко не так прост. И конкретно его я, признаться, мало читал в те времена, когда у меня было время на чтение книжек. Сейчас — восполню пробел.
Попутно же — буду иногда комментировать и русский перевод. Это очень хороший перевод, Ивана Александровича Кашкина, одного из выдающихся гуру и мэтров отечественной школы художественного перевода. Кроме шуток, с задачей он справился блестяще. Какие же либопридирки поправкикомментарии к данному переводу — обусловлены лишь тем, что сделан он был в тридцатые годы, когда возможности получения информации лингвистического или культурологического свойства были (везде, но в СССР особенно) несопоставимо меньшие, нежели сейчас.
В действительности, читая этот перевод сразу после оригинала, я ловил себя на мысли, что в большинстве случаев — Кашкин передал мысль лучше и живее, чем тот вариант, который возникал в моей голове при чтении. И лишь в некоторых случаях казалось, что — немножко мимо. Но — по означенной причине: сверяться с актуальной разговорной реднековской лексикой — немножко затруднительно было в СССР тридцатых.
Но ладно — речь не о переводе. Его я помянул просто лишь к тому, чтобы подчеркнуть, насколько трудно воспринимать суровую литературную классику — даже самым выдающимся корифеям перевода.
Поэтому начинающих ценителей англоязычной литературы — хочется порой предостеречь: «Ребят, да не суйтесь вы в такие дебри, где заведомо яркий и неординарный литератор выделывается перед заведомо очень образованными и склонными к эстетству своими читателями-компатриотами, чтобы они сказали: «Ах, как красочно, как необычно, как свежо, но как же и метко!»
К тому же, порою приходится делать поправку и на долговременные колебания в частотности употребления слов. Что лет полтораста или даже семьдесят назад могло быть модным и расхожим словцом — в наше время и носителями может восприниматься как: «Это точно английский?» Ну или где-то — на очень дальних задворках школьной памяти догнивает, заваленное ржавыми пружинными матрасами. А потом, кстати, запросто и вновь может словечко воспарить к вершинам популярности.
Однако ж, довольно прелюдий — перейдём к рассказику. Burning Barn (буквально - «Горящий хлев»), а в художественном переводе - «Поджигатель».
Нахожу ресурс с оригинальным текстом, утыкаюсь в первом же абзаце во фразу «from the scarlet devils arid silver curve of fish this, the...”
Реакция - «Excuse me? “Arid”?”
Ну, это означает «засушливый» (к местности, к климату). Или какие-то ещё значения, о которых я не знал? Или всё-таки опечатка? Amid? Ближе к правде — но скорее всё-таки and.
Взял другой ресурс с текстом — и да, так и оказалось. И между fish и this – тире. Что добавляет ещё больше осмысленности.
Да, когда читаешь классику в электронном виде — с этим приходится считаться. Что кто-то сканировал тексты с бумаги, прогонял через файнридер — ну и тут многое зависит от многих обстоятельств. Иногда — придётся брать за правило «Не верь глазам своим, а прикинь, что бы тут на самом деле могло быть». Ну или — постарайся найти максимально адекватный текст.
Вообще же, абзац этот «завязочный» - поэтому там много вещей, которыми автор хочет впечатлить, зацепить публику.
Вот совсем, казалось бы, мелочь — указание на консервные банки, которыми забиты полки в магазине. Где сейчас имеет место мировой суд (самое просторное помещение в посёлке, надо полагать), а мальчик сидит в подсобке — и вот он оттуда видит the ranked shelves close-packed with the solid, squat, dynamic shapes of tin cans.
Ничто странным не кажется в описании банок? Вот как одновременно они могут быть solid, squat и dynamic?
Иван Александрович попробовал примирить противоречие таким образом: «он видел ряды полок, тесно уставленных солидными, приземистыми круглыми жестянками". И это хорошая работа: читается нормально, без «заусениц» скользит взгляд, благо, это и не того рода художественная деталь, на чью важность читатель должен был бы обращать внимание.
Но всё-таки — почему вот эти качества консервных банок (solid, squat, dynamic) перечислены через запятую? Почему shapes во множественном числе?
Да потому, что это разные банки разных форм. «Полки, тесно уставленные консервами солидных, кургузых, динамичных форм». Претенциозно — но так и должно быть, думается. Это первый абзац, который цепляет читателя.
К тому же, это всё-таки магазинчик в американском захолустном городке конца девятнадцатого века, а не Елисеевский гастроном в Москве тридцатых (где вынужден жить и работать переводчик).
Конечно же, в этом магазинчике будут разных(!) силуэтов консервы, и с начинкой на все вкусы, а не одна только ламинария под плакатом «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы» (Ладно, ладно, я пошутил: в действительности, при Сталине в гастрономах не было консервированной ламинарии).
Ну да не будем зацикливаться на снеди.
Итак, значит, мальчик физически обоняет сыр, умозрительно чует герметичное мясо в тех консервах — но это всё лишь intermittent gusts momentary and brief between the other constant one, the smell and sense just a little of fear because mostly of despair and grief, the old fierce pull of blood.
И это очень важный момент для всей концепции рассказа, вот эта фишка с pull of blood. Я поглядел потом в Сети — видел запросы на эту тему, не видел внятных ответов.
Но как сам понимаю — перевёл бы примерно так: «пусть настойчивые, но мимолётные и преходящие дуновения на фоне того, что неизбывно он чуял и чувствовал: не столько страх даже, а куда больше — отчаяние и тоска, вот та самая, лютая тяга крови» (и «тягу крови» - в кавычки бы взял, ибо там дальше будет понятно, к чему это вообще).
Дальше, правда, читать и понимать было проще. Хотя всё равно — с классической классикой всегда нужно держать ухо востро.
Но иногда она радует.
“But what proof have you, Mr. Harris?”
Это говорит не какой-то безграмотный фермер, а судья, егонная Честь.
И вот я сколько раз отмечал что в старых книжках, что в новейших сериалах, что в живом общении, как «обладательное» have используется для построения вопроса без помощи do. Хотя по грамматическим справочникам здесь должно быть What proof do you have? И якобы только в служебной своей ипостаси, при образовании перфекта, have имеет право уйти в начало вопросительного предложения, чтобы обойтись самостоятельно (Have you got any evidence?).
Как по мне, вообще несколько маразматично требование, чтобы в каждом "регулярном» вопросе или отрицании было do, чтобы вот только через него конструировалось. Нет, как вариант — пусть будет в языке, если уж появилось и прижилось лет четыреста назад. Много инструментов — не мало. Но вообще-то, как по мне, вполне нормально говорить «Fear me not” или «Came thee in peace, sirrah?” Немножко старомодно, быть может, но — нормально. А уж с have – это просто естественно для языка, обходиться им без do во всех случаях. И как школы ни бьются — полезную привычку истребить не могут. Ну, как с «ихние» в русском, примерно (я бы давно легализовал; да и «ложить» тоже).
Однако ж, вскоре вижу не столь лёгкий для понимания пассажик.
he saw the men between himself and the table part and become a lane of grim faces
Не буду скрывать, когда первый раз прочитал — тряхнул головой: «Чего? Какая ещё "часть стола"?»
Благо, там довольно длинное предложение, эта фраза — малая его часть, поэтому я разогнался, расслабился, начав получать удовольствие от того, как всё красиво и понятно — а тут упёрся.
Но да: чтобы читать классику — нужно помнить грамматику.
Здесь же её «ядро» - He saw the men part and become.
Part – это глагол, инфинитив.
Без to здесь – потому что вот так оно употребляется, без to, при глаголах чувственного восприятия (see, hear, feel), а также при make и let.
I want them to go away, но — I saw them go away.
В советско-российском англознании это называется Complex Object, но я бы сказал, что это, скорее, «составной рваный предикат с подменой субъекта» (так академичней). И если вдуматься, в русском тоже есть такие конструкции. «Я заставил его скушать тортик», «Он позволил ей помыть посуду». Но сейчас — не будем углубляться, просто зафиксируем, что He saw them part – это абсолютно нормально и «грамматично».
Соответственно, «Он видел, как мужики расступились, составив коридор угрюмых физиономий».
Мне, кстати, нравится, как вольно эти классические ребята (и русские тоже) обращаются со словами. Вот не form a lane, не turn into a lane, не compose, а просто become a lane.
Может, даже и лучший перевод был бы - «Стали коридором хмурых лиц», как-то так. «Хочешь, стану раком? - Стань лучше пивом» (Ой, нет, меня ж и дети читать могут... из Колорадо вот есть одно чудо в перьях, упорный комментатор — сомнительной «бародоступности»).
А у Ивана Александрыча как переведено?
«мальчик увидел. что люди между ним и столом расступаются и образуется аллея угрюмых лиц",
Ну, кто бы сомневался, что тоже хорошо.
Хотя, честно, полстраницей раньше он допустил промашку фатальную.
Шучу: фатальных промашек у переводчика такого класса в принципе не бывает, он всегда сумеет «замять для ясности", если чего-то не понял, а ляпы допускает... ну, не «ляпы», а «крапки», которые небезосновательно считает слишком малосущественными, чтобы вовсе париться.
Тем не менее, вот там сосед отца этого мальчика рассказывает суду, как «ихний» свин (hog) ворвался в кукурузные поля и натворил дел.
В переводе - «боров».
Но это потому, наверное, что филологу-то необязательно понимать разницу между боровом и хряком.
А я, поскольку не только блогер-пиздобол, не только один из демиургов, правящих миром, но и владелец агрохолдинга — понимаю разницу.
Боров — это кастрат. Он не больно-то склонен к побегам на чужие кукурузные поля. Его, собственно, для того и кастрируют, чтобы он поменьше шастал, побольше жрал и дрых, набирая вес.
А тут — ну, «кабанчик» могло бы быть. Как самое универсальное для всех сомнений. Вот всё охватывает — и борова, и хряка, и дикого вепря, и специфеческого американского одичавшего рейзорбэка, и взрослых, и поросят, и подсвинков.
Да, и если кому интересно, именно боров, кастрированный свин, по-англоамерикански будет barrow. Но я не говорил, что это слово рекомендуется применять к боди-позитивному начальнику.
А hog – это именно «кабанчик», что домашний, что дикий. Генитально не потревоженный — и потому резвый. И так харлеи называют, hog, - что, впрочем, отдельная история, которой в тридцатые знать ещё никто не мог.
Следующий пассаж, приподнявший мне бровь:
could not see that the Justice’s face was kindly nor discern that his voice was troubled
Да, слишком много политической мейнстримной американской журналистики в последнее время, где типичные длина и строй фразы — Orange Man bad.
А тут, понимаешь not и nor с некоторым разрывом «промежду».
Could not see... nor discern.
«Не мог ни увидеть... ни подметить».
Дальше всё довольно гладенько шло, следующее место, где споткнулся -
and down the sagging steps and among the dogs and half-grown boys in the mild May dust, where as he passed a voice hissed
Вроде, ничего сложного в конструкции - «где, пока он проходил, некий голос прошипел» (если буквально).
Но вот, серьёзно, отвык даже от таких невинных выкрутасов в английском. И, всё-таки, при всём моём крайне либеральном отношении к пунктуации (в чём английские правила со мной солидарны) — иногда запятые были бы небесполезны, даже если и не требуются правилами. Ну, автор имеет право добавлять их, где считает нужными интонационно, чтобы лучше подчеркнуть структуру.
Следующее — лексический момент.
there was a face in a red haze, moonlike, bigger than the full moon, the owner of it half again his size
Если не знали, как сказать по-английски (по-американски) «в полтора раза» ёмко и изящно — то вот оно, half again.
Но не сказать, что это очень расхожее выражение. Наверное, как «полтораста» вместо «сто-писят» в русском обиходе. А может, даже и менее типичное.
Ну и вот, видимо, в тридцатые русско-советское англознание ориентировалось всё больше на британский инглиш, а не американский. Но скорее — подвела агентура, предоставившая из-за океана неверные сведения о значении half again.
В переводе получилось: «мальчишка ростом чуть пониже его самого".
Вот обладатель той здоровой луноподобной красной ряхи. При этом — отмечается, что Мальчик, хотя жилистый, но щупловатый, выглядит младше своих лет. А обидчик кто тогда — вовсе дошкольник? И что понтов тогда кидаться на него — да выгребать в репу(Как это сделал Мальчик)? Ну, чушь получается.
В том-то дело, что обидчик — раза в полтора здоровее(!). Заведомо сильнее. Но пацан — на него всё равно наскочил, получил по морде, упал, поднялся - и снова пошёл в бой.
Но я понимаю, как получилось, что half and again перевели как «чуть меньше» (одного; его, мальчика, роста).
Решили, видимо, что вот надо взять половинку — и опять уполовинить, да прибавить - и будет три четверти. Вероятно, так решили всё же не филологи, а гпушники, поставлявшие советским филологам лингвистический материал из Города Жёлтого Дьявола и Одноэтажной Америки. И не исключено, что на самом деле канал поставки был скомпрометирован, находился под контролем FBI, сливавшей Советам заведомо недостоверные данные.
Ну а если без шуток — то перевод, конечно, очень хорош. Что в нём есть какие-то огрехи-прорехи — так и их в принципе быть не могло в отсутствие Инета.
Более того, даже если переводчик идеально понял мысль автора — так порою там бывает заложена какая-то двусмысленность, которую в принципе невозможно «телепортировать» в другой язык в том же виде, с той же силой, но только уже по-русски, получите-распишитесь.
Поэтому, конечно, чтобы в полной мере хлебнуть авторского замысла и закусить стилем, основательно так нетленки хряпнуть — желательно воспринимать её на языке оригинала, сколь бы хороши ни были переводы.
Но тут есть проблема. Даже английский, который грамматически очень простой язык и который издавно, уже века полтора массово учили в Российской Империи и на её ошмётках, - он способен подкладывать hog'ов даже тем, кто весьма долго и вдумчиво его постигал.
Я вот, с этим рассказиком — потом забил на выписывание «сложных мест», поскольку просто вчитался, перестроил мозги на ту эпоху, когда я читал такие книжки, в школе, в первые студенческие годы — и оно как-то гладко потекло дальше.
Сейчас — самую чуточку не дочитал, решил прерваться и сделать таки заметочку, а там и дочитаю. Реально интересно, чем кончится — хотя немножко напрашивается.
Ну и должен признаться, даже вчитавшись — всё равно ловлю себя на мысли, что там и тут вдруг блеснёт какое-то не очень знакомое словцо. Так, смутно знакомое. Где-то глубоко-глубоко затаилось. И нужно время, чтобы всё-таки покрутить его так и сяк, покурить этимологию, потереть о контекст — и тогда только можешь ответить на вопрос What the fuck is this?
Впрочем, полагаю, большинство современных американских студентов гуманитарных вузов — просто в осадок выпадут, если им подсунуть Фолкнера. Да эти-то — скорее всего, и в Марке Твене только слово nigger разберут, что в последние годы и демонстрируют, свою крайне избирательную текстуальную восприимчивость.
Но — не будем о грустном.
Будем о хорошем, и читать книжки — это хорошо. Вот хотя бы — как упражнение по манипуляции хоть немножко пространными словесными конструкциями. Это помогает лучше адаптироваться к сложности жизни вообще.
При этом, однако же, нужно иметь в виду, что некоторые книжки могут оказаться крепкими орешками даже для суровых, поднаторевших словогрызов. А если вы и усвоите вокабуляр из таких книжек — это не поможет вам в общении с какими-нибудь американскими журналистами. Поскольку они-то, со своим major (профильная дисциплина) в английском, - никакой настоящей, «органической» классики в рот даже близко не брали, только лишь статьи да рефераты о ней.
P-s.: Дочитал до конца рассказик, он довольно коротенький - и, да, неожиданных поворотов не было. Но Фолкнер на них и не претендовал.
Но вещица - интересная, тем не менее. Вот безо всякого псевдопсихологического сю-сю-ля-ля, без размазывания манной каши по чистому столу, типа, от чего папаша стал таким ебанатом - просто вот такой. И пусть там критики домысливают, как пулевое ранение в пятку во время Гражданской Войны, полученное при конокрадстве, - сделало его таким закомплекованным, обиженным на весь мир ебанатом, каким он стал.
И пусть литературные критики рассусоливают, на что здесь больше аллюзия - на Ахилла с его пяткой или на Геракла с конями Ганимеда, когда Геракл тоже впадал в деструктивное буйство.
Вот это - почерк мастера, всё же, как бы ни относиться к социально-политическим воззрениям Фолкнера.
Но в тридцатые на Западе бывали и куда более левые куда большие идиоты. Фолкнер - нормальный ещё и, возможно, стоит его побольше почитать, когда к стилю немножко привык (некоторые фирменные черты уже видны). И у него там спиноффы-ведь да сиквелы да приквелы, своя вселенная, практически, вокруг нескольких семейств в Гражданку.
Можно было и сериалов намутить, вообще-то. Реплик, правда, маловато. Во всяком случае, в этой штуке, "Зарево на сараем".
Ну и когда пообвыкся со стилем - только одно встретилось место, которое захотелось сверить с переводом, посмотреть, как там выкрутились.
"whom he had seen twice before in his life, and that on a galloping horse".
Речь идёт о встрече мальчика с мировым судьёй, к которому они заявились, когда ёбнутый папаша опять посрался с лендлордом. Ну и очевидно, думаю, что если мальчик видел этого судью прежде - то это тот же самый судья, который в начале рассказа разбирал дело о поджоге. А вероятно - и раньше, поскольку у всех арендаторов этого придурка, Папаши, несчастья случались фатальные - и отовсюду гнали, везде засудить пытались.
Ну и мне интересно было, как Иван Александрович обойдётся с этот "галопирующей лошадью".
"которого он до того видел лишь дважды и оба раза в седле".
Эээ... Ну, нет, вообще-то. "С которым виделись всего пару раз, да и то "на скаку". Ну или просто - "видел всего пару раз и то мельком".
То есть, я абсолютно был уверен, что это идиома. Ну какие, к чёрту, сёдла в зале суда? Потом и проверил - да, есть такое выражение, не очень актуальное сейчас, но есть. Что, мол, хрен чего разглядишь, когда на коне галопом проносишься.
Но переводчиков советской школы - нельзя судить за некоторые неточности. У них не было Инета, а во-вторых - у них не было той школы, какую прошёл я в конце восьмидесятых, начале девяностых. Когда бидон кофе на стол, сразу две сиги в зубы - и вперёд, два листа в сутки. Авторских листа, по 24 страницы, 40 тыс. печатных знаков.
Забавно, но я немножко скучаю по тому времени. Едва ли по доходам (хотя тогда, по крайней мере, я знал, сколько именно зарабатываю за день или неделю - тогда меня это интересовало) - но было весело.
|
</> |