Сигарета, спасающая жизнь

artyom_ferrier — 29.10.2019

Раннее серое утро. Плоская крыша типовой семнадцатиэтажки.

Из двери шахтовой будки на крышу выбирается, слегка споткнувшись, мужчина среднего возраста с намечающимся пивным брюшком под светлой рубашкой, а следом за ним — щупловатый, но очевидно жилистый и энергичный парень в худи с накинутым капюшоном.

Мужчина в рубашке слегка растрёпан, будто его подняли с постели. У парня в худи - в руке пистолет с глушителем.

Мужчина (посмеиваясь немного нервно): «Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка!»

Стрелок: Хорошо держишься. Твои дети будут считать тебя героем. Обещаю.

Мужчина (резко обернувшись): Правда? Назгул, я серьёзно не знаю, когда ты глумишься, а когда...

Назгул: Я не глумлюсь. Не сейчас, Антон.

Антон: (яростно тычет пальцем, потряхивая им, будто градусником): Но ты ошибаешься, Назгул! Потом — ты поймёшь, что ошибся. Я чист.

Назгул (вздыхая): Хорошо. Давай ещё раз пройдёмся по фактам. Итак, к нам переметнулся чувачок, готовый слить все их схемы. Сдать их всех с потрохами. Чтобы заткнуть ему глотку — кое-кто не поскупится и на ядерный удар. И вот мы прячем «Аксолотля» в этом богом забытом городишке, на этой халупе. Про которую знали трое. Ты, я, и Кацман. Но Кацман — это Кацман. Он счетовод. Он волыну последний раз в руках держал — в детском садике, и то с пистончиками. А ты — бывший опер, как-никак. Картина же была такая. Аксолотль выходит из лифта — две пули в грудь, с верхней площадки, стрелок спускается, добивает в голову. Это — Кацман?

Антон (прерывая): Слушай, а может, это ты(!) грохнул Аксолотля?

Назгул (невозмутимо): «Может быть. Тогда — мне важно перевести стрелки на тебя и побыстрее решить с тобой. Как видишь, для тебя мало что меняется, если Аксолотля грохнул я. В этом случае — нас вообще(!) не будут интересовать факты. Но если они нас интересуют — вернёмся к ним?

Антон (кивая в сторону края крыши): Ну, я не тороплюсь.

Назгул: Хорошо. Значит, за день до ликвидации Аксолотля на твой счёт поступает пятьдесят тысяч долларов с корсиканской «помойки». А через два часа после убийства — ещё двести пятьдесят. Всего триста. Я бы сказал, дёшево.

Антон (подхватывает): И я бы так сказал! Там на сотни лямов цена вопроса. И сам говоришь, я бывший мент — и уволили меня не за дебильность. Я сам ушёл. И я что, не мог открыть новый счёт? Вот такой, какой вы сразу не пропасли бы?

Назгул (задумчиво): Ты понимал, что мы могли бы пропасти сам факт открытия тобой нового счёта и поступления туда аванса. В финансовых делах ты же чайник, ты не знаешь, что можно пропасти, что нельзя. И у нас ты недавно. Но честно, я понятия не имею, как ты думал распорядиться гонораром, как думал свалить раньше, чем мы тебя начнём искать. Возможно, ты думал, что мы спишем ликвидацию Аксолотля на его бывших друзей, которые могли найти его, несмотря на все наши меры.

Назгул (продолжает): Ещё же — ты думал, что непременно нужно прибрать окурки с твоей слюной. Оттуда, с верхней площадки, где стрелок поджидал Аксолотля. И это разумно — ты же бывший мент. Но всё-таки — в жестянке на подоконнике остался пепел. И его определили. «Салем» с ментолом.

Антон (немного взрываясь): Это ничего не значит, «Салем» с ментолом! Это вкус детства. Это ничего(!) не значит! У меня дети, между прочим, есть!

Назгул (посмеиваясь): Да мне плевать, если честно. Но это значит — что на данный момент в этом городишке есть только один парень, который выписывает свой «вкус детства» аж из Штатов. И пепел этого вкуса детства — в жестянке на подоконнике. Экспертиза не врёт.

Антон (понуро): Это будет очень тривиально, если я скажу, что меня подставили?

Назгул: Знаешь, Антон, попробуй взглянуть на вещи с другой стороны. Тебе уже хорошо за тридцатник, у тебя временами ломит спину, по утрам в субботу болит голова...

Антон (настороженно): Ты и сейчас не глумишься?

Назгул: Нет, я просто стараюсь тебе помочь. (Прикладывает левую руку к груди): Антон! Пойми: я бы мог, не мудрствуя, без лукавства, без плясок с бубном, просто залепить тебе пулю в затылок, прямо в продолговатый мозг, и это было бы даже приятней прививки «мантой» в школе. Но у нас не тот случай. Этот город - захлёбывается хреновой статистикой по сто пятой. А тут ещё Аксолотль. Огнестрел, заказуха. Так ещё и ты? Мужчины в погонах будут плакать. Нет, в твоём случае — должен быть безупречно красивый и убедительный суицид. Разбежался — и прыгнул. Так, чтоб тушка метрах в пяти от дома лежала, минимум».

Антон (фыркает): Вот слушать тебя — серьёзно, какое-то... извращенческое, что ли, удовольствие... Слушать про собственную смерть? Вот кто из нас больше на голову больной?

Назгул (примирительно): Да какая теперь уж разница? Но знаешь, это тоже не должно быть больно. Представь, что это — бейсджампинг. Дух захватывающий полёт, семнадцать этажей экстаза — но трос сработает вовремя и выдернет тебя наверх.

Антон: Вот только он не сработает.

Назгул (разводит руками): Ну, сюрприз. Но, опять же, я не думаю, что это больно. Помню, как-то в детстве поскользнулся на пятиметровой вышке и шлёпнулся об воду пузом, не успел сгруппироваться. Так это было стрёмно — но небольно. Удар по солнышку такой, что всякий дискомфорт гасит. Тупо — оглушает. А уж с семнадцатого этажа да об землю, даже если сразу не умрёшь — вряд ли мучиться будешь.

Антон: Утешитель 80-го левела. Ладно, хоть покурить напоследок — дашь?

Назгул: А, ну это святое. Я и сам — с удовольствием. Если угостишь.

Антон (раскрывая пачку): Салем с ментолом.

Назгул: Ничего. Это действительно ничего не значит.... один раз.

Оба фыркают.

Какое-то время курят молча. Назгул, слегка прищурившись, смотрит на Антона.

Антон: Что?

Назгул: Ты весьма чистоплотен для бывшего мусора. Когда ты стряхиваешь пепел — вытягиваешь руку, чтобы не попасть на себя. И ты очень часто отрясаешь пепел, не даёшь «нарасти». А вчера было тепло. Окно на площадке должно было быть открыто. Ты бы тряс пепел туда. А в жестянке — фрагменты пепла аж по полсигареты. Их там не должно было быть.

Антон: Забыв обидеться на «мусора» - это значит, что я больше не на крючке?

Назгул (вдруг — немного устало): Нет, не на крючке. Мне просто нужно было посмотреть, как ты куришь в минуты сильного душевного волнения.

Антон: А Кацман курит?

Назгул: Да он даже не Кацман. Просто задохлик и цифры считает классно — вот и прозвали.

Антон: Но он не курит?

Назгул: Он падает в обморок при виде крови. И не курит. И зрение минус пятнадцать.

Антон: Тогда кто — Аксолотля?

Назгул: Да никто. Жив-здоров он, земноводное. Говорю же: мне просто интересно было посмотреть, как ты куришь на пороге смерти.

Оставить комментарий

Популярные посты:

vespasianus

Как заработать с помощью Pocket Option брокер

el_tolstyh

Львиный мостик

masterok

С разгромом нацистского режима ничего не кончится

seregalab

В России предложили оснастить электросамокаты чипами для контроля движения

alexkolos

Объективные трудности присвоения статуса иноагента Пугачевой

norg_norg

Крокус-покус: Украинский след? Да ладно!

salmaksoff

Под чью дудку теперь в Чечене пляшут?

amarok_man

Риэлтор, который берет 25% от сделки...

alessandra_enko

21. Колдовской апрель.

• Ранее
• Архив