Стиляги и термидоры

anlazz — 27.10.2018 Многоуважаемый Александр Майсурян недавно выпустил интересный цикл постов (1, 2, 3, 4), посвященный вопросам моделей потребления. В котором, среди прочего, затронул и такое историческое явление, как стиляги. Последние, как известно, представляли собой молодежную субкультуру, возникшую в СССР 1950 годов – кстати, первую «настоящую» субкультуру на территории нашей страны - основу которой составляла, прежде всего, нарочитая вычурность в одежде. Разумеется, только одеждой дело не ограничивалось: стилягам обычно приписывалась любовь к определенной музыке – прежде всего, к джазу, хотя обыкновенно считается, что они слушали и рок-н-ролл, а так же – использование определенного сленга. Ну, и самое главное – традиционно стиляги рассматривались, как образец людей, полностью отрицающих всю советскую политику. То есть – как «предвестники» антисоветизма. (Предвестники – потому, что реальных активных антисоветских выходок у данной категории людей не было.)

Собственно, именно последнее качество – то есть, «отрицание Совка» - и сделало из указанной категории настоящих «героев нашего времени». Точнее сказать, не совсем «нашего», а нескольку более ранних времен – когда СССР в общественном сознании нашего общества выступал символом абсолютного зла. (То есть – в конце 1980-начале 2000 годов.) Собственно, именно на противопоставлении яркости стиляг и серости «советских жлобов» и было основано постсоветское восприятие данного явления. Например, именно в этом ключе оно подавалась в фильме 2008 «Стиляги» – который, по иронии истории, по сути и закрыл указанную тему, поскольку даже в конце 2000 годов противопоставление «яркости/серости» становилось глубоким анахронизмом. Более того, как раз это время может быть отмечено, как начало фундаментального процесса отмирания явления молодежных субкультур, как таковых. (Т.е., выделения групп, основанного именно на акцентации своих внешних различий со всем остальным миром.)

Так что обращение товарища Майсуряна к данному явлению выглядит довольно своевременным – поскольку позволяет рассмотреть его более-менее объективно. (В отличие от привычного «панегирического тона», принятого в 1990-2000 годах, и выраженного в фильме Тодаровского.) И одновременно с этим выйти и за те пределы, в которых явление стиляжничества было принято рассматривать во времена его существования – последнее, например, прекрасно видно из карикатур и фельетонов 1950-1960 годов. Напомню, что стиляги в них изображались существами, в общем-то, недалекими – имеющими все мысли, направленные на обеспечение стильного внешнего вида. И одновременно с этим – ленивыми, т.е., всячески манкирующими вопросами труда. (Собственно, понятия «стиляга», «тунеядец» и «алкоголик» в сатирических материалах того времени переплетены очень тесно.)

Однако при этом о каком-либо генезисе данного явления, разумеется, речи не было. Стиляжничество – представлялось, как зло, это было понятно. И то, что осуждать и бороться с ним надо – это тоже было понятно. Но вот о том, как бороться с данным злом, особого понимания не было. Разумеется, утверждается, что существовали некие «комсомольские патрули» - которые ловили стиляг, распарывали им узкие брючки и постригали набриолиненные «коки». Ну, и кроме того, представителей данной субкультуры, вроде бы, исключали из комсомола и выгоняли из вузов. Однако сложно сказать что-либо о распространенности, а главное – об эффективности данной борьбы. Поскольку, несмотря на все вышесказанное (а так же на огромное число карикатур и фельетонов), число стиляг до определенного времени не уменьшалось – а, скорее, наоборот. Более того, из столиц указанная субкультура проникала в менее крупные города. (Вот в селах и рабочих поселках ее не было – что показывает некие особенности.)

Так вот, Майсурян в своем цикле вскрывает основные «вопросы умолчания». Например, показывая, что основным признаком стиляг было существование обеспеченных и зачастую, обремененных высокими «постами» родителей. Т.е., это было однозначное движение «мажоров» - «элитариев» во втором поколении, детей обеспеченных по советским меркам людей. Что, по сути. прекрасно объясняет описанную слабую эффективность борьбы с ними. (В том смысле, что стиляга, даже исключенный из института, надеялся – и не безуспешно – на восстановление в нем за счет «папочки».) Нет, конечно, в определенной степени и это осознавалось – в плане мема «папина победа», о котором очень хорошо написал Майсурян – однако понимания, что именно «мажорство» лежит в основании «стиляжничества», разумеется, не было.

И, разумеется, за что надо сказать Майсуряну однозначное «спасибо» - так это за то, что он первый попытался соотнести описанный вопрос с динамикой развития Революции, как таковой. Т.е., определить стиляг не просто, как следствие лености и попугайничества, и даже не как следствие плохого воспитания «советской элитой» своих отпрысков – а как результат действия гораздо более фундаментальных процессов. Например, он поставил стиляжничество в соответствие с другим подобным явлением в революционной истории: мюскаденами или инкруаяблями . То есть – с представителями «золотой молодежи» Франции термидорианского периода. Эти самые, простите, инкруаябли представляли собой так же крайне озабоченных своим роскошным внешним видом – причем, подчеркнуто роскошным – молодых людей, противопоставлявшим себя революционным санкюлотам. (Загнанным пушками Наполеона обратно в свои трущобы.) Более того, данная «золотая молодежь» считала высшим наслаждением ходить по улицам городов и забивать специально изготовленными дубинками как ненавистных простолюдинов, так и любых людей, которым не нравилось бы подобное положение. (Кроме дубинок у них популярными были и стилеты – то есть, однозначно летальное оружие.)

В общем, описанных мюскаденов можно было назвать движением реванша элитариев после поражения в 1789 году. То же самое, как пишет Майсурян, можно сказать и про стиляг. Однако вот тут то мы и подходим к самому главному– к разбору тех самых фундаментальных вопросов, лежащих в самой основе бытия. Поскольку, как можно догадаться, между инкруаяблями и стилягами – при их большом сходстве – существовала и существенная разница. А именно – советские «представители пестрых» как раз никакое «быдло в стойло» не загоняли. Т.е., забивать рабочих дубинками и закалывать стилетами они даже не пытались – скорее наоборот, это им иногда «прилетало» от пролетариев. (Причем в большинстве случаев – справедливо.) Так что не учитывать столь значимый факт невозможно.

При этом, разумеется, стоит понимать, что стиляги не носили стилетов отнюдь не из-за «природного миролюбия». «Внутри» это была крайне жесткая субкультура, с очень высоким уровнем «буллинга» в отношении и «своих», и «чужих» - а так же, с крайне иерархической основой. То есть – это были не хиппи 1970 годов, принимавшие к себе, в общем-то, всех. Нет, стиляги в подобном плане, скорее, напоминали молодежные субкультуры 1980 годов. (Если кто помнит эпические «махачи» того времени по любому поводу, то поймет, о чем идет речь.) И если бы в то время они – каким-то образом – обрели «политическую санкцию», то, думаю, вопросов с формированием штурмовых отрядов для «мочения жлобов» особо не возникло. Однако как раз подобной санкции получено не было. И субкультура стиляг так и осталась в общественном сознании субкультурой неких «безобидных чудаков». (Точнее, в слове «чудаков» надо заменить «ч» на «м» - но даже в этом случае они останутся безобидными.)

Ну да – эти люди не стремились участвовать в общественно-полезном труде, и порой даже демонстративно манкировали данной возможность. То есть – они были движением антиобщественным и деструктивным. (Как и любое движение «мажоров» - то есть, «лучших людей».) Но, во-первых, подобное состояние для 99% представителей стиляг было исключительно временным – они банально «вырастали» из данной субкультуры, возвращались в вузы (пускай и не совсем «чистым» путем) или устраивались на работу. Ну, а во-вторых, уже к началу 1960 годов само стиляжничество в чистом виде стало неактуальным. (В это время слово «стиляга» стало, по сути, синонимом любого лодыря.) «Модные» костюмы самой нелепейшей раскраски уходили в прошлое, джаз становился вполне респектабельной музыкой – впрочем, он и был ей до начала «эпидемии стиляжничества». (Скажем, начиная с 1920 годов по стране гостролировало множество джаз-оркестров, а имена Утесова, Цфасмана, Лунстрема и т.д. были известны чуть ли не к каждому. Да что там – культовый среди стиляг фильм «Серенада Солнечной долины» в 1940 годах спокойно демонстрировался в кинотеатрах.) Ну, и что самое интересное –определенные элементы «стиляжьей культуры», вроде «свитеров с оленями», гаваек, и даже танцев вроде «буги-вуги» (разумеется, в менее провокационном виде) просто вошло в жизнь «обычных людей». В отличие от упомянутого противопоставления себя «жлобам».

То есть, утверждение Майсуряна о том, что «стиляги победили» выглядит, по крайней мере, неочевидным. Скорее можно сказать об обратном – о проигрыше данной субкультуры, приведшей к ее исчезновению. (А оставшиеся в советской жизни «элементы» можно сравнить, скорее, с трофеями, полученными советским обществом.) И все последующие возникающие в стране субкультуры – от хиппи до готов с эмо –по сути своей, со стилягами были не связаны. Поскольку, во-первых, возникли они уже в совершенно иную эпоху – т.е., тогда, когда о стилягах помнили только по карикатурам. А, во-вторых, поскольку они имели совершенно иной генезис, тесно связанный с процессами на Западе. (Стиляги же были чисто советским явлением – связывать их появление с британскими тедди-боями не корректно, поскольку данный «движения» развивались чисто параллельно, с почти нулевой возможностью взаимодействия. Хотя внешне обе субкультуры очень похожи.)

То есть – если возвратиться к тому, о чем говорилось несколько выше – сравнивая стиляг с помянутыми мюскаденами, можно сказать, что их разная «судьба» скорее, указывает не на схожесть развития Французской и Русской революций – а на существенную разницу в этом развитии. Что привело к тому, что общество советское 1950 годов – в отличие от французского 1800 – сумело «переварить» «восстание мажоров» и именно их «загнать в стойло». (В то время, как во Франции мажоры «переварили» революционное общество.) Что, в свою очередь, дает возможность выйти отсюда на еще более существенные моменты разницы в социальной динамике. На то, что данное отличие может свидетельствовать только о том, что реально в СССР того времени термидорианский переворот отсутствовал. Точнее сказать – что тут было нечто, что может быть признано определенным аналогом термидора – но не более того.

Поэтому-то вместо полного «перерождения революции», приведшей к победе элиты над «жлобами» - что и символизировали инкруаябли – в нашей истории наблюдалось гораздо более слабое изменение, породившее, соответственно, гораздо более «слабое» движение стиляг. (Что, в общем-то, прекрасно видно и по другим особенностям развития Революции 1917 года.) И, следовательно, применение «классической» модели развития революции с ее термидором и реставрацией к Советскому обществу невозможно. (Я уже писал об этом явлении в плане того, что явление, обыкновенно соотносимое с «советским термидором», на самом деле термидором в привычном понимании не является.) Но все это, конечно же, следует разбирать в отдельной теме…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив