Совки-веники или, как меня жалели

chipka_ne — 03.08.2018

Никак  вот у меня дзен не отрастает, как ни поливаю. Я уж вчера и два отчёта сгоряча написала из трёх, и три новых туники купила, не считая платишка с капюшоном из «Hoodies»,  и кошака на ночь на подушку под ушко уложила, и зятя с утра повоспитывала телефонно — а дзен еле-еле ожил — дунь, и снова увянет! 

Психологическая помощь нужна срочно, а заботливая френдесса со своими диагнозами куда-то запропала — я у ней, правда диплом и лицензию попросила предъявить — небось запропастились куда-то. Но я подожду, пока она шкапчики двигает да по шуфлядкам шукает, а пока подкину ей работёнки, чисто для удобства.

Мне первичный диагноз был поставлен под названием «эмигрантские комплексы», а потом разъяснено по-матерински строго, что беда моя в том, что меня покинутым Совком колбасит и что в каждом моём посте сквозит охаивание безвременно почившего Советского Союза. Я постаралась, сколь возможно учтиво ответить, что в своём журнале имею право писать, что пожелаю, хоть про совок, хоть про веник, а что касается классического «СССР 27 лет, как исчез, а вас всё колбасит!» — так желающие могут обратиться в ближайшее к дому отделение Минпроса и попросить срочно отменить уроки истории — чего детишек колбасить Пелопонесскими войнами, если древние греки вона когда перемёрли! 

Но потом решила проверить и убедиться, правда чтоль у меня в каждом посте антисоветчина? прошерстила журнальчик (заодно и восхитилась —  ай да Пушкин!...), благо постов у меня пока что и сотни не наберётся и огорчилась — десяток антисоветских постов еле-еле наскребла. По некоторым, правда, вопросы возникли — вот про добермана — раз, два, три поста — это антисоветчина аль нет? — там ведь про то, что собачьего корма в продаже не было! Или про зонтик, которым меня секретарша Светочка осчастливила? — простой складной зонтик в Ташкент аж из Подольска пришлось везти! А про рыбу фаршированную? — нет ли там подтекста про дефицит живой рыбы в СССР? А про котика? — не намекаю ли я на то, что в СССР ветеринары с визитом на дом не ездили? как, однако всё запутано... Но дипломированный психолог разберётся — у них аппаратура специальная есть, чтоб между строк читать. 

Вот один бдительный читатель, прочтя пост о том, как затейливы поиски работы в новой жизни, текст, где — мамой кланус, да! — ни слова не было ни об СССР, ни о России — исключительно о погремушках в израильской избушке и о сложностях эмиграции — узрел нечто, ему одному заметное, и написал чудный коммент: 

«Не могут не умилять десятилетия сидения в рунете "счастливых эмигрантов" из Израиля, Америки, Европы ))). Как же вам там "хорошо", ах-ха-хах!)))» 

Я его даже стирать не стала — открываю иногда, любуюсь и дивлюсь причудам мыслительной деятельности человеческой... 

Но с другой стороны — зачем людЯм жизнь осложнять и глаза портить, вынуждая рыться между строк — не начать ли мне, как герою Шварца — грубо, честно, откровенно, прямо по-солдатски резать правду-матку-антисоветчину? 

Но вот, боюсь, не получится, конкуренция большая, в блогосфере на эту тему такие зубры бодаются, куда мне до них! Так что продолжу я в своём духе — экивоками да намёками, а психологи — дипломированные и не очень — в комментариях и мне, и другим читателям всё разъяснят. Они ведь все, в сущности, люди неплохие и жалеют нас, космополитов безродных, от души.

Вот про жалеющих меня лично и хочу я нынче вспомнить.

Я вообще-то этот текст давно написала, как продолжение поста «Вечная тема», но потом решила, что длинновато будет да отложила в сторонку. А теперь вот лыко к строке и пришлось.

У меня, понимаете, лицо что ли такое — что всю мою жизнь с детства прилипают ко мне люди, которые жалеючи, всё рвутся меня поучить и растолковать, как мне одеваться-питаться-учиться-дружиться-жениться (в смысле замуж выходить), ну, и тому подобное. 

Была у меня в Ташкенте одна знакомая, да что знакомая — почти приятельница, с которой произошёл особо поучительный случай. 

Подругой я её всё-таки не назвала бы — слишком уж мы были разными и было в ней что-то, что меня коробило. Простота, какая-то чрезмерная, вот та, что иной раз хуже воровства, да широта души, тоже через край — тот случай, про который Фёдор Михалыч говаривал: «широк русский человек, хорошо бы сузить...». Я бы сама себя в русофобии обвинила, да вот беда, у знакомицы этой, которая себя позиционировала, как русскую, русской крови было чуть побольше, чем у государя-великомученика Николая и намного меньше, чем у меня, например. 

Были еще пунктики — но это так, мои личные придирки, в одежде вкусы у нас сильно различались, только она,  в силу той же простоты, мне это вслух высказывала — «у тебя же свитер мужской! и хоть бы раз завивку сделала!», а я предпочитала молча думать: «ооспидя, блузочка с рюшами!». Ну, и красилась, как на мой вкус, чересчур (мой вкус тогда был — не краситься вообще), она почему-то считала свои прекрасные монгольские глаза слишком узкими и слишко уж щедро их обводила.

Приехала она в хлебный город Ташкент греться аж из Якутии и выглядела с определённого ракурса, как симпатичная такая японка, только гренадёрского роста. По отрывочным её рассказам ясно было, что в родословной у ней, кто только не потоптался — и ссыльные поляки, и беглые казаки, и степенные немцы — скупщики пушнины, и лихие золотоискатели всех мастей и вероисповеданий, и даже вроде бы американец залётный (не удивлюсь, если еврей).

 Но в целом она была мне симпатична. Мы, понимаете, работали в одной школе — она вела первый класс, а я в том же классе — продлёнку, и сразу возникла между нами солидарность не только профессиональная. Дело в том, что обе мы были приезжими,  а город Ташкент — «столица дружбы и тепла» — к «понаехавшим» был изрядно строг, почти, как Москва. 

Кроме того, в отличие от большинства коллег (ну, ладно, не большинства, но некоторой заметной части), которые искренне полагали, что ненависть к детям — это неотъемлемая часть гордого звания советского учителя, она свою профессию любила и с детьми ей было работать интересно и в кайф. 

Была она человеком чрезвычайно заводным, вечно фонтанировала какими-то идеями, иногда безумными, но дети её обожали, а родители чуть ли не молились, потому что читать-писать-делить и множить она умудрялась научить даже самых непроходимых тупиц, играючи.

Однажды мы нечаянно настроили против себя и сплотили почти весь обычно грызущийся между собой коллектив. Случилось это на одном из педсоветов, где должна была делать доклад учительница из узбекского сектора. Школа у нас состояла из двух практически не пересекающихся национальных секторов, но педсоветы были совместными и проводились, разумеется, на языке имперском, в котором бедная докладчица была не слишком сильна. Нормальным людям это не мешало, они во время доклада тайком проверяли тетради, писали поурочные планы, вязали втихаря под столом или просто дремали, как ваша покорная слуга, но нашлось несколько альтернативно одарённых, которые над узбекским акцентом стали откровенно ржать. 

Директор (крымский татарин, кстати, похожий на уменьшенную пузатую копию товарища Саахова) счёл необходимым после доклада посетовать:
— Пилохо коллеги из узбеЦкого сектора ищё говорят по-русски! Стидитес, панимаиш, товарищи! Пиридёца кружок открыть для узбеЦких коллег для русского языка! В обязатыльном, панимаиш, порядке!

И тут неожиданно для всех вскочила с места тихая обычно Гюльчехра, преподававшая узбекский язык в русском секторе и русский — в узбекском. По-русски она, кстати, говорила сильно лучше подавляющего большинства присутствующих. 

— А что! — сказала она запальчиво, — я такой кружок с удовольствием буду вести на добровольных началах. Только с одним условием — открыть кружок узбекского для русских коллег! И тоже буду вести добровольно! — справедливо?

Весь русский сектор моментально проснулся, бросил ручки-тетрадки и спицы, на редкость дружно ощетинился и глухо, как проснувшийся медведь, заворчал — как посмела! нам! предлагать! чучмекский язык учить!

Директор захлопал глазами, как товарищ Саахов, отметеленный непокорной невестой, не зная, как реагировать.

Я проснулась окончательно и уселась поудобнее — наконец-то стало интересно! 

— Ну, — не унималась Гюльчехра, — что же вы, товарищи! Русский сектор, кто хочет первым записаться в кружок узбекского?

Народ даже примолк от такой наглости. Зато оживился и робко захихикал  узбекский сектор. За моей спиной вдруг кто-то откровенно прыснул и сказал знакомым звонко-комсомольским голосом: 

— Я хочу! Гюльчехра, меня запиши, пока очереди нету! 

Конечно же это была моя японка-гренадёр! 

В зале повисла нехорошая тишина. Я оглянулась. На отчаянную женщину милые коллеги смотрели с такой откровенной ненавистью, что неожиданно для себя самой я тоже подняла руку:

— И я хочу... Гюльчехра, запиши меня сразу за ней! 

У меня вобще-то была отмазка для себя самой, чтобы не учить местный язык — я не собиралась задерживаться в Узбекистане! Каждый год в Ташкенте я клялась-божилась себе, что этот год — последний. Что в этом году мы обязательно что-нибудь придумаем и уедем — точно уедем! Так прошло пятнадцать лет, и мне до сих пор стыдно, что я даже не попыталась выучить красивый и простой язык этого симпатичного народа — языки мне даются легко, иврит-то я за год освоила. 

Разумеется, из этого демарша ничего не вышло. Гюльчехру директор вызвал к себе в кабинет и долго голосил за закрытой дверью:

— Ну, щито ты делаишь! Нацинализма разводишь! Пад манастыр мине хочиш! — и так далее...

Но, надо отдать должное, не настучал никуда, и парторга-комсорга-профорга приструнил и угомонил — спасибо ему за это, мелкому взяточнику. 

А я восхитилась своей новой коллегой еще больше, и мы с ней почти подружились — но всё-таки «почти». Было ещё одно препятствие к тому, чтобы стать совсем уж задушевными подругами — пропасть социальная, что в равноправном Советском Союзе лежала между нами, да и не только между нами... 

Я была благополучной женой интеллигентного, красивого и добродетельного мужа, жила в собственном доме с гаражом и садом в центре Ташкента, летала на всё лето с детьми к родителям в Украину отдохнуть от жары и поплескаться в полесских озёрах, водила детей в бассейн, на балет и на музыку, а работала на полставки только для того, чтобы предоставить справочку на заочное отделение пединститута, которое я домучивала, после изгнания из МГУ.  Она же снимала в Ташкенте какие-то жуткие подвалы или комнаты без окон и без удобств, да и из тех ее периодически выгоняли, жила целый год с незаконно полученной временной пропиской, шарахаясь от каждого мента, впахивала на полторы ставки и  содержала двух детей и мужа-алкоголика. 

Муж этот был вторым по счёту, про первого же она мне рассказывала страсти из какой-то потусторонней жизни — тот не просто пил запоями, но и избивал её регулярно, отнимал деньги, а когда денег не было, мог и ножичком пощекотать — она показывала мне шрамы на руках. Нынешний же был, по её словам хорошим, весёлым, добрым, только, как в «Джентельменах удачи» — «слабохарактерным» — и не дрался никогда, а что пил — так «кто не пьёт?».

Я тогда не избавилась ещё от комплексов, привитых мне великой русской литературой, и реально терзалась из-за того, в чём собственно не была виновата. Тем более, что отважная эта женщина каждый день приходила на работу из очередной трущобной халупы без удобств так, словно только-только из салона красоты — всегда наглаженная, всегда с макияжем, всегда на каблуках, всегда с укладкой. И никогда я не видела у неё поджатых губ. оскорблённого взора и этого вот :«Вам-то хорошо...» — ну как такого человека не уважать! Такое было впечатление, что её наша разница в уровнях жизни абсолютно не напрягает, а я из-за этого тем более постоянно испытывала чувство вины — ну не заслуживал хороший человек такой паскудной жизни! 

И вот что ещё странно — я, имеющая всё, тихо ненавидела Ташкент, а она, живущая в трущобах, этот город просто обожала — она и приехала туда сознательно, намечтав себе в якутских холодах огромный, солнечный и добрый город.

Кстати жизнь её в Ташкенте могла бы с самого начала сложиться иначе, если бы не добрый и весёлый муж. Это именно ему, обладающего какой-то ценной строительной специальностью (техникум окончил — не халам-балам!), удалось завербоваться на стройку, кои Ташкенте не кончались никогда, да ещё с обещанием хорошей должности и семейного общежития. 

Если вы ждёте рассказа об обманутых надеждах — так нет, всё обещанное он получил — их сразу по прибытии поселили в двадцатиметровую комнату в общежитии коридорного типа, пока в малосемейном, с отдельными квартирками идут отделочные работы, забрали паспорта на прописку, кормильцу показали фронт работ, оформили всё чин чином, дали неделю на обустройство и выдали подъёмные. Последний пункт был лишним... Восхитившись восточным теплом и гостеприимством, глава семейства решил это дело отметить, благо деньги были. Тут и новые друзья к весёлому и щедрому человеку подтянулись — и стало не до работы... Через три недели заглянуло на огонёк соскучившееся по новому сотруднику начальство, застало картину маслом и сильно огорчилось. 

Огорчение выразилось в немедленном изгнании с нового места жительства с угрозой засудить — жена и дети малые никого не волновали. 

Их действительно вышвырнули в тот же день — с вещами на улицу, август месяц, чай, не зима!

...Знаете, что такое август в Ташкенте? «Сорокадневка» — беспрерывный горячий ветер из Кара-Кум, 40 градусов ночью и днём, 45 — на солнце, постоянная пыль, хрустящая на зубах. 

Весёлый муж, посетовав на жестокосердие начальства, пообещал всё уладить — у меня тут друзей — ого-го! — и растворился в знойном мареве на пару недель, великодушно предоставив жене право решать, куда ей деваться с двумя детьми и нехитрым скарбом. 

Хорошо, что паспорта их ещё не доставили из отделения милиции коменданту общежития, и первое, что она сделала — сама слетала и забрала паспорта, пока не успели в милицию позвонить из стройуправления. 

Как она эти дни мыкалась в чужом ещё городе, у каких подозрительных личностей с детьми ночевала, как искала работу с фактически незаконной пропиской — это сюжет для триллера. 

Счастье, что набрела она на нашу школу, где — о радость! — накануне учебного года вышла замуж и уволилась учительница начальных классов, и счастье, что директором там был тот самый крымский татарин «товарищ Саахов», который разрешил ей пожить до первого сентября в пустой ещё школе — кто знает, может, вспомнил, на неё глядя, себя четырёхлетнего, вышвырнутого с матерью из дома в скотский вагон, в бесконечную дорогу, в неизвестность... 

У меня в жизни раз была такая ситуация — одна в чужом городе — но на мне не висели дети малые, у меня были какие-то деньги при себе, я в любой момент могла бы позвонить  родителям — спасайте! — и получить телеграфный перевод, взять билет на самолёт и вернуться в родительский дом — и то эти несколько дней я вспоминаю с содроганием — а уж, что бы я делала на её месте, представить не могу. 

Так что, как вы поняли, я относилась к ней со смесью восхищения и сострадания, и мы почти дружили.

Первый звоночек прозвенел как-то раз зимней предвечернею порой в нашем классе, где я вела продлёнку.  Она часто оставалась после уроков — в школе было центральное отопление, горячая вода в кране, а иногда можно было выпросить у завхоза ключи от душевой в спортзале, обычно запертой, «чтоб не загадили». 

В ту пору учились в нашей школе две сестры, бухарские еврейки — старшая в девятом классе, а младшая у нас — во втором. Старшая была натуральной дурнушкой — приземистая, плечистая, носатенькая, с заметной склонностью к полноте, да ещё и с плоховатой жирной кожей, хотя обычно у молоденьких бухарок как раз кожа очень хорошая — смугло-персиковая. Зато характер у неё был замечательный — весёлая, доброжелательная, да ещё и отличница — мечта, а не ученица. Что за золотой достался ей  характер видно было хотя бы по тому, что одноклассники, обычно в таком возрасте деликатностью не отличающиеся, её за внешность не чморили, а наоборот, ходили хвостом и в рот заглядывали, чувство юмора у девки было отменное и комплексов никаких (ну, и списывать давала, не чинясь). 

Зато младшенькая — ой... Может, помнит кто такую прикольную песенку из 90-х: «А я — маленькая мерзость, а я — маленькая гнусь, я козявками наелась и на гадости стремлюсь!» — вот именно тот случай. И при том —  была она красоты совершенно невероятной — тоненькая, как стебелёк, с изысканным фарфоровым личиком, точёным носиком, розовыми губками, бархатными глазами, ресницами-опахалами — полный комплект качеств райской пери из «Тысячи и одной ночи»!

Так вот, в тот ранний вечер прелестное это дитя, отбыв наказание за предыдущую гадость и обдумывая следующую, сидело непривычно спокойно на своём месте, глядя в окно. Луч раннего заката мягко скользнул по задумчивому личику и как бы подсветил его изнутри, тень от ресниц упала на нежные щёчки — ах! — меня, несостоявшегося искусствоведа, это зрелище пробрало до дрожи и одновременно разбудило врождённую склонность к философствованию. 

— Смотри, — шёпотом сказала я приятельнице, — красота какая! и ведь как несправедливо жизнь распорядилась, вроде бы одна семья, а надо же: вся доброта и обаяние достались дурнушке, а красота неземная — маленькой ведьме!

— Что? — ответила мне почти подруга, оторвавшись от тетрадей. — кто красивый — ЭТА? Вот Оля, я понимаю, красавица — как царевна-лебедь. Таня красивая, Ира, Наргиза хорошенькая — хоть и чёрненькая, а уж эта... Как бухарка может быть красивой!

Слышать это от  женщины с такой затейливой родословной, которая в свой адрес за спиной не раз и не два слышала шипение «чурка косоглазая!» было несколько странно и, чтоб не огорчаться, я быстренько придумала себе объяснение по образцу даосской майсы —  моя почти подруга, вероятно, зрит в корень и видит внутреннее, пренебрегая внешним — потому и не замечает  физической красоты у чёрной душонки. 

Прошло ещё несколько лет, я уже не работала в этой школе, уйдя на вольные хлеба репетиторства, но дети мои там учились, да и подруги остались, поэтому пересекались мы регулярно.

И вот  был какой-то чудесный майский вечер и очередные посиделки у нас во дворе, не припомню уж по какому поводу. Время было почти за полночь, друзья или разъехались, или разбрелись по комнатам, да и заснули на расстеленых курпачах, а мы всё сидели и болтали во дворе, я допивала белый «Ок Мусалас», она — охлаждённую водочку из хрустальной стопки.

Помню, я снова и снова ставила «Белый альбом» — это было время, когда опомнившаяся фирма «Мелодия», начала вдруг издавать альбомы «Биттлз», а проигрыватель у нас был замечательный, с какой-то супер-дупер алмазной иглой, с японскими колонками — бедные мои кроткие соседи! 

— Жаль, что ты не сказала, чтоб я хорошую музыку принесла вместо этой мути, — сказала почти подруга, — у меня и Юрий Антонов есть и Пугачёва... 

— В другой раз, — сказала я благодушно, расслабленная чудным вечером и «Мусаласом», — меня пока это устраивает...

А тут как раз подошла очередь седьмого трека: «While my Guitar Gently Weeps» и даже ценительница Юрия Антонова примолкла и задумалась. 

...Господи, что может быть лучше — любимая музыка, благоухают чайные розы и распустившиеся на ночь «ночные красавицы», крупные звёзды просвечивают сквозь листву виноградника, доченьки посапывают в доме в своих кроватках, на своём матрасике спят, почти обнявшись,  собачка Тутси и кот Лоханкин  — а Ташкент, что Ташкент! — я всегда могу отгородиться от него на своём островке счастья за высоким забором — с семьёй и милыми моему сердцу людьми.

Тут песня кончилась и милая моему сердцу почти подруга шумно вздохнула: 

— Жалко...

— Заценила? — обрадовалась я,  — хочешь, ещё раз поставлю?

— Да нет, — отмахнулась она, — при чём здесь песня. Мне вдруг тебя стало так жалко!

— ?????

— Понимаешь, — начала объяснять она, — вот смотрю я на тебя, ты вроде умная, нормальная, из себя ничего — если оденешься прилично, а уж подкрасить тебя хоть раз — так вообще... И маму твою я видела, приличная женщина, доцент, семья у тебя небедная...

— Ну и? — до меня всё не доходило.

— Да вот, я тебя всё время спросить хочу — не обидишься, нет? ты с какого горя за еврея замуж вышла, а?

...Разумеется. я не обиделась. Только вспомнила слова одного ехидного знакомого: «не надо относиться к людям хорошо — они тебе этого не простят».

Оставить комментарий

Популярные посты:

commodus

KMS-активатор vs. официальная лицензия Windows 10: что выбрать

cccp_foto

Дышите, не дышите

konstantinus_a

Профессиональные революционеры, или Цитата дня

coffee_mood

классическая пара

foto_history

Случайное фото

colonelcassad

Встретились как-то истребители 5-го поколения...

matsam

Хозяин Белого Дома

padolski

Перемещения

sntdpni

Последствия выпинывания Зели из Белого Дома

• Ранее
• Архив