По следам Бахуса
gnomomamochka — 05.09.2020Папенька мой, одноногий Абелардо, человек редкой лени и оттого знатный затейник.
Давным-давно, когда пятьдесят копеек считались деньгами, а масло «выбрасывали» по триста грамм в одни руки, папенька решил, что яблоня во дворе стандартной алматинской четырехэтажки растёт не просто так, а пользы ради. Его, естественно, пользы.
Разогнав ленивых августовских мух и собрав вокруг себя всех любопытных соседок, папенька обобрал лимонку (это тот сорт яблок, от которого сводит даже молочные зубы).
Обирал, естественно, не сам, а используя рабский труд собственных отпрысков. Но ведра с богатым урожаем внёс в дом сам. И даже не сильно запыхался на восьми ступеньках первого этажа.
А потом началось колдовство. Папенька решил замутить домашний сидр.
Ни профессиональным виноделом, ни даже банальным дачником-любителем папенька никогда не был, но озарившая утро пятницы идея приняла необратимые формы.
Из подвала была извлечена двадцатилитровая стеклянная бутыль с узким горлышком и шикарными бёдрами портовой проститутки. Как она там оказалась, папенька не сознался, изящно спрятавшись от ответа в туалете.
Роль омывателя бутыли, покрытой патиной паутины и пенициллиновыми изразцами была доверена маменьке моей, партизанке Татьяне. Ей же был вручён новый ёршик для мытья унитаза и спирт для убийства выживших организмов. Маменька с поставленной задачей справилась, чего нельзя было сказать за нерадивых детей.
Им всего-то и надо было сделать, что отмыть все яблоки, перекрутить их в мясорубке и через марлю отжать из получившейся коричневой субстанции сок. А они выдохлись ещё на этапе перекручивания третьего ведра яблок и вместо лихого азарта бутлегеров показывали мозоли от деревянной ручки мясорубки.
Папенька попытался-таки призвать отпрысков к порядку, но тут явилась злая партизанка Татьяна и навешав люлей отцу семейства за узурпацию принадлежащей ей власти над детьми, отправила его самого отжимать сок из яблочной каши, над которой уже начали сгущаться тучи дрозофил.
Тут папенька и впал в недоумение. Марля чудесно расползалась под его руками, не сильно выделяя сок. Любой здравомыслящий бросил бы это дело прям на этом самом месте, но не мой папенька. У него идея и энтузиазм. Папенька нашёл выход.
Вместо медицинской марли он отрыл у мамани в хозяйстве капроновую авоську мелкого плетения. Мать моя в соседний овощной ларёк с ней ходила за картошкой и в ней же ее потом хранила. Картошка через эту авоську дышала полной грудью, а высохшая на корнеплодах грязь не просыпалась сквозь тонкое плетение. Очень удобная в хозяйстве штука.
Вот ее-то папенька и приспособил для ручной сепарации, быстренько простернув под проточной водой моими руками. Но, кое-как отжав через нее с килограмма яблок грамм сто сока, папенька опять задумал чудное.
Зачем работать руками, коли есть голова? И папенька нехорошим взглядом присмотрелся к стиральной машине.
Стиральная машина Сибирь являлась матушкиной гордостью и на момент разворачивающихся событий была ещё совсем юной пятнадцатилетней девушкой. Её бережно перевезли из Красноярска в Алма-Ату и пользовали по субботам.
В девушке было две емкости. Непосредственно, бак для стирки (литров на тридцать) и узкая вертикальная центрифуга для отжима белья. И ещё резиновый шланг, сливающий отжатую воду в ванну. Все это накрывалось общей крышкой, служившей заодно туалетным столиком.
Вот как раз систему отжима белья папенька и присмотрел для своих корыстных целей.
Правда, промывать систему налив-слив ему пришлось уже самому: мать наложила вето на использование детского труда. Но папенька справился. У него же идея и энтузиазм.
А потом началось самое интересное. Мякоть в сетке загружалась в центрифугу и минут пять крутилась на максимальных оборотах. Из шланга в тазик тёк чистый сок, а почти сухой яблочный жмых оставался на капроне в авоське. Маменька уважительно молчала в папенькин адрес (явление не тривиальное).
Сока получилось чуть не под горло бутылю, часть даже выпить пришлось (спорное решение, когда туалет один на четверых).
После благополучного слива мутной жидкости в стеклянную емкость, папенька щедрой рукой сыпанул туда изюма и натянул на бутыль резиновую перчатку, примотав ее намертво проволокой к горлу.
Бутыль оставили на видном месте в кухне (первому этажу, по советским стандартам, балконы положены не были). За процессом следили всей семьей, но шёл он как-то незаметно. Никаких видимых изменений в жиже не наблюдалось и про бутыль вспоминали, только споткнувшись об неё.
Но однажды утром чуть не случилась катастрофа. Маманя первой зашла на кухню и оттуда орала дурным голосом, созывая очевидцев.
Над бутылью нависал огромный белый шар с пятью маленькими пупочками по верху, выстроившимися в один ряд. Узнать в надувшемся шаре вчерашнюю вялую перчатку, мог только человек с фантазией. Вот папенька, например, сразу узнал и побежал за иголкой.
Помассировав это раздутое вымя за пять сосков, папенька осторожно проколол их и стал жить предвкушением.
Перчатка, наверное, с месяц то худела, то опять набирала формы. И наконец окончательно обвисла мокрым носком, просигнализировав, что процесс созидания окончен, пора приступать к уничтожению.
Папаня созвал дегустационный консилиум. В нем принимали участие соседи и маменька моя. Плеваться не стали (хорошие все же люди), но сахар настоятельно рекомендовали засыпать.
Папенька и тут пошел своим путем, закрепив эффект брожения не сахаром, а спиртом, о чем потом ни разу не пожалел.
Ну, а маменьке призовым бонусом досталась, промытая до стерильности, девушка Сибирь и осознание, что папенька тщательно скрывает свой потенциал, ловко маскируя его ленью.
|
</> |