Остров Евы, глава 19
gnomomamochka — 28.02.2020Ближе к вечеру Марго позвонил зайчик Александр и сказал, что барбоса вытащили, но лаять он никогда больше не сможет. Ему порвали голосовые связки. Сейчас он под капельницами приходит в себя после наркоза, сильно обезвожен и быстрой выписки ждать не надо. Дней пять будет у них в стационаре под наблюдением.
Это из хорошего. Из плохого, отпечатки с рукоятки удавки совпали по базе тяжких преступлений с ещё тремя нераскрытыми эпизодами. Идентифицировать их не удалось, фигурант ни разу не попадался полиции.
Марго и Марк, который брат, а вовсе не конопатый пойнтер, сидели на кухне, каждый за своим компьютером и разрабатывали военную операцию.
— Вот знал же, что надо было маячок ей в браслет подсадить. Но нет, чистоплюй хренов, решил, что все опасности позади, а следить за любимой женщиной подло. Сейчас бы уже дома была.
— Да уже бы батарейка села давно, завязывай убиваться, — успокаивала брата Маргоша, дозваниваясь до журналистов.
Полиция была категорически против обращаться к прессе, что утвердило Марго в мысли сделать именно так. Проводив Арье домой к детям и встретив тут же брата, она созвонилась с Артемом и согласовала с ним действия.
Журналисты и блогеры нагрянули большой толпой уже через час. Марго не стала придумывать новый велосипед, в таком деле и старый хорошо работал. Она объявила премиальные в размере 50 тысяч евро, тому, кто поможет найти Еву. И сделала рассылку на электронную почту всем писунам с фотографиями счастливой собаки на фоне улыбающейся Евы, а потом ещё отдельно фото из клиники с истерзанным псом.
Марго правильно рассудила, если пропажа богатой тетки из дома контрабандистов, про которую недавно писали, что она мафиозная мамка, зарабатывающая работорговлей, никого не возмутит, а многих даже злорадно вдохновит, то вид порванной собаки вгонит в слезу любого.
Сострадание киприотов к собаке может и на Еве отразиться вполне позитивно. Вдруг, кто-то что-то заметил. Ну и деньги, опять же. Телефон для обращения с информацией дала не свой, а полицейского участка. Пусть отдуваются, бурдюки надутые.
Марк в это время занимался своей частью плана. Ещё перед вылетом он поднял на уши всех своих друзей и начал действовать. Айтишники пытались вычислить айпи-адрес, с которого в интернет заходили похитители, чтобы отправить письмо с протоновской почты Евиному мужу. Процесс не быстрый.
И ещё уговорил друзей из израильской береговой охраны связаться с кипрской морской полицией и попросить у них содействия в мониторинге акватории. Оставалась вероятность, что не так уж много суден и суденышек ходило в ту ночь рядом с этим пятачком берега и все они отмечались.
К полуночи и Марго, и Марк были вымотаны до сырых трусов. Марго еле доплелась до своей кровати, Марк остался ночевать на диване в гостиной. Пока не заснул, листал туземные новости. Они пестрели одними и теми же фотографиями Евы и собаки.
С утра звонил разъяренный полицейский чин, которого достали звонками информаторы, интересующиеся, кто будет платить обещанный приз и на каких условиях, и начальство, желающее знать, почему он чешет жопу, вместо того, чтоб прочесывать море. Бурдюк был зол и не опасен.
Артём переслал Марго второе письмо от похитителей с фотографией Евы, сделанной недавно. На снимке крупным планом было снято ее отёкшее лицо зелёного цвета с закатившимися глазами.
— Ее накачали какой-то дрянью, чтоб не сбежала, — ходил кругами по кухне Марк, разглядывая фотографию и по двадцатому разу обзванивая всех, кого просил о помощи. Результатов пока не было. Прошла ещё одна тревожная ночь.
На третий день в полиции накалился телефон от требовавших разобраться с истязателем собаки и вопросами, что будет с собакой, если хозяйка так и не найдётся, в контексте — станет русалкой?
И тут ясным соколом на дождливом небе прилетел зайчик с неожиданной новостью о столкновении в море двух яхт и сигналом SOS, поступившего с одной из них. Одна маленькая парусная яхта шла на двигателе и протаранила большой парусный катамаран. За штурвалом была невменяемая баба в изгаженной одежде и орущая непонятное японское «хелпмисуки».
Марго рыдала от счастья и облегчения. Кроме Евы, никто не мог выступить с таким дипломатическим морским меморандумом и так ловко вести переговоры о спасении.
Ещё часов шесть им пришлось ждать, пока Еву привезут домой после предварительного опроса. Потом ещё минут двадцать, пока Ева отмывалась. И ещё два часа просидели под дверями ветеринарной клиники, пока Ева сидела у пойнтера и разговаривала с ним. Для нее ночью открыли двери стационара и разрешили посидеть с конопатым.
Уже по тот бок ночи все втроём собрались на кухне и Ева по второму кругу, первый был в полиции, рассказывала свою версию произошедшего.
Очухивалась от химии, которую занюхала ещё вначале своего путешествия в один конец, очень долго и болезненно. Ее выворачивало наизнанку так, что похитители испугались несвоевременной кончины ценного товара, путём захлёбывания собственными внутренностями.
На всякий случай разрезали шнур, стягивающий между собой все четыре конечности, смотав скотчем по отдельности руки и ноги, и закрыли ее в крошечной каморке на носу яхты.
Душегубов было трое. Старшим оказался тот самый серб, который приезжал к ней на красном Дукатти и который потом, якобы, разбился. Кого вместо себя угробил в аварии и как заменил отпечатки в базе, будет выяснять следствие. Явно, не сам это делал, кто-то жировой лоббировал интересы.
А серб, видимо, не смог смириться с потерей заготовок под прибыльный бизнес и решил получить компенсацию за потерянное добро, выкрав Еву с целью перепродать по сходной цене.
Он дождался когда Ева перестанет тошниться, сфотографировал ее прекрасный зелёный анфас, а потом его подобрал какой-то подошедший катер. Ева слышала, как он выдал задание своим гиенам и свалил.
Потом ей ещё два раза подвезло. Первый раз, что она оказалась вся в собственных продуктах полураспада. Два оставшихся тюремщика брезговали к ней приближаться, даже когда нажрались в полный аут какого-то дрянного алкоголя. И это было второе везение.
Бухие мачо были настолько уверены в собственной безнаказанности и превосходстве, что совершенно забыли о технике безопасности на дрейфе. И о том, что к бабе на корабле не надо поворачиваться спиной.
Больше суток они бухали. В период алкогольного просветления, Ева выпросила пустить ее в «айвонтуклозед». Они не сразу поняли, зачем ей нужно к шкафу, но потом мутным мозгом сообразили, что аромат от изгвазданной бабы может усугубиться.
Пришлось срезать скотч с ног, а намотать обратно забыли, недосуг было. И закрыть как следует в клоповнике тоже не потрудились.
Ночью Ева, когда они отрубилась, вылезла из своей кладовки и подобрав со стола нож, спилила себе с рук скотч. Пилила долго. Руки распухшие от обезвоживания и тугой перетяжки липкой лентой, плохо слушались. Воткнуть им сонным нож между рёбер у неё не то, что бы фигурально рука не поднялась, а в прямом смысле. Бутылку с водой ко рту поднести не могла, не держали руки. Пришлось ждать, пока отойдут.
К утру чувствительность стала возвращаться в синюшные руки. И тут один бухарик стал не вовремя шевелиться. До ветру пополз. Но не в туалет, а на свежий воздух. Вот это вот, чисто мужское «лучше нет красоты, чем посцать с высоты» в море тоже работает, как оказалось.
Пока скульптурная композиция «писающий мальчик» принимала устойчивое положение, Ева в своих неслышных кедах подкралась сзади и в самый ответственный момент от всей души залепила носком кеды под коленку. Ножка подкосилась, а центнер тяжести и удар по голове пустой бутылкой, подобранной по дороге из кучи таких же, довершили дело. Рыбка всплыла кверху брюшком.
Рисковать и спускаться обратно в трюм, чтоб обезвредить следующего, Ева боялась до жути, но ещё страшнее было не идти. С бутылкой наперевес, отлично пришедшейся по руке, Ева потихоньку сползла вниз. Могла бы и топать, этот кабанчик был в отключке до обмоченных штанов.
Бить его по голове Ева не стала. Вдруг подумалось, что таким маневром она его только разбудит. Лежал он, правда, очень удобно, мордой на столике с вытянутыми вперёд руками. Филейная часть свисала на пол и там опиралась на коленки.
Скотч Ева разматывать не стала, уж больно шумный. Зато веревка пошла на отлично. Так к столу она его и примотала, завязав узел на спине, чтоб не смог развязать. Ну, это она на тот момент так решила. Вот.
А потом ещё на всякий случай заблокировала выход из трюма на палубу подручным мусором. И тут вдруг вспомнила, что писающий мальчик мог в воде прийти в себя и забраться на судно. Заметалась мышка-мать, стала кошку в няньки звать, ну в смысле, опять запаниковала.
Пыталась разглядеть рыбку за бортом, но та куда-то делась. Выдохнув и успокоившись Ева отцепила спасательный круг и сбросила его в воду. Ее разумная часть подсказала, что без этого аксессуара на борту обвинить ее в преднамеренном убийстве или оставлении человека в опасности, будет труднее.
Продолжая себя спасать, она пыталась освоить рацию. Телефон поискать в трюме сразу не сообразила, а спускаться обратно было уже выше всяких бабских сил. Рация осваиваться отказалась, зато нашёлся ключ в замке зажигании. На самом деле Ева не знала, так ли называется эта ключевая часть яхты, но двигатель заурчал с пол пинка.
Дальше все было как в тумане. Куда идти в чистом море, она категорически не знала. Навигационные приборы? Не, не слышали. Компас должен показывать север, но в какую сторону от севера остров, компас не показывал. В общем, туман и ветер в голове, и все куда-то едут.
Ну и естественно, как только ты уже решил, что достиг дна, снизу
постучали...
|
</> |