О стилягах. Часть вторая

anlazz — 28.10.2018 Итак, уже 1960 годы стали закатом «времени стиляг». Разумеется, это произошло не в один момент, и не сразу для всей массы «чуваков» - однако уже в середине десятилетия все эти обладатели ярких галстуков и нелепых пиджаков вдруг стали восприниматься, как анахронизм. Причем, произошел подобный процесс вовсе не из-за победы пресловутой «комсомольской борьбы» - с распарыванием узких брючек и запретом джазовых мелодий. Скорее наоборот – джаз вновь (как и было до борьбы со стилягами) стал банальной легкой музыкой, а разнообразные фасоны штанов – вплоть до входящих в моду джинс – стали все чаще встречаться на советских гражданах. Равно как и другие «элементы одежды», еще недавно однозначно осуждаемые – гавайки, свитера с оленями и т.д.

Однако все это потеряло прежний смысл – яркие одежды уже не давали ощущения своей «особости», отделенности от «мира жлобов», равно, как и прослушивание джазовых пластинок перестало отсылать к какому-то иному, нежели советский, миру. То есть – быть стилягой в смысле «особого бытия», некоей «тайной культуры» стало невозможным. Оказалось, что дети советских начальников вместе с «примкнувшими» к ним «простолюдинами» – такие же советские граждане, что и все остальные. И никакого «Бродвея», т.е., вечной «жизни-праздника», на улице Горького быть не может даже не потому, что Бродвей – в Нью-Йорке. А потому, что даже там это обыкновенная, пускай и центральная, улица, по которой ходят обыкновенные же люди в костюмах и «занимаются делом». (Как сказал в финале фильма Тодоровского один из героев: «в Америке нет стиляг».)

В общем, даже если повезет родиться в «правильной семье», то, все равно, стремления к «красивой жизни» хватит не надолго. Вечеринки, шмотки, танцы, доступный секс (хотя, разумеется, тут была скорее иллюзия доступности) – все это может радовать лишь какое-то время, но потому приедается, теряет свою «свежесть», и превращается в не меньшую рутину, нежели пресловутое сидение в пивнушке у «жлобов». А представления об избранности – то есть, о изначально высоком месте в иерархии – в советском обществе 1960 очень быстро рассеивалось. (Особенно это касалось тех, кто не входил в исходное «ядро» стиляг, но составлял их основную массу.) И оказалось, что «тунеядское счастье» - т.е., осознание себя важной и занимающей высокое место личностью – в стране, лишенной частной собственности на средства производства, по сути, невозможно.

А значит – бывшие стиляги «вырастали», и, пускай порой «со скрипом», но заканчивали вузы, устраивались на работу и пытались встроиться теперь уже в «настоящую» жизнь, заняв более высокое в ней место. Или – что касается большинства – просто честно находили более привлекательный вид занятий. Кстати, интересно – но в том же «Понедельнике», который «начинается в субботу» у Стругацких в описании тамошних «магов» (т.е., ученых) постоянно проскальзывает  «стиляжье» прошлое. Это и модные штаны (джинсы) у главного героя. (Из-за которого встречные мальчишки действительно принимают за стилягу.) Это и пресловутые гавайки со свитерами на героях. Наконец, авторы прямо заявляют: «…а что касается узких брюк и увлечения джазом, по которым одно время пытались определять степень обезьяноподобия, то довольно быстро выяснилось, что они свойственны даже лучшим из магов….» Т.е., утверждается, что  описанные научные сотрудники еще сохраняют многие привычки своей совершенно иной «юности».
Кроме, разумеется, самого главного – упомянутого «культа тунеядства». Поскольку они, наоборот, описаны, как люди, бросившиеся с головой в работу – настолько, что предпочитают проводить праздники на рабочем месте, а не на вечеринках. (Кстати, последние так же являются отголосками «недавнего прошлого» - в том смысле, что «маги» еще продолжают их устраивать, однако из-за бессмысленности данного действа сбегают от него в институт.) В общем, можно сказать, что вчерашние стиляги и «сочувствующие им» неожиданно поняли, что: «…интереснее доводить до конца или начинать сызнова какое-нибудь полезное дело, чем глушить себя водкою, бессмысленно дрыгать ногами, играть в фанты и заниматься флиртом разных степеней лёгкости...» (Кстати, в данном перечислении указаны именно «стиляжьи» занятия, знакомые «магам» не понаслышке.) Если же учесть, что данная повесть является, в значительной мере, «производственным романом», описывающим жизнь Пулковской обсерватории – где работал в свое время старший Стругацкий – то можно понять, что данная ситуация выступает отнюдь не плодом воображения авторов.

А является описанием реального положения вещей в советской научно-технической сфере – сфере, ставшей одной из основных механизмов  демонтажа системы ценностей неудавшихся «советских инкруаяблей». Собственно, именно через нее –а не через оказавшиеся бесполезными государственные системы воспитания (включая комсомол) – и происходило излечение общества от указанной болезни. (Т.е., идеи «избранности» у обеспеченной и образованной молодежи.) И вдруг оказывалось, что нет ничего плохого в штанах любого покроя – если, конечно, они воспринимаются, именно как штаны, т.е., предмет одежды, а не как «униформа высших сфер». А галстуки «обезьяних расцветок» или ботинки на высокой подошве если о чем и могут свидетельствовать, так это о дурном вкусе их носящего– а вовсе не о вовлеченности его в сферу «высокой культуры». И да – читать пресловутого Хамингуэя или слушать джаз вполне могут и слесаря с доярками, получившие возможность это делать благодаря развитию советского производства. (Поскольку те же электрофоны, бывшие в 1950 предметом «престижного потребления», уже в следующее десятилетия стали общедоступными и имелись, наверное, в каждой семье. А количество книг, имеющихся в каждой советской семье, начало расти в арифметической прогрессии.)

В общем, можно сказать, что Советский Союз сумел пережить указанный кризис (1950 годов), перейдя к следующей форме своего существования. «Мажоры»-стиляги не могли стать болезнью, поразившей все общество – поскольку оно, в очередной раз, показало завидный иммунитет. (Равно, как это происходило и ранее в подобных ситуациях.) И в итоге данное явление получило уже не раз отмеченный образ «безобидных чудаков» - наподобие того, что существовало у тех же алкоголиков. Которое, конечно, не значит что-то особо хорошее – поскольку уже не раз помянутый отказ стиляг от трудовой деятельности был замечен даже тогда – но, в любом случае, не несущих ничего опасного. Над стилягами следовало смеяться. Но бояться их…? Какой смысл бояться обезьяну, которая смешно кривляется, и самое страшное, что может сделать – так это кидаться какашками? (Кстати, реальные обезьяны могут быть очень опасны, но тут речь идет не о них, а о привычном для нас образе.)

Хотя последующие события показали, что подобное представление ошибочно. И что стиляг недаром впоследствии стали «вписывать» в стройные ряды антисоветчиков – поскольку они, повернись ситуация по другому, вполне могли стать весьма опасными. Как, например, стали опасными молодежные субкультуры 1980, породившие ту среду, из которой вышли пресловутые «братки» 1990. (Разумеется, указанные субкультуры имели несколько иную природу, однако их роль в позднесоветском обществе была похожа: они представляли собой манифест «инаковости», манифест исключения себя из общей советской массы и общей же трудовой деятельности.) Поэтому можно сказать, что, «повернись» ситуация в СССР 1980 годов по другому – и указанные «неформалы»  так же легко бы стали советскими людьми, как и это сделали стиляги. (В реальности эти «неформалы», кстати, так же «аннигилировались», только не в конструктивном, а в деструктивном плане.) Но не «повернулось», равно, как не «повернулось» и со многим иными проявлениями «инаковости» – и вот теперь стоит вселенский плач по «джинсам и жвачке», которые победили СССР. Хотя, в реальности, все это было лишь следствием, лишь «пеной» на поверхности огромного океана – в глубине которого и проистекали действительно важные процессы. Которые, собственно, и привели к гибели страны.

Но, разумеется, обо всем этом следует говорить в отдельной теме.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив