Нет ли здесь антисоветчины? (Апдейт к предыдущему посту)

chipka_ne — 30.08.2018 Вот не устаю восхищаться упорством читателей, не устающих мне указывать на то, про что не надо писать и гневно вопрошающих "Доколе?!" Уж и убеждала я их в том, что не поддаюсь перевоспитанию в столь почтенном возрасте, и уговаривала не читать меня через силу, мучаясь и скрежеща зубами, и спрашивала недоуменно, зачем идеологически чуждый журнал комментировать, поднимая ему рейтинг - не помогает! - ходють и ходють.
Нет, я понимаю, это они от чистого сердца и для моей же пользы, ведь "люди в общем, хорошие, но..." - продолжение цитаты из несравненной Ляли-Брынзы найдите сами - Гугль вам в помощь.

...Я тут, огорчившись слегка, Молли пообещала, что следующий пост будет про котиков - для разрядки.
Но - звыняйте, не удержалась - память у меня прихотливо работает, как круги по воде - одно что-то вспомнишь, и пошло-поехало, поэтому вслед за простодушной Букашкиной вспомнилась мне ещё одна славная женщина из тех же примерно времен.

Звали её Нина, для друзей - Нинок.На первый взгляд они были совершенно не похожи: Букашкина - девушка из приличной семьи, студентка МГУ, Нинок - выпускница провинциального торгового техникума, "разведенка с прицепом". Букашкина - юная,тоненькая и модная, как Твигги, Нинок - женщина под 30, "файна та пишна", в кофтах с люрексом. Букашкина - русская, Нинок - совсем наоборот, украинка (раньше после "совсем наоборот" написали бы "еврейка", но нынче времена другие).
Да и история эта случилась чуть попозже - в ранние 80-е, во времена "гонок на лафетах".
Я тогда уже прочно жила в Ташкенте, но работала там либо на полставки, либо почасовиком, чтобы иметь возможность на лето сбежать с детьми из гостеприимного, хлебного и оо-очень солнечного города под неиссякаемый волынский дождик. А в родном моем городе еще до всяких Горбачевых начался сквозняк с Запада и некое шевеление в экономике, и надуло туда этим сквозняком некоторое количество иностранных специалистов из ФРГ и из Франции. Какое-то они оборудование на местных заводах устанавливали-налаживали на радость местным красавицам и на головную боль понятно каким органам.
Годик органы мучились от когнитивного диссонанса - с одной стороны необходимые отечественной промышленности специалисты, в валюте оплаченные, а с другой - сплошь и рядом нежелательные контакты с несознательными гражданками - и ведь на слежку иностранцы обижаются, грозятся контракт разорвать, экие, право, капризные! Но в органах тоже не совсем дурни сидят - найдено было, наконец, некое приемлемое решение путем выявления наиболее общительных девиц и приглашения их для отеческой беседы в местный строгий особнячок чуть в стороне от центральной улицы. Нет, против влечения полов тогдашняя кровавая гэбня не возражала, что естественно, то не стыдно, она просто желала это дело некоторым образом упорядочить - чтоб без низкопоклонства перед Западом,без попыток развить отношения НЕНАДЛЕЖАЩИМ образом,чтоб помнили о том, что у советских собственная гордость! - ну, и не забывать, что враг не дремлет, англичанка гадит, стены имеют уши - так что, чуть что заподозрили - бегом плакаться в жилетку пожилому полковнику с седыми висками и мудрыми глазами. Так что на какое-то время процесс некоторым образом устаканился. До поры до времени. Пока в городе работали только немцы - они, хоть и западные, но в орднунге понимали получше иных советских, приехали с запасом презервативов и с точным знанием расценок с поправкой на провинцию. При немцах общение с местным женским полом не выходило за рамки товарно-денежных отношений, слегка украшенных внеурочным флакончиком духов и чинным медленным танцем в гостиничном ресторане.
Все рухнуло в одночасье, когда в городе появились французы. Мало того, что они были гораздо веселее, обаятельнее, да и щедрее чопорных немцев, их, вопреки всем стереотипам, не устраивала исключительно продажная любовь, они, понимаете ли, подобно карамзинским крестьянкам чувствовать умели!

Один из этих чувствительных был тезкой великого Мопассана, но поскольку имя Ги на славянских языках не склоняется, то он охотно отгликался на Гигошу. А кто же придумал ему такое ласковое имечко? Да, Нинок, кто ж ещё - ибо именно с ней Гигоша и закрутил роман к вящей зависти и негодованию красоток из утвержденного в строгом особнячке списка. Негодование было отчасти обоснованным - посмотрите на нас и на эту колхозницу! И в самом деле, местные девушки, которые жизни учились не по "Работнице", а по польскому журналу "Кобета и жиче" (что означало "Женщина и жизнь") могли бы дать фору любой западной модели. Что там может настоящая женщина? - из ничего сотворить скандал и шляпку - и всё? А слабо из катушечных ниток связать вечернее платье? Из рублевых-дубовых детских колготок путем хитрого роспуска петель создать ажурные-гламурные? А купальник для аэробики из перекрашеной мужской майки? А гетры из рукавов старого свитера? А накраситься косметикой фабрики "Свобода" так, чтобы все "Лореали" кипятком зассали от зависти и немедленно захотели сделать тебя лицом фирмы? Многие ли парижанки на такое способны? Вот то-то же!
И вот этим, как на подбор длинноногим, почти парижанкам, Гигоша предпочел Нинка - с ее на треть златозубой улыбкой и формами рубенсовских моделей. И с целлюлитом! - которого она, подобно рубенсовским моделям, ничуть не стеснялась.
Сам он ей росточком доставал едва ли до уха, был худ, носат, рыжеволос и кучеряв - в некоторых ракурсах походил на кудрявого кузнечика, а в некоторых - на Пьера Ришара.
Смотрелись они вдвоём настолько смешно и странно, что списочные красотки, вдоволь позлословив и позубоскалив, неожиданно пришли к выводу, что это любовь, не иначе - а чем ещё эта разведенка могла его привязать?

А Нинок с Гигошей наслаждались друг другом. Гигоша покупал за бешеные деньги на базаре телячью вырезку и учил ее правильно - по полминутки - жарить  и запивать нужным сортом бургундского, а Нинок лепила в промышленных количествах вареники - с картошкой-капустой-сыром-вишней-с маком-с таком, чтобы потом, подперев щеку, наслаждаться видом кушающего Гигоши и счастливо вздыхать:"Трошки справний став - а тож такий був ненза заморений, що страх!"
Он выписывал ей по каталогу духи и кружевные пеньюары размером с парашют и благоговейно надевал по утрам отглаженные Нинком до зеркальной гладкости рубашки, приговаривая "манифик!"

Разумеется, он был женат - цветные фотографии жены, детей, тещи, собачки и барбекю на лужайке, как положено, украшали и рабочий стол и гостиничный номер.

Разумеется, у их отношений не предполагалось будущего за пределами истекающего контракта - и Нинку это было очевидно с самого начала.
Но никакого надрыва от напрасных надежд в их романе не было, даму с собачкой Нинок из себя не строила, здраво рассудив, что не стоит портить себе и кузнечику отпущенные им два года незамутненного счастья.
А Гигошиному моралисту-переводчику, попытавшемуся пристыдить ее однажды за связь с женатиком, она ответила ннвозмутимо:
- А чого це мені стидатися? Він в мене чистенький, доглянутий, нагодований - най йо жінка за мене Бога дякує, що чоловік по курвам не вештається!

Вот только полковнику с седыми висками это счастье стояло поперек горла - ишь! устроили себе семейную жизнь! на базар за картошкой вместе ходят!
Так что пришлось Нинку в конце концов предстать пред светлы очи сами знаете, где.

Она пришла в особнячок, нимало не смущаясь, оглушив окружающих запахом шедро пролитой "Шанели" - Гигоша давно смирился с тем, что его загадочная славянская любовь духи употребляет, как вареники, не экономя. Села в кабинете, не снимая восхитительно шуршащего парижского плаща. Попросила:
- Тільки недовго, а то мені Вітальку з басейну забирати.
На вопрос, о чём они с гражданином дружественной, но капиталистической Франции целыми днями разговаривают, искренне изумилась:
- Та про що ж мені з ним говорити, якщо я нічого, окрім пардону, по-хранцузьки не знаю!

Неужели? - решил съехидничать полковник, - а на какой же, позвольте спросить, почве вы с ним так долго общаетесь?
- На "почвє"? - возмутилась Нинок, - яка-така почва? З жінкою своєю спілкуйся на "почвє", а ми - не на почві, ми - у ліжку!

Полковник схватился за голову. "Господи! - подумал он вдруг тоскливо, чужими какими-то словами, - ну что за херней я занимаюсь!"

...А он ведь так умел с "этими развратными бабами" общаться! У него и техника была отработана: сначала выразительная, но корректная брезгливость, подкрепленная при необходимости цитатами из классиков (особенно убедительна была одна из "Молодой гвардии" - "Чем же они платят тебе? Кажется, постным маслом? Ты продешевила!") Затем корректный тон сменялся срывающимися криками и напоследок - переходил в благостный и почти отеческий голос. Но при этой невозмутимой бабе, шуршащей плащом и не по-нашему пахнущей, кривляться почему-то, ну совершенно не хотелось.

- Бесстыжие твои глаза! - вот и все, что он сподобился сказать тоном бабки на лавочке, подписывая пропуск на выход, и добавил, пытаясь перевести голос в правильный казенный регистр:
- И смотри мне! Чтоб лишнего не болтала!

Немногословная Нинок, которая и необходимое-то не всегда проговаривала, пожала плечами и царственной походкой направилась к выходу, где на улице, в тени каштанов поджидал ее взволнованный Гигоша.

А теперь у меня вопрос, вынесенный в заголовок - нет ли здесь...?
Я ведь вообще-то про любовь писала. Большую, чистую и бескорыстную - не у каждого такая случается - а вы что подумали?

Пы.Сы. Настойчивой собеседнице, каждый свой комментарий начинающей со слов "А вот в Израиле..." дарю - совершенно бесплатно! - идею: "А вот в Израиле Нинка и Гигошу рабанут бы не поженил!" И сразу смиренно, ибо нечем крыть, отвечаю: нет, не поженил бы. Ни рабанут, ни патриарх, ни католический епископ, ни сам имам. Потому что - Израиль. Так шта, выход один - только советский ЗАГС!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив