Навсегда осталось в воображении и в сердце
elisaveta_neru — 17.07.2019Я посчитала необходимым упомянуть еще один исторический документ. Это письмо Максимилиана Робеспьера от 23 июля 1789 года, адресованное другу А.-Ж. Бюиссару, где рассказывается о «величайших событиях, какие когда-либо знала история человечества».
Вскоре после штурма Бастилии произошла встреча депутатов Национального собрания, в число которых входил Робеспьер, с королем Людовиком XVI. Это случилось как раз 16-17 июля, 230 лет назад. В отрывке из письма описано не только происходящее, но и чувства очевидца и участника.
«Национальное собрание твердо и бесстрашно противостояло угрожавшим ему дерзости и насилью. После многократных тщетных требований удаления всяких воинских частей и создания гражданской гвардии Собрание приняло следующее постановление:
«Национальное собрание заявляет, что, страшась пагубных последствий, которые может повлечь за собою ответ короля, оно не перестанет настаивать на удалении войск и на создании гражданской гвардии.
Заявляет еще раз, что не может быть посредников между королем и Национальным собранием. Заявляет, что министры и члены гражданской и военной власти несут ответственность за всякое действие, противоречащее правам нации и декретам этого Собрания.
Заявляет, что нынешние министры и советники его величества, какого бы то ни было ранга или состояния, и какие бы функции они ни исполняли, несут личную ответственность за нынешние несчастья и за все те, которые могут последовать.
Заявляет, что поскольку государственный долг находится под охраной французской чести и лояльности, и нация не отказывается от уплаты процентов по нему, никакой орган власти не имеет права обмануть общественное доверие, в какой бы то ни было форме и под каким бы то ни было наименованием...
На следующий день, после того как мы получили от двора весьма удовлетворительные ответы, король внезапно явился в Национальное собрание, без охраны, в сопровождении своих двух братьев, и заявил, что он доверяется Собранию и пришел просить его советов в связи с переживаемым государством пагубным кризисом.
Это заявление было встречено шумными аплодисментами, и монарха проводили из национального зала в его дворец с такими проявлениями энтузиазма, которые не поддаются описанию.
Между тем, парижане хотели, чтобы король оставался у них в городе. В Версальском дворце распространился слух, что делегация вооруженных граждан направилась, чтобы предложить королю посетить столицу.
Король тотчас же велел сказать Национальному собранию, что он желает, чтоб оно послало депутатов опередить делегатов Парижа и убедить их вернуться, а равно заверить их, что он отправится утром следующего дня (16 июля) в Париж. Часть Национального собрания сопровождала его туда, депутаты построились в два ряда, между которыми король следовал в простой карете, эскортируемый одним только отрядом парижской гражданской милиции. Эта процессия началась у ворот конференции, откуда она направилась к городской ратуше.
Трудно представить себе зрелище более величественное и возвышенное, еще труднее передать чувства, которые оно возбуждало в людях, способных чувствовать. Представьте себе короля, именем которого еще накануне приводили в трепет всю столицу и всю нацию, следующего на протяжении двух лье с представителями нации, среди армии граждан, построенных в три ряда вдоль всей этой дороги, среди которых он мог узнать своих солдат, и слышащего отовсюду крики «да здравствует нация!», «да здравствует свобода!», крики, которые впервые поражали его слух.
Если б даже великие идеи не могли полностью захватить душу, то одно огромное множество невооруженных граждан, которые, казалось, стеклись со всех сторон и облепили дома, возвышения, даже расположенные вдоль дороги деревья, женщин, украшавших окна высоких и великолепных зданий, которых мы встречали на нашем пути, рукоплескания п патриотические восторги которых вносили в это национальное празднество нежность и яркость.
Указанных обстоятельств и ряда других, не менее интересных, было бы достаточно, чтобы это великое событие осталось навсегда в воображении и в сердце всех, кто были его свидетелями. Я видел монахов, носивших такую же кокарду, какую прикалывали себе все жители столицы. У входа церквей, встречавшихся нам по пути, я видел духовенство в епитрахилях и стихарях, окруженных толпою народа, с которым оно соперничало в выражениях благодарности защитникам родины. Я сам видел кокарды, приколотые к епитрахилям, это отнюдь не фантазия.
Наконец, король был принят в городской ратуше, куда мы вошли вместе с ним. Его приветствовал новый купеческий старшина, он же один из депутатов Парижа в Национальном собрании, г. Байи, на которого перед тем его сограждане возложили эту должность, ранее замещавшуюся по назначению правительства.
Вы знаете также, что они выбрали командиром своей гражданской милиции другого депутата, маркиза де Лафайета. В городской ратуше председатель парижских коммун в любезной речи сказал королю такие свободные слова: «Вы были обязаны вашей короной рождению. Отныне вы обязаны ею только вашим добродетелям и верности ваших подданных».
Кроме этого, в городской ратуше пред монархом расточались самые выразительные проявления радости и нежности. Он не сам ответил на обращенную к нему речь; г. Байи сказал за него несколько слов, чтобы выразить его благодарность. Ему предложили кокарду, которую он принял, и, увидя его украшенным этим знаком свободы, народ в свою очередь вскричал: «Да здравствуют король и нация!».