Конструктивный диалог церкви с современным искусством, или Далее Везде.

bogushevich — 30.05.2010 Драгоценные,
в комментариях очень часто задается вопрос о юридическом статусе здания на ул.Никитской, бывшей ул. Герцена, д.1. Отвечу всем, кто его задает.

Признаюсь откровенно, я окончательно прояснила его для себя именно сейчас, потратив на это n-ное количество времени.

Итак. Это здание всегда находилось и ныне находится в собственности МГУ, состоит на балансе МГУ и предоставляется общине на основе ежегодно перезаключаемого договора о безвозмездной аренде помещения.

На 1994 год существовал такой же договор с Театром МГУ. Срок его действия истекал в 1999 году.

Дальше события развивались так.

В 1992 году, выступая в МГУ, в присутствии ректора Виктора Садовничего и мэра Москвы Юрия Лужкова Патриарх выразил пожелание возродить университетский храм. В 1993 году группа профессоров обратилась к ректору МГУ с предложением восстановить домовый университетский храм на его историческом месте. Ученый совет МГУ одобрил инициативу профессорско-преподавательского состава.

Это произошло 20 декабря 1993 года.

То есть, Патриарх выражает пожелание, Учёный совет МГУ решает его удовлетворить. Но есть одно обстоятельство: искомое помещение занято, и люди, которые его занимают на законных основаниях, имеют на руках документы, которые будут действовать ещё шесть лет. Что делать?

Очевидно, сделать так, чтобы эти документы стали юридически ничтожными.



И вот в феврале 1994 года главный инженер Мосгоргеотреста С. Г. Майоров сообщает главному инженеру МГУ В. С. Борисову, что «рекомендации по обеспечению нормальной и безопасной эксплуатации здания до настоящего времени не выполнены». Здание было объявлено аварийным.

Есть в Университете, как и в любом учреждении, такое подразделение, как АХЧ. Административно-хозяйственная часть. Как я понимаю, именно она должна поддерживать содержащиеся на балансе здания в нормальном эксплуатационном состоянии. (Может, не она, а другой какой-то департамент со специальным названием). Можно, конечно, обвинить и театр в том, что «в штукатурке потолков чердачного перекрытия над фойе имеются трещины и пятна от протечек". Но, вообще говоря, констатировав все эти факты, упрекнуть в них университет мог только своих хозяйственников. Но это только штрих. Главная интрига была не в том, что АХЧ (или кто там ведает ремонтом) своевременно не устранила протечки в кровле.

Соль этого сюжета в том, как элегантно было решена проблема с правоспособностью Театра МГУ в отношении занимаемого им здания.

Если бы я заканчивала не философский, а юридический - мне, конечно, легче было бы разобраться в том, действительно ли теряет арендатор здания право на его использование, если здание признано аварийным.

Равно ли признание здания аварийным - признанию договора аренды этого здания недействительным?

Теряете ли вы предоставленное вам по договору право аренды квартиры, если соседи сверху вас залили? Означают ли протечки в потолке юридическую ничтожность заключенного вами договора?

Мне трудно ответить на эти вопросы, я не юрист. Но факты таковы, что дальше события развивались так, как если бы договор с Театром МГУ действительно утратил юридическую силу. Ему было предписано освободить занимаемое здание.

Де-юре, ректорату тогда было предписано рассмотреть «вопрос о создании равноценных условий для занятий творческих коллективов Культурного центра Московского университета, работающих в ДК МГУ на ул. Герцена, д.1". Но, как я уже говорила, де-факто никакой речи об этом не было. Мы получили несколько комнат и подвал в Главном здании, где пришлось разместить реквизит всех наших спектаклей. Из подвала шёл ход в маленькую катакомбу, где девочки-костюмеры развесили наши костюмы между трубами вентиляции и отопления.

Главном в этом неравноценном обмене было то, что мы не получили сцену. Ну, то есть, она как бы предоставлялась "по заранее согласованному графику" - но на практике это означало только то, что репетиции там все время отменялись по разным причинам и ты больше никогда не мог быть уверен, что, вызвав музыкантов, ты действительно сможешь включить аппарат и поработать.

Я помню момент, когда в 1995 году Евгений Славутин и Лёша Кортнев ставили мой моно-мюзикл "Зал Ожиданий". Я написала для него все песни, Кортнев - либретто в стихах. У нас в спектакле было около 20 песен, масса актёров, танцевальная труппа. Надо было придумывать с нуля и разводить мизансцены, ставить какие-то драматические акценты, прорабатывать световые партитуры, ставить танцы - не говоря уже о черновой музыкальной работе, которую, поверьте, невозможно делать без мониторов, без аппарата и ударных. Сроки поджимали, до премьеры оставались считанные недели, и всю эту машину нужно было с нуля собрать из запчастей и сделать так, чтобы она поехала. Всё, что могли, мы делали в подвале. А сцену получали раз в час по чайной ложке.

И вот однажды, никогда не забуду, у нас был какой-то особо сложный день: в каждом деле, наверное, бывают какие-то тупиковые моменты, когда все постоянно ошибаются, всё, что только можно, разваливается - даже то, что вчера уже было практически безупречным.
В такие моменты лучше всего объявить перерыв, распустить труппу на отдых хотя бы на полчаса, дать людям проветрить мозги - а потом попробовать все заново, как будто с чистого листа. Это работает. Но у нас не было даже этих дохлых 30 минут! Часики тикали, все время тикали над ухом.
И тем не менее, вдруг все потихоньку начало собираться в целое - и наконец, как говорится, покатило. Все поняли свои задачи, взяли правильные ноты, с нужной интонацией сказали правильные реплики, я вышла к микрофону - и вдруг понимаю, что звука нет.
В чем дело?

А просто ГЗ-шный радист отрубил аппаратуру и ушёл домой. Потому что ровно 18.00. У него кончился рабочий день. И то, что я сама приехала репетировать после работы, ничего, кроме завтрака, в этот день не успела съесть - к тому моменту мы все уже закончили МГУ, нужно было зарабатывать на жизнь, и все приезжали на репетиции и спектакли после работы; у меня с 12 до 16.00 были эфиры на Радио-101, у других ребят что-то ещё где-то ещё, - все это не имело для него никакого значения. Все это больше никого не интересовало.

Меня такое взяло отчаяние, что горло в одну секунду как будто перехватило, знаете, бетонной стяжкой. Я развернулась и пошла со сцены, в кулису, прочь из ДК, вниз по лестнице. И опомнилась только, обнаружив себя всю в слезах у памятника Ломоносову. Я редко плачу, - если мне трудно, я злюсь. И делаю снова. Но тогда я не знала, что мне делать.

Как я могла ставить свое имя под этим спектаклем, который мне физически не давали создать? Нас учили отвечать за качество того, что мы делаем. Мы привыкли выжимать из себя максимум того, на что способны, - и мы были готовы выкладываться ради этого на сто, двести процентов, репетировать вечерами и ночами, забывая про время.
Но мы эту возможность потеряли.

Невозможно прыгать, на знаю, тройной аксель, если у тебя к ноге привязана гиря. Невозможно оттачивать нюансы, когда у тебя люди не имеют возможности пройти номер ногами, чтобы осветитель выстроил по ним свет. Ведь на премьере ты выйдешь к публике, которой все равно, в каких условиях ты репетируешь. Ты выйдешь к критикам, а они в первую очередь судят о том, профессионал ты или так, занимаешься художественной самодеятельностью. Репетировать в таких условиях, в которые нас поставили - означало обрекать себя на самодеятельность.

Есть испытания, которые можно пройти. А есть ощущение, что ты в тупике и выхода нет. Мне в тот день оно открылось во всей своей полноте.

Понятно, что жизнь в тот день не кончилась. Как говорится, на зубах, - мы все-таки сделали спектакль. Потом песни из него стали пластинкой "Книга Песен", а потом у меня началась другая жизнь. Но я сейчас не об этом.



Прошу прощения, мне трудно говорить об этих вещах бесстрастно. Попробую просто вернуться к фактам, к договорам аренды и методам признания их ничтожными, к предписаниям о создании равнозначных условий и прочим скучным вещам.

Есть основания предполагать, что уже очень скоро об этих скучных вещах будут вынуждены думать очень многие учреждения культуры, волей неблагосклонных судеб помещённые государством в здания бывших храмов. Многие, как я тут узнала, уже о них думают - и держатся за голову двумя руками.

Давайте посмотрим, как обстояло дело с Театром МГУ, который теперь называется МОСТ: Московский Открытый Студенческий Театр. Помню, очень долго шли разговоры о новом здании. Потом вроде бы театру отдали недострой в Нескучном саду, обещали вот-вот доделать. Этот "вот-вот" опять же продолжался годы. И вот самая свежая на сегодня информация на эту тему на сайте театра.

Летом 2005 года правительством Москвы было подписано постановление о строительстве нового здания для театра в Сокольниках.

Мне кажется, есть некий символизм в том, что эта рубрика на сайте называется "Далее везде". И что программа, в которую я намедни была приглашена и в которой могла бы при желании принять участие, называется Конструктивный диалог церкви с современным искусством . Тут каждое слово символично. И "конструктивный". И "диалог".

Я понимаю, я человек пристрастный. (Трудно, знаете, быть беспристрастным к катку, который по тебе проехал - и, как видим, тебя и не заметил)

Но даже спустя все эти годы мне кажется, что первая реплика церкви в этом диалоге, поданная в 1994-м году, подана была чрезвычайно неудачно. Дело это прошлое, и не стоило бы о нем столько говорить, если бы не дела сегодняшние и завтрашние.Технология, будем говорить, передачи церкви того имущества, на которое она претендует, обкатана и работает. Протечки в кровле - и привет. А если будет принят соответствующий закон, даже и никаких заключений об аварийности больше не потребуется. И если диалог церкви и искусства будет продолжаться в этом духе, я не уверена в его успехе.

Но меня не оставляет надежда, что может быть и по-другому.

Чего мне хотелось бы? Мне хотелось призвать всех участников процесса быть бережными к ценностям друг друга. Не должно быть так, чтобы те, кто были некогда гонимы, сами превращались в гонителей. Не должно быть так, чтобы общество ставилось перед выбором: что важнее - православные духовные ценности или общекультурные? Почему мы должны жертвовать токкатой Баха, для того, чтобы могли звучать хоры Бортнянского и Чеснокова?

Это раскалывающий общество выбор, и ситуации такого выбора просто не должно существовать. И то и другое важно. Не может быть приоритета одного перед другим, превосходства одного над другим.
И храмы, и театры, и органные залы - наша культура должна сохранять всю свою полноту, это наше общее достояние.
Если церковь хочет пользоваться в обществе безусловным влиянием и уважением - пусть явит нам примеры того, что и она уважает ценности культуры, пусть даже и светской.

Должны быть созданы правовые основы того, чтобы учреждения культуры, выселяемые из занимаемых ими зданий по желанию церкви, действительно получали бы взамен равноценные условия, которые позволяли бы им в полном объёме сохранять свои функции. И общество должно иметь возможность контроля за этим процессом.

Во всяком случае, до тех пор, пока в нашей Конституции записано, что

1. Российская Федерация - светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.

2. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом.

Что

Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними.

Каждому гарантируется свобода мысли и слова.

2. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства.

И что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив