К прошедшему Дню Космонавтики

anlazz — 13.04.2018 И одновременно в продолжение прошлой темы, в которой было показано, как отказ от идеи примата прогресса оказался критичным для состояния страны.

Итак, советская концепция общественного развития основывалась на очевидном примате научно-технического прогресса, обеспечивающего при это рост производительности труда и, как следствие, улучшение уровня жизни. Подобная идея оказывалась настолько сильно связанной с самыми глубинными слоями советского общества, что до определенного времени мало кто вообще задумывался: а почему это так? В смысле – почему необходимо переходить к наиболее передовым методам производства, развивать науку и способствовать росту квалификации работников. Это казалось самоочевидным: разве непонятно, почему новый станок, на котором можно изготавливать в два раза больше деталей, лучше старого. Или почему слесарь пятого разряда лучше, нежели слесарь третьего, почему наличие инженеров – это хорошо, а люди с начальным образованием – плохо.

Однако, как уже было сказано, эта самая очевидность оказывалась весьма и весьма условной. Ведь, как уже было сказано, над советским человеком и над советским обществом в целом не висел железный меч конкуренции, готовый нещадно «выкашивать» всех, кто не готов соответствовать высокому уровню технического прогресса. И продукция заводов, производимая на станках тридцатилетней давности так же успешно продавалась, как и продукция, производимая на самом современном оборудовании. Так зачем же в подобном случае требовать повышения уровня производительности? Кстати, чтобы лучше понимать указанное, стоит сказать, что подобные вопросы задавались практически с самого первого дня существования СССР. Уже объявленная Лениным массовая электрификация страны огромному числу людей казалась излишней: ведь у традиционного крестьянского хозяйства практически нет потребности в электричестве. А промышленность раннего СССР была крайне слаба.

Да и особо развивать ее не было особых резонов – поскольку казался неопределенным рынок сбыта. Ведь мало изготовить тот же трактор – так ведь его надо еще и продать! А кто выступит покупателем: крестьянин-середняк, которому прибавочный продукт на этот трактор надо копить лет пятьдесят? Или кулак, «экономика» которого основывалась почти исключительно на обдирании окружающих? (Да и у него, если честно, дохода хватить лишь на десятую часть указанной машины.) Ну, а если подобных крестьян, живущих натуральным хозяйством, в стране 80%? В общем, непонятно... Кстати, это относится не только к тракторам, но и, например, к такой вещи, как образование. Зачем крестьянину грамота, если свое хозяйство он и так обработает, а устроится на тот же завод ему невозможно –поскольку заводов-то нет. В общем, не является ли объявленная советской властью программа модернизации бессмысленным и опасным прожектом «кремлевских мечтателей» - в то время, как реальные потребности населения совершенно иные?

Идеи, подобные указанным, высказывали, кстати, не только противники советской власти и разного рода «сомневающиеся» - но и некоторые из коммунистов. (Которых впоследствии отнесли к т.н. «правой оппозиции».) Конечно, прямо опровергать показанный Лениным путь они не решались – но сомневаться в необходимости быстрой индустриализации, разумеется, им никто запретить не мог. Причем, аргументы этого самого «крыла» до определенного времени казались довольно здравыми – поэтому до определенного времени даже высшее руководство после Ленина СССР действовало с учетом их мнения. В результате чего форсированная индустриализация началась только в 1928 году – да и тогда была сомнения в том, что она необходима. Тем не менее, очень скоро реальность показала, что выбранный курс оказался не просто удачным – а жизненно важным, что он обеспечил не просто развитие – а само выживание СССР. Причем, не только в связи с тем общеизвестным фактом, что во Вторую Мировую войну Германии пришлось столкнуться не с прежней отсталой Россией, а с государством, обладающим передовыми технологиями. Нет, блага форсированной индустриализации начали проявляться еще ранее, когда во время начавшейся Великой Депрессии стало ясно, насколько опасно иметь «неавтономную» экономику. (То есть, доиндустриальный ее тип – основанный на экспорте продовольствия и закупке промышленных товаров, банально бы привел к катастрофе.)

В общем, уже к середине второго десятилетия существования СССР оказалось, что кажущаяся прожектерской и мало связанной с реальностью ленинская модель форсированного развития оказалась исключительно верной. А выглядевшее нелепым в начале 1920 годов стремление опираться на самые последние достижения техники и науки – выразившееся в открытии новых научных институтов и конструкторских бюро – гораздо более рациональным, нежели выглядевшие так прагматично концепции «правых уклонистов». (С их признанием «мотором» развития частной инициативы – пускай и ограниченной пролетарским государством.) В результате чего в течение нескольких десятилетий после и народ, и руководители, в целом, не подвергали сомнению верность указанного пути.

Тем не менее, отсутствие явных, очевидных, «процедурных» доказательств необходимости постоянной модернизации, все-таки, оказалось критичным. Первые проблемы появились где-то после Второй Мировой войны – когда стало понятно, что достижения науки и техники может использоваться не только в благих целях. (Собственно, сомнения в этом возникли еще после Первой Мировой – однако лишь Вторая полностью подтвердила указанный факт.) Именно тогда стало понятным, что сам по себе «прогресс» - это довольно размытое понятие, которое может быть как благим, так и отрицательным. Правда, при этом все еще оставалось представление о том, что развитие производства есть благо, что совершенствование методов преобразования Вселенной… Впрочем, нет – о Вселенной в указанное время еще не задумывались, и столь глубоко в тайны Мироздания не забирались. Думали проще – о том, что надо улучшать жизнь, делать ее более сытой и безопасной – и считали, что это достаточно.

Правда, где лежит грань между той же безопасностью – и тем, что было совсем недавно (во время Второй Мировой войны) – мало кто понимал. Поскольку ту же «атомную гонку», развязанную Соединенными Штатами, так же пытались объяснять «безопасностью». Дескать, «мы» (то есть, хозяева Западного мира) изо всех сил пытаемся сдержать безбожный большевизм – и ради этого готовим план за планом атомного выжигания «Советов». Причем, все это – ради блага человечества, точнее – свободного мира. (А поскольку свобода лучше несвободы наличием свободы, то значит – вообще, всех людей.)

Разумеется, для СССР в указанном плане положение было более «выгодным» - в том смысле, что тут не приходилось придумывать подобных извращений, поскольку угроза безопасности в виде упомянутых планов была явной и очевидной. Тем более, после завершившейся войны – которая показала, на что способно современное вооружение. Тем не менее, это было всего лишь «отодвигание» вглубь вопроса о необходимости научно-технического развития – который рано или поздно, но должен был встать в стране. И, как уже говорилось, когда это случилось – то есть, где-то во второй половине 1960 годов – то дать однозначный ответ на него оказалось невозможным. Причем, для СССР указанная проблема оказалась на порядок более важной – поскольку на Западе, как уже не раз говорилось, главным стимулирующим фактором выступала конкуренция. То есть – явление бездумное, «автоматическое», не требующее понимания – за что, впрочем, так же приходится платить. (Причем, именно сейчас, и очень и очень дорого.) Однако «конкретную актуальность» она снимала.

Для СССР же жизненной необходимостью было именно осознание необходимости развития, представление о том, почему же, собственно, необходимо рвать жилы ради создания новых технологий, новых станков, кораблей, вычислительных машин, самолетов и т.д. Поскольку иначе чем дальше уходило время Ленина, индустриализации, Великой Отечественной войны и послевоенного периода войны Холодной – то есть, время очевидных доказательств необходимости развития – тем менее очевидным становилось последнее. В итоге, как говорилось выше, уже в конце 1960 возникли сомнения в данной необходимости, в 1970 годы они оформились уже в определенное представление – которое, хотя и не будучи выраженным официально, начало оказывать серьезное действие на все общество. («Культурным» выражением данного процесса стало появления пресловутых «деревенщиков» в литературе и вообще, любовь к разного рода «ретро» в данное десятилетие.) Ну, а во второй половине 1980 годов было заявлено прямо: вся советская эпоха есть время бессмысленных действий.

То есть – никакой пользы «советский прогресс» не принес, и лучше всего было бы, если бы его вообще не было бы. Разумеется, в том, как это «не было», были небольшие разногласия – одни считали, что лучше всего для России являлось бы продолжение существования архаичного дореволюционного общества. (Кстати, именно архаичного – всего того, что уже для людей конца XIX века было архаикой, что тогда уже рассматривалось всеми образованными людьми в лучшем случае, как временное и должное вскоре замениться на что-то более совершенное.) Ну, а другие – что оптимальным было бы войти в «семью европейских народов», причем, не важно как. (Хоть тушкой, хоть чучелком – то есть, даже полуколониальное или колониальное положение их устраивало.) Важно было одно – отказ от «советского пути» и от всего, что было сделано в СССР.

Такова была страшная цена отказа от желания понимать, что же представлял собой «советский прогресс» и «советское развитие» - и какие были ее реальные результаты. Тут можно было бы и закончить тему – если бы не один важный момент. А именно, то, что указанное положение могло бы рассматриваться, как совсем ужасное, приводящее к полной гибели всего, что было создано – однако в реальности дело пошло немного не так. Разумеется, отказ – причем, агрессивный – от созидания и провозглашение ценностей утилизации действительно был. Однако он оказался – не знаю, как это лучше сказать – не окончательным. Как будто бы страна решила радостно шагнуть в пропасть небытия – однако, все-таки, остановилась на самом ее краю. И связано это было, во многом, как раз с тем событием, которое стоит в заголовке – с освоением Космоса, с советской Космонавтикой. А точнее – с тем, что стояло за ней. И что, как бы не странно это звучало, в очередной раз позволило если не окончательно спастись – последнее пока еще не очевидно – то, по крайней мере, придать очередной толчок истории для того, чтобы она могла выбраться из своего пресловутого «конца». То есть – пресловутой железной крышки олигархии, гипотетического глобализма, который на самом деле есть не что иное, как действительный конец разумного вида на нашей Планете.

Но обо всем этом, разумеется, надо говорить отдельно…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив