В продолжение разговора о "мягкой силе"

anlazz — 10.04.2018 Вот теперь, после того, как в прошлой части было рассмотрено явления «гипертрофии» конца СССР, мы можем понять: откуда взялась пресловутая идея «мягкой силы». И почему следование ей – равно, как и иным современным идеям – никогда не способно привести к успеху. На самом деле тут нет ничего сложного: дело в том, что указанное крушение СССР оказалось весьма неожиданным практически для всех. И для Запада, как такового, и для населения самой Советской страны, и для ее элиты. Наверное, главное состояние мышления 1990 годов можно назвать, как полное непонимание происходящего. Нет, конечно, существовало официальное объяснение, гласящее, что «проклятый совок» рухнул из-за своей природной неэффективности. Но, как можно легко догадаться, более-менее работало оно только, наверное, только до 1993 года. Поскольку после этого времени подавляющее число жителей страны смогло воочию убедиться, как выглядит настоящая неэффективность.

Но если убогая «Новая Россия», раздираемая бандитскими разборками и межнациональными конфликтам, все-таки прекрасно себе существовала, то что же тогда случилось с СССР? Ответ на этот вопрос начал даваться еще в начале десятилетия – со стороны т.н. «патриотической оппозиции». Которая сформулировала, в общем-то, удовлетворяющую всех версию: СССР проиграл в Холодной войне. Кстати, многие трактовали данный проигрыш буквально – отсюда и пошли разного рода разговоры про «оккупацию» (к которой тогда даже не прибавляли приставки «крипто»), про то, что реальные хозяева страны находятся за рубежом и т.д., и т.п. Однако, в любом случае, указанная идея оказалась крайне живучей – настолько, что не просто пережила указанное десятилетие, но и вошла, фактически, впоследствии в «официоз». По крайней мере, в настоящее время две указанные модели гибели СССР: из-за «природной неэффективности» и из-за «поражения перед Западом» – сосуществуют рядом друг с другом. Иногда образуя некую «смесь» - вроде того, что поражение произошло из-за неэффективности или неэффективность была из-за поражения. (В смысле, из-за того, что Запад смог «обхитрить советских властителей» и навязать им нужную форму поведения.)

Правда, при этом, как тоже можно легко догадаться, требовалось установить особое понимание поражения в Холодной войне – поскольку изначально не совсем понятным было, что же считать за таковое. К примеру, в 1950 -1960 годы существовала уверенность, что таковым может быть или потеря паритета в ядерном и обычном вооружении. А с этим у СССР был не просто порядок – а практически полный выигрыш: военное могущество страны возрастало весь период ее существования. В результате чего уже к 1970 годам стало понятно: никакие стратегии НАТО не способны привести к военной победе, причем, без разницы, с ядерным оружием или без. В результате был запущен процесс, названный впоследствии «Разрядкой», и представляющий собой ограничение наиболее затратных военных программ. То же самое можно сказать и про научно-техническую сферу, в которой СССР неизменно оказывался если не впереди, то вровень с противником. В результате чего до самого конца страны надежда на «супероружие», способное уничтожить Россию с гарантией собственного неуничтожения, могла существовать для Запада исключительно в мечтах. Ведь даже столь разрекламированная программа «Звездный войн» (SDI) оказалась для советской оборонки намного более реализуемой, нежели… для самих США. Последние так и не смогли создать действующих образцов «космического оружия», несмотря на то, что и по времени, и по финансам козыри были на их стороне.

Кстати, впоследствии с их (Штатов) стороны стали раздаваться голоса – радостно подхватываемые «местными» - что, дескать, не очень-то и хотелось. В том смысле, что указанная программа в реальности никогда не планировалась, как реальная – а должна была послужить для развала СССР путем экономического его истощения. (Хотя тот факт, что работы по СОИ реально велись, явно говорят об обратном.) Впрочем, данная идея – далеко не новая, и, по существу, она вообще может рассматриваться, как главная цель Холодной войны. Поскольку расчет и делался изначально на несоответствие финансовых, людских и производственных ресурсов, потребных для указанного паритета. Дескать, пока толстый сохнет, тощий сдохнет – т.е., если у Запада есть ресурсы для создания бесчисленных систем вооружений: ракет, самолетов, кораблей, танков и т.д., то для «Советского блока» создание аналогов всего этого приведет к полному коллапсу экономики.

Причем, что самое главное, примерно так думали, начиная с 1950 годов – когда сторонники прямого военного конфликта были несколько «остужены» наличием советского ядерного, а потом и ракетного оружия. Однако проходили году и десятилетия – а «тощий» подыхать никак не хотел. В том смысле, что, как уже было сказано, на каждую «западную новинку» СССР давал свой симметричный или несимметричный ответ. Последнее значило, что страна не только может производить вооружения, но и может поддерживать свою научно техническую школу, разворачивать сопутствующие производства и развивать свой человеческий потенциал. Более того, даже в самом конце существования советского государства, в 1980 годы, его реальные производственные мощности позволяли наращивать практически все отрасли – а не только оборонные. Смешно – но производство тех же «товаров народного потребления», продуктов питания (тех же колбас) или, скажем, строительство жилья росли вплоть до 1990 года!

То есть, страна запускала программу «Буран», развертывала программу «жилье 2000» и наращивало производство пресловутой колбасы одновременно!
Указанная ситуация и стала основанием для зарождения мифа про «мягкую силу». Смысл ее и состоял, по сути, в том, что СССР проиграл вовсе не «классическое» военно-политическое и экономическое соревнование. А в том, что он был обыгран в рамках некоей «культурной гегемонии», в результате чего его собственная культура оказалась менее привлекательной для населения, нежели культура Запада. Иначе говоря, кока-кола и джинсы победили Космос и коммунизм. Данная модель «проигрыша» так же появилась на свет в 1990 годы. Впрочем, о том, что потребительское общество западного типа в виде указанных товаров неблагоприятно воздействует на молодежь, начали говорить еще в советское время. Причем, не только перед самым концом, а намного раньше... Да и вообще, «сегодня он играет джаз, а завтра – Родину продаст». (Правда, Родина была «продана» намного позже того, как джаз стал исключительно «музыкой отцов», и с модных подмостков перешел в официальные залы консерваторий – однако это мало кого волновало.)

Поэтому как только стало понятным, что пресловутая «неэффективность советской экономики» - фикция (на фоне уже помянутой реальной неэффективности 1990 годов), а «прямое» поражение в Холодной войне так же очень плохо ложиться на реальную канву истории, модель «потери культурной гегемонии» начала набирать популярность. В результате где-то к середине-концу 2000 годов она приобрела статус «общепризнанной в интеллектуальных патриотических кругах». Распространением ее занимался Сергей Кара-Мурза, а впоследствии – и Кургинян, кстати, построивший на основании данной концепции и тактику действия своей «Сути времени». Причем, что интересно – на начальном этапе эта самая «Суть» действовала действительно, довольно эффективно, что показывало тот факт, что в модели «культурной гегемонии» действительно что-то есть. Но со временем ее положительное влияние сошло на нет, и в последние лет несколько лет движение Кургиняна переживает вялотекущую стагнацию.

Впрочем, самое интересное тут даже не это – а то, что примерно подобные концепции в постсоветское время стали популярными по всему миру. Можно сказать, что осмысление развала СССР реально происходило по одним и тем же правилам – то есть, «общепринятая» модель «неэффективности советской экономики» неявно была признана ошибочной не только у нас. (Что, разумеется, не может не радовать.) В результате чего уже 1990 годы стали временем торжества идеи указанной «гегемонии» - например, в области рекламы или того, что принято именовать «политтехнологией». (Разумеется, работы в указанном направлении были и ранее – начиная с работ Грамши и заканчивая разного рода постмодернистами – однако только указанное пресловутый «1991 год» превратил их в мейнстрим.) Ну, и разумеется, сам данный процесс породил немало концепций «вторичного уровня» - то есть, попыток осмысления происходящего уже в указанных рамках. (Когда уровень пропаганды и рекламы вырос на порядки, а разного рода политологи и «политтехнологи» стали казаться ключевыми фигурами мировых процессов.)

Таким образом, можно сказать, что идея обретения власти путем установления культурного превосходства восходит именно к осмыслению гибели СССР и доказывается именно этим событием. (Все остальное –вторично.) Однако в этом случае возникает два закономерных вопроса. Во-первых, как уже говорилось, это то, насколько реально конец Советского Союза был вызван именно потерей культурной гегемонии. А, во-вторых – насколько указанную ситуацию можно считать стандартной. В том смысле, что даже сейчас понятно, что СССР был, мягко сказать, не совсем «типовым» обществом. А точнее – совершенно нетиповым, а даже наоборот – полностью уникальным. В подобном случае даже если бы его конец был реально связанным с победой западной «мягкой силы», то это вовсе не значит, что последняя может работать абсолютно в любых условиях.

И это мы можем прекрасно наблюдать на примере того же Китая – страны, что за последние десятилетия не только не потеряла свою значимость, а напротив – ее увеличила на порядки. Правда, во многом, это связано с тем, что до определенного времени Запад смотрел на китайское существование «сквозь пальцы», высокомерно полагая, что эти узкоглазые ни на что серьезное неспособны. Тем не менее, стоит отметить, что за последнее время можно увидеть несколько попыток использования «культурной гегемонии» в «антикитайском духе». Ну, самая известная из них, конечно – это пресловутая площадь Тяньаньмэнь, а еще точнее – события, произошедшие на них в июне 1989 года. Правда, тут сложно сказать, что было первичным в случившемся тогда: работа западных спецслужб или банальная борьба внутрикитайских кланов. ИМХО, второе важнее, однако это не значит, что первое отсутствовало – тем более, что и «проигравший» клан имел несколько прозападную ориентацию. (По крайней мере, формально.) В любом случае, завершение этого «майдана» прекрасно показало, что даже при наличии определенной привлекательности некоей (западной) культуры для определенных слоев населения конечный результат может быть отличным от желаемого хозяевами данной культуры. В том смысле, что наличие в Китае значительного «прозападного» культурного слоя не позволило Западу обрести над ним контроль.

Более того, практически то же самое можно сказать и про Китай современный – который имеет возможность прекрасно работать с любыми культурными слоями. Причем, не устанавливая полностью железного занавесе – вроде Северной Кореи – а напротив, обеспечивая обширные контакты со всеми странами мира, включая США. Тем не менее, практически идеальный разгон «революции зонтиков» в Гонконге – попытки в очередной раз реализовать «цветную революцию» в КНР –показывает, что и в указанных условиях страна может успешно сохранять свой суверенитет. Впрочем, еще важнее в подобном плане успешное блокирование националистических настроений в уйгурских и тибетских областях – на которые США «ставят» вот уже лет тридцать, и все безрезультатно. То есть – все попытки использования в КНР рецептов, так хорошо сработавших в СССР, оказываются неудачными. Впрочем, то же самое можно сказать практически про все страны, за исключением бывшего Советского блока. Ведь даже на Ближнем Востоке пресловутые «революции роз» в ряде государств – к примеру, в Турции и Египте – обернулись неудачей, а в других – привели к власти совершенно неожидаемые силы. (Агрессивных исламистов, с которым Западу впоследствии пришлось явно бороться.)

Впрочем, Ближний Восток –тема особая, в данном контексте важная только тем, что прекрасно показывает, насколько могут разниться результаты таких, казалось бы, универсальных рецептов, как «цветные революции». И позволяющие понять, что реальные механизмы, определяющие развитие социумов, представляют собой гораздо более сложные системы, нежели кажется из теорий, подобных идее «культурной гегемонии». (она же «мягкая сила».) Поэтому – возвращаясь к тому, с чего начали – стоит понять, что считать эту самую «силу» неким универсальным средством, «супероружием», способным изменить мир – бессмысленно. По крайней мере, по отношению к 99% имеющихся ситуаций. Другое дело, что стоит понимать: в настоящее время «мягкая сила» может быть признаком государств, обладающих силой реальной. Экономической – в смысле, производственной, - политической, военной. И за кулисами пресловутого «культурного доминирования» стоит вполне реальное доминирование силовое – как не раз уже говорилось, главным достижением американской культуры является то, что США имеет возможность безнаказанно бомбить 99% существующих государств. Это забывать никогда не стоит – то есть, всегда стоит видеть за улыбающейся маской «общечеловеческих ценностей» направленный на тебя пистолет.

Ну, и разумеется, стоит разобраться с тем, что же случилось с СССР – поскольку это был действительно единственный случай проигрыша полностью неуязвимого к военному и экономическому давлению противника. Однако, понятное дело, что указанная тема требует отдельного большого разговора. Поэтому тут, завершая сказанное, можно только отметить, что вся советская история, по сути, представляет собой настолько уникальное в историческом плане явление, что перенос аналогий с нее на другие ситуации невозможен. Но об этом так же надо говорить отдельно.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив