К истории русского раскола. Часть первая
anlazz — 15.07.2017 Разумеется, не церковного, XVII века – а того, что принято называть Великой Октябрьской Революцией и Гражданской войной. Изучение этого раскола сейчас очень популярная тема – особенно в совокупности с тем, что обычно именуется «национальным примирением». Дескать, мы единая страна, поэтому «красным» и «белым» надо взять, и забыть свои противоречия, примириться перед угрозой некоей «внешней опасности». Или вообще, примириться, чтобы не тратить силы на бессмысленную борьбу друг с другом. Подобные высказывания давно уже стали обыденностью в нашем мире – правда, обыкновенно, люди, говорящие о «примирении», подразумевают под ним нечто специфическое. А именно – они считают, что «примиряться» должны именно «красные», поскольку они и заварили ту самую бучу, что стала впоследствии Гражданской войной.А «белые» должны еще подумать – принимать или не принимать это «примирение». И, может быть, после того, как их противники отрекутся практически от всего, что было для них дорого, и примут «белые» ценности, они сделают жест «доброй воли». И, так и быть, перестанут считать «красных» выродками. А может быть – и не перестанут. Но, по крайней мере, позволят «красным» иметь свой маленький уголок, где бы последние могли бы гордиться своими маленькими победами – вроде 9 мая 1945 года или 12 апреля 1961 . И своими маленькими героями: нет, разумеется, не Лениным или Сталиным – этих-то упырей никто никогда не отмоет. А всякими там разными Гагариными, Королевыми, Курчатовыми, Папаниными, Чкаловыми, Матросовыми, Гастелло, Жуковыми – ой нет, этот тоже «мясник»… В то время, как они, истинные носители русского духа, прославляют своих истинных титанов – вроде Колчака и Маннергейма.
Подобное отношение, как уже было сказано, объясняется тем фактом, что «красные» считаются априори виновными во всем случившемся. Но объективно ли это? И так ли «белы и пушисты» «белые» - даже без учета того, что они делали уже после начала войны? В том смысле, что насколько верным является предположение о том, что последние являются всего лишь жертвами обстоятельств, лишивших их положения в обществе, достоинства и собственности? На самом деле подобные вопросы далеко не праздны – и абсолютно неочевидны. Очень сильно неочевидны – если учесть особенности предреволюционной социодинамики. Частично об этом было сказано в прошлой части, но так, в основном, разбирались «общемировые процессы». Нам же, в рамках поставленной темы, интересны более «локальные», внутрироссийские явления – впрочем, тесно связанные с мировыми. Их то мы и рассмотрим.
И, прежде всего, отметим, что к 1917 году Российская Империя оказалась в типичной ловушке. Точнее сказать, к этому времени в ловушку угодил весь мир – причем, как говорилось в прошлой части, случилось еще до начала Мировой войны. Более того, сама эта война являлась, по сути, самым ярким представлением указанного явления, приведя к массированному уничтожению людей и материальных ценностей. Но если для большей части европейских стран нахождение в данной войне было близким к фатальному, то для России она стала фатальной гарантированно. Дело в том, что указанное массированное уничтожение очень быстро привело к тому, что все наличные ресурсы тут оказались быстро растраченными. Начиная с финансовых – в результате чего рост внешнего долга Российской Империи за 1914-1917 год увеличился в 4 (!) раза, и достиг астрономической по тем временам суммы в 27 млрд. рублей. И заканчивая дефицитом тех же железнодорожных вагонов – что стало чуть ли не основной проблемой военной и гражданской логистики. Но самым главным дефицитом для нашей страны стал дефицит людей.
Разумеется, образованных людей, способных выполнять сложные технологические операции. Поскольку они, с одной стороны, требовались в армии – в связи с массовой потерей офицерского состава. А с другой – как воздух нужны были при создании множества сложнейших социальных подсистем, необходимых для индустриальной экономики. Подобная ситуация была связана с тем, что социальное устройство Российской Империи, представляла собой конгломерат небольшого «современного общества» и огромной, охватывающей более 80% населения, области архаики. (Куда кроме крестьян входили и мещане, и даже многие чиновники, имеющие больше общего с подьячими времен Ивана Грозного, нежели с индустриальной системой управления.) Для своего времени данная схема, ведущая свою родословную еще с Петра Великого, была не просто работоспособной – но достаточно эффективной, позволяющей России на равных конкурировать с ведущими европейскими державами. Но к временам «развитого индустриализма» она стала абсолютно неадекватной. В результате чего небольшая «европейская Россия», вступив в войну, понесла в ней огромные потери – и человеческие, и финансовые.
Впрочем для огромной крестьянской массы ситуация была не лучшей. Поскольку производимый ей прибавочный продукт был и настолько низок, что даже небольшие проблемы в его производстве (из-за мобилизации, реквизиции лошадей и т.д.) оказывались критичными. А ведь именно этот слой и выступал источником ресурсов для существования «европеизированной» части страны. В общем, можно сказать, что Первая Мировая война нанесла России такой удар, который вызвал ее практически полную гибель. Да, до определенного времени казалось, что ничего страшного, что это все локальные, временные проблемы, что Империя выдержит и наши флаги еще будут развеваться на стенах Константинополя. Но все это было только иллюзией – в стране наступали страшные процессы распада важнейших подсистем, связанных с нехваткой ресурсов. Очень скоро они выйдут на поверхность, чтобы принести ужас – как случилось, например, с массовым «нашествием» эпидемий (таких, как тиф или холера). Данные болезни во время Гражданской войны унесли больше жертв, нежели все пули и снаряды, вместе взятые. А возникли они из-за распада системы здравоохранения – и так не сильно развитой – и массовых перемещений граждан.
То есть, можно сказать, что основой для последующих страданий российских граждан выступила именно Первая Мировая война, которая подорвала жизнеспособность страны. И, следовательно, обвинять большевиков в указанном действе было бы смешно. Точнее следовало бы сказать, что большевики смогли вытащить Россию из того развала, в который она провалилась в 1917 году – когда армию приходилось уговаривать на совершение военных операций (!), а мародеры уже открыто валили в тыл, прихватывая с собой не только винтовки, но и пулеметы. Когда в столицах не было хлеба, который гнил на станциях в Сибири и Кубани – потому, что невозможно было организовать его доставку. Впрочем, о данном моменте я уже неоднократно писал – поэтому повторяться тут не буду. А лучше обращу внимание на «другую сторону» - на которую, обычно не смотрят и обвинители, и защитники большевиков.
В том смысле, что так ли невинны были пострадавшие от Революции классы? То есть – действительно ли они до той самой роковой даты 25 октября 1917 (или 23 февраля 1917) года старались сохранить Империю? Или даже –действительно ли до этого момента они не пытались ее уничтожить? Это может показаться странным – но вед нам хорошо известно (из документов, свидетельств современников и даже произведений искусства), что очень часто именно высшие слои русского государства буквально «забивали» на свои «классовые» функции. Как это происходило, например, с помещиками. Последние, вместо ожидаемого занятия сельским хозяйством – устройства процветающих ферм, в которые должны были превратиться имения при «прусском пути» капитализации села – в большей степени просто пропивали и прогуливали свою собственность. То есть – в лучшем случае сдавали ее в аренду тем же крестьянам с их примитивными технологиями. В худшем же «закладывали» ее бесчисленным кредиторам – по ничтожной цене, кстати – в результате чего эта самая земля начинала переходить из рук в руки, без какой-либо надежды на нормальную обработку. Впрочем, даже тогда, когда землевладельцы все-таки пытались заниматься агрономией вместо пьянок, то выходило не намного лучше. Правда, можно сказать, что истинные причины этой ситуации лежали в низком выходе полезного продукта – что будет безусловной правдой. Но все равно, чудовищная неэффективность русских помещиков в дореволюционной России была притчей во языцех.
То же самое можно сказать и про еще одну большую категорию граждан. Речь идет о чиновниках. Уж кто только по ним не «проехался» - начиная с бульварных журналистов и заканчивая величайшими мастерами русского слова. Причем, объектом критики и насмешек выступали все «этажи» чиновничьей пирамиды: и мелкие делопроизводители, и пресловутые «столоначальники», и сановные министры. Все они с точки зрения большинства современников были – как это сказать получше – не совсем компетентны в своей работе. Впрочем, нет, вопрос был не в компетенции, а скорее в мотивации. Потому что единственной мотивацией у русского чиновника было стремление угодить начальству. А то дело, которым он формально занимался, волновало его … Впрочем, оно вообще нисколько не волновало – поскольку, как уже говорилось выше, прибавочный продукт низок, рынки минимальны, и единственной силой, двигающей миром была «высочайшая воля» из Санкт-Петербурга.
То есть, получалось, что вся эта имперская государственная машина, по сути, работала не только вне связи с жизнью подавляющей части населения страны – но и, в определенной степени, имела противоположные с ней интересы. В том смысле, что главным являлось максимальная концентрация и без того скудных ресурсов – которые брать было неоткуда, кроме как с населения. Впрочем, подобную особенность имели практически все государственные машины до того времени, пока Великая Революция 1917 года не заставила их хоть как-то повернуться к народу лицом. Однако в Российской Империи, в связи с уже указанной особенностью нашего хозяйства, это самое разделение охватывало практически все не просто государственный аппарат, но и т.н. «образованное общество». Впрочем, не все – разумеется, среди «образованного» населения страны было множество людей, считавших своим долгом заботиться именно о жизни ее большинства. Или, по крайней мере, стараться сделать русскую жизнь хоть чуточку лучше.
Эти люди хорошо знакомы нам. Врачи, которые выбирали земские больницы – хотя частной практикой они заработали бы на порядок большие деньги. Более того, многие ехали туда, где была «медицинская жуть» - в зачумленные, или «захолереные» районы – и ценой своей жизни старались спасти хоть кого-то. Учителя, что практически «забесплатно» учили крестьянских детей. (Зарплата земского учителя была смешной даже по российским меркам.) Инженеры и изобретатели, не просто не думавшие о доходах, но и вкладывающие свои средства для того, чтобы хоть как-то внедрить современные технологии в российскую жизнь. Художники-передвижники, которые вместо рисования парадных портретов и пасторальных пейзажей –за которые богачи платили немалые деньги –выбирали для себя путь отображения скудной российской действительности. Да и вообще, множество тех, кто старался вырваться за пределы указанного выше чинопочитания – закладывающегося самой системой российского государства. Но это было контрсистемное, «неестественное» поведение, делающего того, кто его применял, если не изгоем, то, во всяком случае, неким чудаком – в том смысле, что для нормального россиянина, того, кто следовал наиболее оптимальной тактике поведения в данном мире, указанные люди казались лузерами, неудачниками. Иметь полноценное признание данная деятельность не могла – поскольку она противоречила всей логике имеющегося сложного общественного механизма.
Но все это было только цветочки – в том смысле, что подобное положение было характерно для Российской Империи последних десятилетий своего существования. Когда она еще только двигалась к указанному кризису – но еще не попала в него. Когда же последнее случилось… В том смысле, что когда Суперкризис подошел к ней вплотную, то стали актуальными еще более интересные вещи. Но о них будет сказано в следующей части…
|
</> |