Из среднеазиатской пограничной жизни. II. Прорвались

Вдали виднеется окруженный редкими тополями персидский город Мешхед. Высокие минареты и громадные мечети придают ему живописный вид. Пыльные улицы тянутся к центру города — базару. Ряды глинобитных лавок без окон, с одними лишь дверями, выстроены по обеим сторонам базарной улицы. Тяжелый запах горелого кунжутного масла носится над всем базаром. Пестрая толпа особенно многочисленна около чайхан, где на разостланных коврах и кошмах масса народа ест горячий жирный плов и занимается чаепитием. Перед дверьми, тут же, жарятся на углях шашлыки. Большие котлы с пловом кипят над огнем, распространяя вокруг запах горелого мяса. Чем ближе к центру базара, тем улицы делаются многолюднее. Люди, ишаки и верблюды снуют всюду. Погонщики торопливо подгоняют навьюченных животных. Водоносы с турсуками холодной воды за спиною спешным шагом проходят, предлагая воду. Распространяя удушливый запах особых трав из железного котелка с горящими углями, порою проходит дервиш, окуривая всех правоверных и читая при этом заклинания против злого духа. Женщины, с закрытыми густым покрывалом лицами, как тени пробираются мимо. Над всей этой уличной суетой носится пыль. Громадные тюки товаров лежат во всех лавках, ожидая покупателей. Из ворот главного караван-сарая показываются громадные караваны тяжело нагруженных верблюдов, направляясь по дороге из города… За городом желтая песчаная равнина за Капет-Дагом на персидской стороне до города Мешхеда расстилается так же бесконечно, как и на русской стороне. Те же редкие аулы, где есть вода, и пустыня там, где воды нет.

К заходу солнца на другой день, когда пограничный отряд выехал с поста, где-то далеко, далеко на краю горизонта, виднелись облака пыли, поднимаемые караваном, направлявшимся к русской границе. Один за другим, позвякивая бубенцами, длинным рядом выступают верблюды. Красные шерстяные уздечки красиво выделяются на их темной шерсти. Пестрые паласы, которыми покрыты тюки, служат в то же время сидением для погонщиков; удобно устроившись на вьюках, раскинулись они как кому удобнее. Сбоку каравана, на горячих конях туркменской породы, кучками едут несколько десятков вооруженных всадников. Одетые в темно-красные халаты, в громадных черных и белых папахах, они вырисовываются красивыми группами на желтом фоне пустыни. Сосредоточенно важно, храня глубокое молчание и лишь порою перебрасываясь отрывочными фразами, двигаются текинцы, сдерживая ход своих коней. Впереди каравана, внимательно осматривая местность, едет сам Тюря-Ходжа — владелец каравана. Солнце жжет нестерпимо, и лишь ватные халаты вместе с косматою папахою предохраняют путников от его палящих лучей. Лошади все покрыты попонами.

Скоро жара стала понемногу уменьшаться, приближался закат, а вместе с ним и ночная прохлада…

— Магома, — тихо позвал Ходжа ехавшего рядом с ним молодого текинца. — Смотри, уже столбы урусов видны. Поезжай вперед и смотри хорошенько, не разъезжают ли где урусы, которые около Бала-Ишемского ущелья живут. Они только затем здесь и живут, чтобы мешать торговле правоверных, пусть Аллах покарает их за это.

Магома, внимательно выслушав приказание, пустил своего коня с места галопом, и скоро лишь двигавшиеся столбы пыли указывали, что всадник стремится возможно скорее выполнить возложенное на него поручение. Ходжа-Тюря, отдав приказание, снова погрузился в глубокую задумчивость. Мысли его вращались все время около одного и того же предмета. С самого выезда из Мешхеда демон сомнения мучил его душу. Он невольно волновался, боясь за благополучный исход своей поездки. Хотя не первый раз переходит он границу, а все же порою невольно дурные мысли приходят в голову.

«Пусть Аллах закроет уши гяуров и притупит их зрение, пусть дорога наша будет спокойна, как спокоен путь в пределах рая», — шептал он, поднимая глаза к небу. Помнил старый Ходжа время, когда караваны шли из Мешхеда в Хиву совершенно свободно. Много в то время он прибыли имел. А потом пришли урусы, взяли весь край и стеснили правоверных: нужно ехать в Персию — возьми у начальника билет, да не опоздай, когда возвращаешься обратно; везешь из Персии товар, заплати деньги за это. А деньги теперь всюду и за все нужно платить. Тяжело стало… Хотя, правду сказать, и товар с тех пор подорожал, поэтому хивинские купцы платят за него гораздо дороже, чем прежде. А все же большая выгода от торговли только тогда, когда не заплатишь за товар пошлины на границе… Только это очень трудно… Пока еще не было на границе зеленых сарбазов, что везде караулят проезжающих, так тогда еще ничего было, а теперь уже не то… Очень хорошие им Аллах дал зрение и слух… Хорошо они служат падишаху… Пробовал Ходжа им денег давать — не берут… Хорошие они сарбазы, вероятно, падишах ими очень доволен… И справиться с ними трудно, все народ не трусливый — только и надежда, что и наши молодцы за себя постоят… И он окинул пытливым взглядом своих путников, ехавших толпою сзади… Но во всем воля Аллаха.

— Твои глаза быстрее моих, — обратился он к молодому текинцу, — вглядись хорошенько, не Магома ли едет к нам навстречу.

Собрав коня, как стрела, пущенная из лука, выскочил из толпы посланный и, выехав на песчаный бугор, разом остановил его… Конь на мгновение вместе с всадником изобразил собою чудный монумент. Приложив руку в глазам и внимательно всмотревшись в даль, текинец повернул коня и через несколько минут возвратился к каравану, почтительно доложив, что пыль, поднимаемая копытами коня Магомы, скоро будет расстилаться около каравана…

Получив от Магомы все нужные сведения, Ходжа подал знак, и караван остановился в нескольких верстах от русской границы… В глухую лишь полночь он двинулся далее… По крутым, почти недоступным горным тропинкам спустился караван с гор, а когда солнце поднялось над горизонтом, старый Ходжа был уже далеко внутри края, держа направление прямо на север… Аллах на этот раз покровительствовал делам правоверного. Линия урусов осталась далеко назади. Ходжа уже считал те барыши, которые достанутся ему от хивинских купцов.. Караван между тем умерил свой ход… Колодцы Бала-Ишем были уже недалеко, а на них старый Ходжа думал сделать отдых.

Расположившись около колодцев и развьючив верблюдов, текинцы невдалеке от разведенного ими костра, около которого кипело несколько чайников, присели на разостланных кошмах. Сам Ходжа прилег на лучшем месте; облокотившись на подушку, подложенную услужливыми руками, он хмуро посматривал на окружающих. Рядом с ним поместились более пожилые. Все молчали. Старик был сильно не в духе. Предчувствие какой-то беды не давало ему покоя. Совершенно невольно ему вспоминался неудачный случай перехода границы каравана, принадлежавшего одному из его родственников; к прошлом году, как раз, в это время, кажется, это случилось. И как бы желая себя проверить, он обратился к седобородому туркмену, сидевшему ближе других:

— Не в этом ли месяце год тому назад урусы убили несколько наших, которые шли с караваном Искандер-Хана, ты не помнишь ли, Мулла-Мансур? Кажется, и ты тогда был с ними…

Мулла-Мансур, опустив глаза в землю, не сразу ответил…

— Да, Ходжа, — наконец заговорил он, — был и я с ними и своими старыми глазами видел, как было убито шесть человек наших… Не хочется даже вспоминать этот день, в который судьба была к нам так неблагосклонна. Вышли мы, как и всегда, и все время шли смело. Нас было более пятидесяти человек, все джигиты, молодец к молодцу. Все мы верили друг другу, потому что знали друг друга… Но, видно, мы чем-нибудь прогневили Аллаха — змея измены свила свое гнездо у кого-то в сердце и он продал своих неверным… Знаешь ли, Ходжа, ни я, ни кто из наших до сих пор не знаем, кто был этот изменник, да и, правду сказать, как узнаешь… Мы только догадываемся… Помнишь ли, Ходжа, ту сказку про летучую мышь? мне ее когда-то рассказывали, когда я был еще мальчиком, — задал он вопрос старику…

— Сказку, какую сказку? Не помню ее, Мулла-Мансур. Под старость память у меня не такая, как прежде, забывать я стал многое… Долго ведь на свете живу… Если расскажешь, так и я, и вся молодежь наша ее послушаем…

Кружок, собиравшийся около разговаривавших, сдвинулся теснее. На лицах всех было выражение внимания… Мулла-Мансур погладил рукою свою седую бороду и на минуту задумался, припоминая.

— Давно это было, очень давно, — как говорят, в то время, когда еще славный Темурленк всей этой страной правил и никто не знал, какие летучие мыши бывают, потому что их еще не было в наших местах, — в одном большом хлебохранилище жило целое царство обыкновенных мышей… Падишах мышиного царства насчитывал много тысяч подданных, которые были рассеяны на многих полях и во многих хлебохранилищах, но все признавали его власть… Хорошо все шло в его царстве, войн никаких не было, и мыши лишь ели, пили и веселились… Многие годы прожил падишах счастливо, управляя своим народом… Но только в один день, который был отмечен в книгах судьбы, в царство явился какой-то пришелец. Хотя и был он, по-видимому, мышиной породы, но только многим своей внешностью отличался от других мышей. Старые мыши даже говорили, что он не мышиной породы, а если и мышиной, то выродок; но кто же поверит старым мышам. Ведь, правду сказать, и у нас молодежь не любит нас стариков слушать… Рот у пришельца был до ушей, уши огромные, да и когти у него были какие-то особенные… Некрасив он был, что и говорить… Всем он не понравился, но только ненадолго. Как-то очень скоро потом он сумел услужить и подружиться с приближенными падишаха. И что бы вы думали? не прошло нескольких месяцев, как он уже первым человеком во всем царстве был. Сам падишах его своим советником сделал и ни одного дела без него не решал. Примеру последовали и все остальные. Всем он даже нравиться стал. Каждому, кто к нему обращался, он советы давал, старшим всегда почесть оказывал, и сделалось скоро так, что в царстве каждый его за друга и брата считать начал. Долго жил он между мышами и всегда хорошо было. Но вот Аллах послал мышиному падишаху большое испытание, которого никогда еще не было. Налетели алламаны-птицы и началась у них с мышиным царством большая война. Много крови мышиной и птичьей в ту войну пролилось… Опустели потом сильно мышиные аулы, и, говорят, мыши о той войне до сих пор со страхом вспоминают. Много больших сражений произошло, но только взяли потом птицы по воле судьбы верх и одержали победу над мышиным падишахом. Во все время войны пришелец сражался всегда вместе с другими, но только скоро стали ходить слухи, что многие заметили что-то особенно странное в его поступках. Тогда по приказанию падишаха за ним был установлен надзор, и что бы вы думали? Страшно все были удивлены, когда однажды в самый разгар сражения птицы одержали верх и кинулись преследовать мышей, пришелец также, распустив крылья и вмешавшись в толпу пернатых, стал нападать на приютивших его. Потом уже многие видели, как он, когда одерживали победу мыши, складывал свои крылья и бегал между ними как ни в чем не бывало, а когда птицы брали верх, то он летал почти так же хорошо, как и они… По окончании войны поступки его, подтвержденные многими свидетелями, были обнаружены, и тогда по воле падишаха пришельца изгнали с позором из мышиного царства. Представьте себе, что это была летучая мышь… Старые люди, которые рассказывали мне эту сказку, говорили, что он потом поселился в наших местах и что наши люди от него позаимствовали лживость и лицемерие. Летучая мышь это олицетворение лицемерия. Ее примеру подражают часто люди… И у нас было в этом роде, когда мы двинулись в прошлом году с караваном. Кто-то служил и своим и урусам, так же, как тот пришелец в мышином царстве. Если бы не дали знать сарбазам, что мы остановимся за этими колодцами, никогда бы они не узнали об этом. Храбро защищались наши молодцы, но только, сами знаете, и у урусов есть смелые люди… Я даже не успел обсудить, что нам делать, как, несмотря на наши выстрелы, налетели они на нас вихрем и изрубили несколько человек. Отстреливались мы потом и отходили шаг за шагом вглубь пустыни вместе с караваном, думая, что ночь даст нам возможность уйти от них… Но только не удалось нам это… Как дикие звери кидались они на нас, и когда убили самого Искандер-Хана, никто уже не мог его заменить. Бросили мы верблюдов и положились на быстроту ног наших коней. Унесли они нас от беды и доставили благополучно в безопасное место… А только потом я всегда думал, что изменником был никто другой, как Ахмет, который теперь у сарбазов джигитом на посту служит…

— Аллах да поможет нам на этот раз, — задумчиво сказал Ходжа, оглядывая испытывающим взглядом всех собравшихся…

Но тревога его была напрасна, со всех сторон на него смотрели глаза людей близких и надежных, за которых он всегда бы поручился и которым верил… Успокоенный, он встал и направился осматривать верблюдов.

После нескольких часов отдыха караван двинулся далее, оставалось сделать еще лишь несколько десятков верст, где ждали в назначенном месте хивинские купцы, которые по уговору должны были принять товар. Мешок круглых блестящих золотых монет уже рисовался в воображении Ходжи… Он уже начал по мере приближения прославлять Аллаха за его милость, давшую ему возможность удачно окончить предприятие… Но радость его была преждевременна…

Продолжение следует: III. Задержали