Грудь Венеры к голове Марса

auvasilev — 27.05.2022 Некоторые комментаторы предыдущего теста о моем деде посоветовали мне способы выяснения его и, соответственно, моего истинного происхождения, даже частично проделав за меня определенную работу. Но я ещё раз повторю уже сказанное, что не имею никакого желания копаться в нюансах чистоты крови и уточнять факты, мне совершенно не интересные. Лично меня занимают совершенно не они, а, скорее, тот социокультурный бульон, который сформировался вокруг них в нашей семье и который, мне кажется, в той или иной степени в конечном итоге оказал определенное влияние на мое самоопределение и существование.

Потому я, раз уж поднял эту тему, дополню её ещё некоторыми воспоминаниями о дедушке. Но ещё раз подчеркну, что это не попытка дополнить его официальную биографию какой-то доказательной документалистикой, а всего лишь отзвук семейных легенд и преданий в преломлении воспоминаний мальчика более чем полувековой давности.

Абрам Львович Старчевский, на мой вкус и взгляд, был очень профессиональным, но отнюдь не обладающим большим талантом художником. Да, мне в юности очень нравились некоторые его рисунки, особенно сделанные в дивизии народного ополчения под Москвой сорок первого, висевшие в старой бабкиной комнате на Чаплыгина и к огромному сожалению у меня не сохранившиеся. Но то, что считается в его творчестве наиболее и коммерчески, и коллекционерски наиболее ценным, то есть плакаты первых десятилетий советской власти, несмотря на в принципе мое уважение к авангардному искусству того времени, не представляется мне особо интересным. А уж его натюрморты и пейзажи, которые он в основном и писал во второй половине своей жизни, и вовсе оставляют совершенно равнодушными. Так что, мне кажется, если там и был талант живописца, то весьма и вполне умеренный.

Но один у него талант, по-моему, имелся значительно выше среднего. Наверное, сейчас его назвали бы предпринимательским, а тогда это воспринималось в лучшем случае с моральным осуждением, а в худшем, как показала жизнь, и не только моральным. И вообще-то он всегда химичил что-то такое до конца жизни, сколько я его помню. Зачастую внешне вполне невинное и вполне в духе времени. Ну, например, возможно кто-то из моего поколения помнит такие картинки, мальчик и девочка в национальных костюмах союзных республик. Было их шестнадцать, пятнадцать по количеству этих самых республик и ещё одна, как бы обобщающая, где просто советские дети во всесоюзных парадных пионерских формах.

Так вот, нарисовал их в конце пятидесятых мой дед, выполняя какой-то конкретный мелкий заказ. Ну, нарисовал и нарисовал, тогда подобного было немерено. Но мало кому, как ему, удавалось больше десяти лет, до самой смерти стричь купоны с этой работы. Куда только он умудрился не засунуть этих детей. С ними выходили открытки, конверты, плакаты, настольные игры, школьные тетради, ещё всё, что угодно, разве что на туалетной бумаге не печатали, и то, думаю, исключительно из-за её дефицита, иначе и туда бы пристроил. И таких своего рода афер даже я, подросток, наблюдал немало, хотя был совершенно не посвящен в подробности деятельности художника Старчевского.

Однако надо признать, что дед никогда не жлбствовал и при малейшей возможности давал к созданной им кормушки пристроиться желающим, естественно тем, к кому хорошо относился. Помню, узнав о серьезных материальных проблемах моего отчима и понимая, что просто деньги он не возьмет, организовал ему халтуру по созданию стихотворных подписей к плакатам с правилами дорожного движения, массовый выпуск которых дед тоже в свое время поставил на поток.

Но вернемся уже ближе и конкретнее к той истории, которую я хочу рассказать. Дело в том, что когда я иногда упоминаю о своих прошедших лагеря предках, то следует иметь в виду, что имеется один принципиальный нюанс. Дед и бабка по отцу получили как русский контрреволюционер и международная шпионка в тридцать шестом свои «четвертаки» исключительно по романтической глупости, вернувшись из Праги профессорами тамошнего университета строить социализм на исторической родине (впрочем, эту историю я уже довольно подробно рассказывал). А вот с Абрамом Львовичем Старчевским не всё так однозначно в смысле романтичности и невинности.

Сразу после войны началось приведение в порядок пострадавших зданий и сооружений, включая объекты монументальной пропаганды. Конечно, Москва далеко не так пострадала, как те города, что прошли через реальные боевые действия на своих улицах, но всё-таки тоже довольно многое было, если не утрачено полностью, то попорчено. Скажем, тот же легендарный Белорусский вокзал явно нуждался в подновлении и хоть каком-то ремонте, как и одноименная станция метро, и много ещё чего подобного.

И дед создал нечто вроде художественной артели. Собрал пару десятков молодых художников, в основном или студентов старших курсов, или только выпустившихся из соответствующих учебных заведений. Ребят творческих, голодных и очень активных. Занимались они делом очень увлекательным и неординарным. Ездили по подмосковным усадьбам и собирали там фрагменты садовой скульптуры, которые были во множестве разбросаны особенно в тех местах, где шли бои или бомбардировки. Большинство из них особой художественной ценности, конечно, не представляли, но те, которые сохранились с дореволюционных времен, были сделаны из очень ценных и качественных материалов, от мрамора и гранита, до бронзы.

Обломки эти свозились в специально приспособленный дедом для этого под мастерскую огромный сарай, и там начинался истинный творческий процесс. К торсу купидона приделывалась голова Марса, грудь Венеры, швы заглаживались, поверхность обрабатывалась, далее вносились необходимые конъюнктурные и идеологические изменения и получалась, в зависимости от конкретной задачи, фигура пионерки или ткачихи-передовика производства.

И эти фигуры, а то и целые массовые скульптурные группы, дед пристраивал на восстанавливаемые городские объекты как оригинальные художественные произведения, ещё раз повторю, из очень дорогих и дефицитных материалов. За соответствующие деньги.

Его арестовали в сорок седьмом. Скорее всего, кто-то стукнул или просто обратили внимание на компанию молодежи, живущей явно не по средствам, точно не знаю, врать не буду. Иск предъявили на какую-то фантастическую сумму, у меня в памяти осталась цифра пять миллионов рублей, но я на ней не настаиваю, тем более, в том году была денежная реформа и о реальных значениях сумм говорить трудно. Но то, что очень много, это точно. Пара десятков молодых жизнерадостных людей около двух лет жили припеваючи, практически ни в чем себе не отказывая.

Наличными у самого деда нашли и конфисковали только какие-то копейки, но все его подельники (которые пошли, правда, только как свидетели, дед всю вину взял на себя, а их осведомленность о его финансовых делах доказать было почти невозможно, так как он вел их исключительно лично и в одиночку) показали, что художник Старчевский действительно не жадничал и делился с окружающими по полной, так что, похоже, деньги и в самом дели в основном потрачены.

Но сути это не меняло. Явный обман государства и надо было сажать. В принципе, для формулировки обвинения никаких сложностей. Даже наоборот, полное раздолье и богатейший выбор. Любой вариант хищения, злоупотребления, подлога, чего угодно, пиши любую статью УК по желанию. Но прокурор со следователем попались молодые, борзые и с большими амбициями. К тому же и сумма украденного взбудоражила их воображение. И им удалось пришить деду какой-то «Указ о финансовой контрреволюции» то ли восемнадцатого, то ли девятнадцатого года, который уже давно, ещё с довоенных времен не применялся, но оказался по какой-то бюрократической заковыки так и не отмененным. Короче, влепили деду четвертак по этому самому Указу.

Но в реальности, черт его знает, к счастью или к сожалению. С одной стороны, если бы была чисто хозяйственная статья, то, вполне возможно дед вышел бы по амнистии еще «холодного лета пятьдесят третьего». Но с другой – амнистия амнистией, а судимость бы все равно осталась. А так он пришел домой по другой амнистии только в день моего рождения, шестого августа пятьдесят четвертого, но зато впоследствии был полностью реабилитирован как политический. Что позволило об этом этапе его судьбы нигде и никогда не упоминать в официальной биографии и таким образом не портить кристального образа советского художника «сыгравшего большую роль в послереволюционный период своими призывами, агитацией и вдохновением пролетарских масс на борьбу и труд в молодой стране советов» и «руководившего художественным оформлением открытия величайшего в тот период энергетического гиганта – Днепрогэса».

Сидел не у нас на Колыме, а в районе Воркуты. И в условиях несколько лучших, чем другая часть моей семьи. Об этом, и о любопытных моментах, связанных с тем периодом, а также последующих годах его жизни, особенно семейной, я, возможно, я ещё когда-нибудь расскажу.

Или уже нет. Большого значения не имеет. А, возможно, и вовсе никакого.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив