Эволюция детской литературы.

ua_katarsis — 20.07.2024 Говоря о педагогике, нельзя не затронуть вопрос о детской литературе. Данная книга (Эрика Хабер "Страна Оз за железным занавесом") дает схематично основные пути развития книг данного жанра. От английских-к американским авторам, их отличие, основные тенденции. И от российской детской литературы к советской.
Любопытно, что в раннем СССР стали подражать сразу обоим направлениям, и английскому ("развлекательной") и американскому ("социально-поучительному"). Это вылилось практически в открытый конфликт между Крупской и Горьким.


Волшебные сказки и британская модель детского чтения

Поскольку формальную концепцию детства еще предстояло создать и дети еще не рассматривались как личности с их собственными потребностями и интересами, самые ранние истории – в виде устного фольклора, басен и сказок – были общим достоянием, их не создавали для детей специально, а просто делились с ними, как с членами семьи. Обычно это были назидательные сказки, которые учили морали, религии, общественным ценностям и правилам поведения и таким образом помогали воспитывать и цивилизовать массы. Джек Зайпс, авторитетный специалист в области волшебной сказки, считает именно эту социализирующую функцию причиной того, что волшебные сказки получили столь широкое распространение (Zipes 2006, 14). Сказки также представляют традиционные верования, мифы о сотворении мира и повседневную жизнь разных народов, часто имеющих общие корни. После записи архетипические сюжеты и сказочные персонажи естественным образом становились предметом адаптаций – благодаря своей универсальности и отсутствию привязки к определенному общественному укладу, языку и эпохе (Sanders 2006, 82). Таким образом, сходные сюжеты, персонажи и мотивы появлялись в различных культурах, что свидетельствует о том, что сказки постоянно заимствовались и смешивались. Известно около пятисот версий сказки о Золушке, которая существует почти в каждой культуре, причем одна из самых старых, «Е-Сянь», впервые появилась в Китае примерно в 860 году н. э. (Dutheil de la Rochère 2016, 3). Вместо волшебницы-крестной девушке помогает рыба, но мачеха, бал и туфелька – все это присутствует и в этой ранней версии сказки. Почти тысячу лет спустя, в 1697 году, Шарль Перро записал и опубликовал сказку, которой суждено было стать самой популярной версией «Золушки» на Западе, и таким образом ввел ее в детскую литературу (Nesbitt 1969, 288). После того как волшебные сказки записали и начали передавать как литературные тексты, они приобрели статус, которым прежде не обладали, и стали рассматриваться как еще более важное средство социализации и способ представления детям мировой культуры, этикета и нравственных ценностей.
По мере того, как в Европе Нового времени развивались представления о детях и их месте в обществе, появлялось осознание потребности детей в собственной литературе, написанной специально для них. Просветительские идеи Джона Локка о невинности детства и потребности в игре, изложенные в «Мыслях о воспитании» (1693), были опубликованы в период роста среднего класса, заинтересованного в воспитании добродетели; это подразумевало и признание того, что ребенок не просто маленький взрослый, нуждающийся в воспитании, но личность, меняющаяся с каждым годом по мере взросления (Hewins 1888, 114–115). Труды Жан-Жака Руссо, который признавал, что детский ум отличается от ума взрослого, и утверждал, что детей «не надо вести, а надо сопровождать в поиске знаний», заложил основу будущих западных моделей воспитания (Megis 1969, 88), оказавших влияние на репертуар чтения русских детей.
Это новое внимательное отношение к детям и изменившийся социальный концепт детства привели к осознанию острой потребности в книгах, написанных специально для образования детей, а также для их развлечения. Джон Ньюбери (1713–1767), преуспевающий английский книготорговец, усвоив идеи Джона Локка, издал не менее тридцати книг, написанных специально для детей. Небольшого «детского» размера, с яркой обложкой, книжка Ньюбери «Маленькая хорошенькая карманная книжечка» (A Little Pretty Pocket-Book, 1744) содержала стихи, пословицы и рифмованные алфавиты. Однако эти привлекательные и интересные детям книжки все еще были перегружены морализаторством и в XIX веке постепенно были вытеснены в Англии произведениями, созданными более смелой фантазией, более увлекательными и активно пробуждающими воображение – такими как «Приключения Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла (1865) и «Сквозь зеркало, и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье» (1871). Вскоре всевозможные продолжения «Алисы» Кэрролла, а также подражания историям о Стране чудес стали появляться повсеместно, их авторы и художники пытались повторить успех Кэрролла. Начало XX века отмечено в Великобритании расцветом жанра волшебной сказки. «История Кролика Питера» (1902), «Питер Пен» (1904), «Ветер в ивах» (1908), «Винни-Пух» (1926), «Хоббит» (1937) стали классикой детской литературы. Эти книги быстро полюбились и американским детям, но еще важнее то, что они указали пути развития детской литературы, которая постепенно вступала в противоречие с предпочтениями первых американских поселенцев, считавших, что дети должны читать то, что учит их ценностям нового общества пионеров-первопроходцев.

Альтернативный путь детской литературы в Северной Америке

Отражая прагматические ценности колониального общества, первые американские детские книжки учили честности, религиозной морали и пользе упорного труда. Они часто осуждали праздность и занятия, которые не способствовали материальной или моральной пользе. Джиллиан Эйвери считает, что одним из основных различий между британскими и американскими книгами является осуждение американцами свойственной британцам склонности «придавать чрезмерное значение досугу» (Avery 1994, 6). Сравнение показывает, что у детей представителей высшего класса в Великобритании детство длилось дольше, чем у юных американцев. Дети иммигрантов и фермеров гораздо раньше вступали в трудовой мир взрослых и начинали нести ответственность наравне со старшими. Это обстоятельство способствовало воспитанию с ранних лет серьезного отношения к делу, привычке полагаться только на себя и сосредоточенности на заботах о семье и доме, так что у американской молодежи просто не оставалось времени на фантазии и сказки. Волшебные сказки с их выдуманными сюжетами и нереальными героями бросали вызов учению Библии и считались низкопробной литературой. Они возглавляли список книг, которые вызывали подозрения в раннем американском обществе. В 1830‐х была начата кампания по изгнанию из детского чтения стихов «Матушки Гусыни», поскольку они не содержали поучений и не способствовали утверждению правильных моральных ценностей (Lanes 1976, 92–93). И наконец, волшебные сказки и детские стихи хранили вкус «старой страны», а американцы, по крайней мере в теории, стремились отмежеваться от британских социальных устоев и традиций.
Исайя Томас одним из первых начал издавать и продавать детские книги в американских колониях. Примерно в 1788 году он открыл книжный магазин в Ворстере, штат Массачусетс, и торговал пиратскими репринтами британских книг Ньюбери, отредактированными в соответствии с культурными предпочтениями американцев. Самуэль Грисволд Гудрич уже во взрослом возрасте вспоминал, как читал в детстве «Матушку Гусыню» и переводные волшебные сказки, при этом писатель убежденно заявлял, что «детские книги того времени были наполнены одними небылицами и ужасами, подстрекавшими читателей к преступлениям и кровопролитию» (Hewins 1888, 126). В 1827 году Гудрич опубликовал свои «Сказки Питера Парлея об Америке», а в последующие тридцать лет написал и подготовил к изданию еще более ста дидактических томов, в которых в упрощенном виде пересказывал для американских детей исторические факты, сведения по географии и путешествиям.

На рубеже XIX–XX веков, когда в США хлынул поток иммигрантов и начался рост индустриализации и урбанизации, образование стали считать средством социализации и ассимиляции, а также условием для карьерного роста. Тогда и родилась современная идея о том, что «все дети имеют право читать и получать удовольствие от хороших книг», – объясняет Джулия Микенберг. Считалось, что не только средний и высший классы, но и «даже дети бедняков и иммигрантов могут быть „спасены“ и „американизированы“, если им разрешить иметь детство» (Mickenberg 2006, 27–28). Образовательная система США рано начала пользоваться передовыми идеями, рожденными европейским романтизмом, который исповедовал демократизм, либерализм и социальную вовлеченность. Джон Дьюи (1859–1952) рассматривал прогрессивное воспитание как средство создания демократического и либерального общества, он обогатил учебную программу начальных школ США своими книгами по педагогике, имевшими огромное влияние, три из которых появились в 1897–1903 годах. Среди прочего Дьюи считал, что все усилия по созданию детских книг – их написание, иллюстрирование, критическая оценка и рекомендации – должны иметь своей целью интеллектуальное развитие ребенка. Он утверждал, что детей следует учить думать и рассуждать, а не заставлять просто зубрить. Школы использовали результаты исследований Дьюи и его методики для подготовки нового поколения педагогов, которые верили в то, что школы должны служить «моделью для внешнего мира, учить демократии и сотрудничеству и наделять детей знаниями и навыками, чтобы они могли противостоять социальным проблемам» (Mickenberg 2006, 31). Дьюи и другие прогрессивные педагоги в 1920‐е годы даже посещали Советский Союз, а потом отправляли домой «восторженные рассказы о советской педагогике и о том, как образование содействует задачам общественного планирования» (Mickenberg 2006, 63). Но все-таки на родине некоторые рекомендации Дьюи шли вразрез со взглядами библиотекарей, которые в то время принимали большинство решений по поводу того, что можно разрешать читать детям, а что нет.
В конце 1870‐х – начале 1880‐х годов библиотеки в США начали выделять специальные зоны для детей и детской литературы. Библиотекари быстро стали влиятельными экспертами, определявшими направления развития детского чтения. Взяв на себя обязанность с раннего детства защищать и развивать юные умы, они считали себя защитниками морали и образцами культурного поведения для детей. Первые библиотекари-новаторы, включая Минерву Сандерс в Род-Айленде и Каролину Хьюинс в Коннектикуте, с 1876 года начали составлять аннотированные списки, готовить статьи и монографии о литературе, которая может быть рекомендована детям.
...Вслед за Дьюи и его соратницей Люси Спрэг Митчелл прогрессивные педагоги начали подвергать сомнению уместность волшебных сказок, особенно для самых маленьких детей. Как социальный реформатор и неукротимый идеалист, Митчелл считала, что маленькие дети обладают удивительной способностью к самостоятельному языковому творчеству с помощью «прямого наблюдения». Она решила создать книгу, используя словарный запас детей младше восьми лет (Marcus 1992, 52). В предисловии к своей «Книге рассказов здесь и теперь» Митчелл выражала недовольство романтизмом и волшебными сказками, которые занимали прочное место в детской литературе того времени. «Воображение ребенка несомненно расцветет, если предоставить ему свободу выражения, не прибегая к дополнительному подталкиванию со стороны взрослых. Только пресыщенный взрослый ум, который боится довериться свежим источникам детской фантазии, полагает, что дети нуждаются в побуждении волшебством» (Mitchell 1948, 25). Вместо того чтобы ограждать детей от реального мира, книги Митчелл предлагали рассказы из повседневной жизни современного города, в которых большое внимание уделялось социальным отношениям. Эти книги учили детей тому, что они способны изменить и улучшить общество. Радикальное переосмысление Митчелл того, что должны читать дети, вступало в противоречие с позицией библиотекарей и оказало значительное влияние на педагогические методики и школьную программу.
К 1940 году снова наметился рост книгоиздания, но комиксы, бульварное чтиво и дешевые издания продолжали набирать популярность, поскольку американцы, и молодые, и старые, пытались найти убежище от войны. Ведущие библиотекари, такие как Мур и ее последователи, считали массовую литературу угрозой для образования и эмоционального здоровья американских детей и настаивали на более продуманной и критической оценке всех книг, предназначенных детям. Но и они постепенно начали сознавать, что американская детская литература, возможно, слишком далека от реальной жизни, особенно в ту пору, когда США после бомбардировки Перл-Харбора вступили во Вторую мировую войну в составе антигитлеровской коалиции (Mickenberg 2006, 99).

РОССИЯ

К 1830‐м годам на русской сцене наконец появились профессиональные детские писатели, стремившиеся создавать высококачественную литературу, в том числе Анна Зонтаг, Петр Фурман и Александра Ишимова.
...Благодаря усилиям Белинского и его соратников детское чтение в России было тесно связано с тенденциями, интересами и заботами литературы для взрослых, на которую в свою очередь оказывали влияние литературная критика, текущие события и общественные настроения. Например, откликом на войну 1812 года стало появление в первой половине XIX столетия популярнейших детских книг Анатолия Погорельского, Владимира Одоевского и Петра Ершова, в которых национальные, романтические и патриотические идеи воплощались в форме приключенческих историй или волшебных сказок. Если Белинский и его последователи уделяли больше внимания реализму, считая, что он лучше способен отразить важные общественно значимые темы, другие, такие как Борис Федоров, защищали волшебные сказки, утверждая, что они помогают детям развивать воображение (Федоров 1827, 122). Подобные аргументы использовали в дальнейшем как Л. Ф. Баум, так и советский нарком просвещения А. Луначарский. Когда в 1829 году Погорельский опубликовал литературную сказку «Черная курица, или Подземные жители», «один из рецензентов обвинил автора в использовании сказочных приемов, нарушавших всякое правдоподобие» (Костюхина 2008, 56). В 1830‐е годы появляется антисказочная тенденция давать всем чудесам рационалистические объяснения. Так, в 1835 году Бурьянов пересказал сказку Э. Т. А. Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король», озаглавив ее в русской версии «Кукла г-н Щелкушка», и в конце сказки добавил пояснение, что Даша (так переименовали Клару) уснула, и вся история – это лишь ее сон (Костюхина 2008, 57). (Точно так же поступали сценаристы «МГМ» с историями Баума.) Вскоре сказки стали считать «пустым чтением», которое выдумками отвлекает детей и потому является вредным.
..После отмены крепостного права в 1861 году популистская концепция единой национальной идентичности или «народности», которая «подразумевала как уважение к национальным русским традициям, так и идеализацию простого народа», стала основой как детского чтения, так и для образовательных тенденций того периода (Kirschenbaum 2001, 15). Лиза Киршенбаум утверждает, что именно из‐за ориентации на народность русские школы начали отказываться от немецкой модели детских садов, привнесенной в Россию в конце 1850‐х, а преподавание русского языка в школах стало преобладать над изучением латыни, греческого и европейских языков (Kirschenbaum 2001, 13–15). Народничество также возродило интерес к фольклору, который стали рассматривать как воплощение народной мудрости, душевных переживаний и чаяний. В 1860 году Александр Афанасьев, ученый и собиратель фольклорных сказок, издал коллекцию «Русские народные легенды»
В 1870‐х и 1880‐х годах писатели становятся выразителями протеста против царской политики. Это период расцвета критического реализма, литература сосредоточивается на проблемах социальной справедливости и морального долга перед обществом. Критический реализм проник и в детские журналы, издававшиеся в Санкт-Петербурге: «Детское чтение» (1869–1918) и «Родник» (1882–1917)
...На рубеже веков простые люди предпочитали менее интеллектуальное чтение, поскольку, как объясняет Евгений Добренко, «вчерашний неграмотный крестьянин», став новым массовым читателем, был «изначально не готов воспринимать сложную культуру» и «требовал культуры упрощенной» (2011, 100) Дешевые издания так называемой массовой литературы печатались и потреблялись в огромных количествах. Бен Хеллман пишет, что обычный тираж «составлял несколько тысяч экземпляров», а тиражи книг, рассчитанных на массового читателя, доходили до двухсот тысяч (Хеллман 2016, 167). Популярную детскую литературу часто объединяли с этими стилистически непритязательными произведениями, предназначавшимися низшим классам. Детективные рассказы, включая истории о Шерлоке Холмсе, Нике Картере, Иване Путилине или Нате Пинкертоне, были особенно любимы мальчиками, в то время как девочки предпочитали популярную и весьма плодовитую Лидию Чарскую, героинями повестей которой становились волевые девушки, способные к состраданию.

СССР

Хотя определение того, что должны читать дети, и усилия по обеспечению их соответствующими книгами уже давно были в числе приоритетных задач российских критиков и педагогов, в советском государстве эти вопросы обозначились с еще большей остротой, поскольку новая власть стремилась развивать серьезный научный подход к образованию и детскому чтению. С этой целью в октябре 1917 года был учрежден Наркомпрос – Народный комиссариат просвещения, который возглавляли три старых большевика-интеллектуала: Анатолий Луначарский, Михаил Покровский и Надежда Крупская. В ведении Наркомпроса находилась реорганизация школ, политика в области образования и борьба с неграмотностью, но конфликтующие идеологические позиции и методологические подходы, а также противоположные индивидуальные взгляды мешали созданию в эти ранние годы согласованной четкой программы.
...В ранние годы советской власти главными зачинателями перемен в детской литературе, поддерживавшими ее развитие, были Максим Горький (1868–1936) и Самуил Маршак (1887–1964). Их влияние не ограничивалось лишь собственной литературной и редакторской деятельностью: они также выступали как идеологи и лидеры. Горький, считающийся «отцом социалистического реализма», одним из первых заговорил о «безлюдной и бесплодной пустыне», которую представляла собой советская детская литература (Лупанова 1969, 12). Он прислушивался к мнению детей, много размышлял о том, какой должна быть детская литература, и вел долгие битвы с «левацкими» педагогами и критиками за право детского автора говорить с детьми «забавно о серьезном» (Лупанова 1969, 260). Горький считал, что новое социалистическое воспитание должно давать ребенку представление о нем самом и об окружающем его мире, помогать формировать характер, развивать таланты и способности (Балина 2013, 16). Особое внимание писатель уделял педагогике, направленной на развитие ребенка, и с самого начала подчеркивал важность воспитания сильной одаренной личности.
...Но несмотря на собственный вклад, Максим Горький считал истинным основоположником советской детской литературы Самуила Маршака. Подхватывая инициативу там, где Горький останавливался, Маршак писал, редактировал и учил тех, кто оказывался в разраставшемся пространстве детской литературы.
...В 1917 году Чуковский опубликовал поэму для детей «Ваня и Крокодил», а в 1919‐м – расширенный ее вариант «Приключения Крокодила Крокодиловича» с рисунками художника Ре-Ми (Николая Ремизова). Это произведение навсегда изменило русскую детскую литературу и определило ее будущее. Поэма рассказывает о приключениях крокодила, который разгуливает по улицам, курит сигары и говорит по-турецки. Отныне дети больше не были ограничены героями, заимствованными из переводной литературы или детективов. «Крокодил» развлекал их, используя виртуозный язык и оригинальную поэтическую форму. Поэма нравилась детям всех возрастов, и они заучивали ее наизусть. Даже сам Чуковский удивлялся такой популярности.
...Другой важной площадкой для идеологического просвещения и распространения советских ценностей служил профессиональный театр для детей, которому с самого начала своей руководящей деятельности в Наркомпросе придавал первостепенное значение Луначарский. Были разработаны два типа театров: театры юного зрителя (ТЮЗы), где часто ставили патриотические пьесы для подростков и молодежи, и детские театры, предназначенные детям до тринадцати лет, где с большим успехом шли пьесы Маршака и Шварца, а также кукольные представления (Губеритц 2003, 258). .
Возглавив в 1924 году Главный комитет политического образования (Главполитпросвет), а затем работая заместителем наркома просвещения (1929–1939), Надежда Крупская требовала пересмотра детских фондов всех публичных библиотек, чтобы выяснить, насколько они соответствуют идеологическим задачам и способствуют развитию юных социалистических умов (1924). Прямым результатом ее усилий стало исключение из советских библиотек и вычеркивание из издательских планов волшебных сказок, поскольку они своими вымыслами и мелкобуржуазностью якобы отвлекали детей от реальной жизни. Лозунгами педагогов в то временя стали: «Сказка отжила свое». «Кто за сказку – тот против современной педагогики» и – самый простой и действенный – «Долой всякие сказки!» (Петровский 2006, 246). Вместо того, чтобы служить площадкой для дебатов, детская литература стала полем битвы конфликтующих идеологий.
Продолжая нападать на жанр сказки, Крупская написала статью под названием «О „Крокодиле“ Чуковского» и опубликовала ее в «Правде» 1 февраля 1928 года. Она обрушилась с критикой на те уроки, которые, как ей казалось, заключены в полюбившейся читателям сказке (Balina «Fairy Tales» 2005, 106–207). Крупская обвинила «Крокодил» в том, что там содержится «политически опасная чепуха», а также оскорбление народа и антисоветские тенденции (Петровский 2006, 88–92). Чуковщина – унизительный термин, образованный от фамилии Чуковского, олицетворял все те качества, которые Крупская считала наиболее вредными для детской литературы: антропоморфизм, буржуазную психологию, эскапистскую фантастику, отсутствие социалистических ролевых моделей и аполитичную тематику (Петровский 2006, 83). Но именно эти качества нравились юным читателям и именно они определяли лучшие произведения новой литературы, которая создавалась для советских детей. Отметим, что эти же качества можно найти и в «Удивительном волшебнике из страны Оз» Баума. Деятельность Крупской поспособствовала печальному концу замечательной русской сказочной традиции, а Чуковского привела на грань профессиональной и личной катастрофы, что вынудило его написать пространное письмо в свою защиту, в котором он опроверг обвинения Крупской. Луначарский, как нарком просвещения, опубликовал 11 февраля в газете «Вечерняя Москва» свой отклик, в котором заявил, что волшебная сказка – если ее очистить и правильно использовать – поможет развить у детей здоровое воображение. 25 февраля 1928 года Горький также направил в редакцию «Правды» письмо, в котором выступил в защиту своего друга. Но несмотря на эту поддержку, запрет на переиздание «Крокодила» сохранился. А по мере того, как Сталин сосредоточивал партийную власть в своих руках, были введены и другие ограничения.
Вскоре пространство советской детской литературы попало под пристальный контроль и стало весьма опасным. 23 июля 1928 года Центральный комитет издал постановление «О мероприятиях по улучшению юношеской и детской печати», в котором высказывалась недовольство высокими ценами и низким качеством литературы для молодого поколения и отмечалось частое использование «элементов нездорового приключенчества и неумелость освещения социальных тем», а также «сухость изложения и отсутствие привлекательной, живой фабулы» (Центральный комитет 1954, 377).
В 1932 году Горький выступил с речью против утилитарного, дидактического и тенденциозного подхода к детской литературе и изложил свою позицию: он утверждал, что для развития способностей ребенка к самостоятельному мышлению издательский «план должен предусмотреть издание фантастических повестей, приключенческих, веселых и развлекательных книжек для детей всех возрастов» (Горький 1989, 102). Через год Горький возвращается к этим идеям и уточняет их:

Она [литература] должна научить читателя воображать, предвидеть и создавать. Поэтому мы придаем огромное значение тем видам литературы, которые способствуют развитию воображения – сказкам, романтической повести, научной фантастике и книгам о завтрашнем дне (1989, 104).
Мы обучаем ребят грамоте с семи-восьмилетнего возраста, но нашим детям нечего читать. Каждый год появляются сотни тысяч новых читателей, а книг для них нет (1989, 105)
Горький обратился к детям с открытым письмом, в котором спрашивал, чего они ждут от нового Государственного издательства и о чем хотели бы прочитать. Он получил в ответ две тысячи писем из всех уголков страны. Вопреки критике Крупской, Чуковский, как один из самых оригинальных и любимых русских детских поэтов, возглавлял список авторов, книги которых издавало новое издательство (Kelly 2007, 99). В подборку для младшего возраста Горький включил Киплинга, Андерсена, сказки Шахерезады и добавил русскую классику: сказки Пушкина и Петра Ершова, басни Крылова, а также произведения Чуковского и Маршака. Детям среднего школьного возраста он рекомендовал «показать историю развития мысли от фантазии до воплощения фантазии в полезную людям реальность» (Горький 1989, 127). Для старшего школьного возраста он предлагал издавать в основном произведения на исторические темы, включая историю Древнего Рима, Греции и Египта

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив