Дневник священника Туркестанской епархии. 7. Борьба с кобылкой. Постройка

25 декабря. Ныне Рождество почти вовсе бесснежное; санях нельзя кататься даже по улицам. За солнцем еще кое-где лежит снег на ¼ дюйма. В степи кое-где за бурьяном белеют небольшие местечка.

2 января 1897 года. После обедни ездили в Джаркент в гости к благочинному. Много при нас перебывало у них офицеров, чиновников. Очень многие из них смотрят уж как-то легко на семью, на брак. То и слышишь от них: этот с женою не живет, этот скоро разойдется, у того жена недавно уехала — детей бросила. И об этом говорят как-то легко, как о погоде. Казачьи офицеры — те все сибиряки; офицеры других частей из разных губерний, так же и чиновничество. Большинство с юга, часть небольшая из средних губерний, с севера пока не встречал никого.

Поэтому, когда скажешь здесь кому-либо о месте своей прежней службы, своей родины, все задают многозначительный вопрос: «Из Вологды?» Затем пускаются в рассуждения о севере, показывающие их невежество в географии, этнографии России вроде следующих: «А!.. у вас там страшный холод, мрачная природа, хлеб не ростет… жители наполовину самоеды». Моим объяснениям о том, что у нас теплее Томска, наши леса светлее сибирских тундр, самоеды более редки, чем инородцы в Сибири, видимо, не совсем доверяют.

5 января. Пред вечерней получил от благочинного письмо, в котором он извещает о своей болезни (воспаление легких) и просить приехать в Джаркент служить за него сегодня всенощную, завтра литургию. Священника там нет, нужно ехать, хотя не хочется. Нельзя же оставить без службы город с четырехтысячным гарнизоном. Вечерню и освящение воды дома совершил пораньше в 2 часа, чтоб поспеть в Джаркент ко всенощной; при этом объяснил прихожанам о своем отъезде и просил на меня не претендовать, уступить горожанам и военным. За всенощной в Джаркенте народу было мало, знал бы это, лучше отслужил вечером в Борохудзире, а в городе литургию.

6 января. Сегодня ужасно холодный утренник, не то что в прошедшем году; — какой-то туман морозный, солнце багровое, к 9 часам, началу обедни. В церкви стужа с полу, самому жарко, от стечения народу паровито, со стен течет ручьями. В окно видно, как около церкви собираются все части войск. Кончилась литургия, двинулись с крестным ходом, итти нужно было с версту — к речному заливу. За полверсты от озера расставлены шпалерами войска: местной команды, батальона, двух полков сибирских казаков, с знаменами, далее на горе, у самого места водоосвящения, — чины батареи с пушками. При первом погружении св. креста последовал залп из орудий; при втором тоже; после третьего погружения залпы следовали один за другим. Затем музыка заиграла. — Пошли обратно с иконами, кропил стоявшие на пути войска. Казаки стояли с обнаженными, вытянутыми вверх шашками, солдаты с ружьями на караул. Когда окроплены были последние солдаты и начальники поздравили их с праздником, все войска отправились в казармы под звуки военной музыки.

На водоосвящении было, вероятно, все русское население города, но туземцев по численности было больше. По обеим сторонам крестного хода, и на воде — все пространство было запружено туземцами. Они любители поглазеть, а здесь такое религиозное торжество у русских, да еще с музыкой.

После получасового отдыха пошли со св. крестом и водою по домам военных начальников, офицеров, чиновников. Принимали нас и католики, и протестанты, которых здесь среди офицеров и чиновников довольно. Своих священников у них в Джаркенте нет. Ксендз приезжает из Ташкента раз в год, а у протестантов, кажется, и вовсе не ездят пастыри, не слышал что-то.

В четыре часа хождение со крестом кончили. Половину доходов, 20 рублей, благочинный отдал мне за труды. Езда обратная утомила меня более, чем служба и слава; снегу на вершок, не более, а по дороге песок и галька, — настукало и натрясло до головной боли. А мне так хотелось прокатиться на санях, — вот и прокатился, впредь не захочешь. Чрез день два, вероятно, санной дороги не будет, все растает.

9 января. Вчера и третьего дня ходили со крестом в Борохудзире. Сегодня сдавал благочинному годовую отчетность. Кроме книг и ведомостей, сдал одних рапортов 50. Здесь ужасный формализм. Деньги представляются благочинному, каждая статья расхода при отдельном рапорте. Одним словом, благочинному пишется каждым причтом столько рапортов, сколько он посылает их в консисторию. Во многих рапортах доносил лишь о том, чего у нас нет: «больниц и богаделен нет, пожертвований не было» и т. д. Не лучше ли писать только о том, что есть, а чего нет, о том умалчивать, во избежание лишних бумаг. В Вологодской епархии отчетность проще. Там у благочинных для годовой отчетности есть тетрадь в форме ведомости, в которую он выставляет полученные от церквей суммы, и разные сведения.

12 января. Стало тепло, снег весь растаял, лишь ночью подмораживает, и иногда крепко. Самая удобная пора для разных простудных болезней.

Начинаются у нас браки, есть два чужеприходные запасных солдат. Невест они берут наших, да и сами тоже живут здесь, в Борохудзире. Обратились за сведениями о них к причту, ответили: «Они у нас давно не живут, сведений предбрачных доставать не можем». Обратись в правление, оттуда или вовсе не ответят, или доставят сведения не вовремя. Так и случилось с нашими женихами, сведений о них никаких не получили. Так и согласились венчать по солдатскому билету и паспорту.

31 января. Минуло два года, как я назначен в Борохудзир. Место пока нравится, за исключением разъездов. По доходности — среднее; можно получить и богаче место, но для этого нужно употребить неблаговидные средства, а я этого делать не хочу, — поэтому поживу пока здесь.

Венчали два брака из Охотничьего. Спасибо за то, что сами ездят сюда венчаться, а не приглашают нас к себе. Так делают они отчасти из личных выгод; посылать за нами — лошади сделают четыре конца пути, а приехать сюда — проехать два конца. За браки подарили нам двух лошадей; о деньгах мы уже им, само собой, не напоминали. Спасибо и за это.

19 февраля. Идет третий день масляной.

Идет в поселке обычное катанье верхами, пока еще одних подростков. Погода чисто весенняя, ночью едва-едва пристывает. Прилетели скворцы, жаворонки.

На днях получили разрешение строить новую церковь хозяйственным или подрядным способом, по нашему усмотрению. Разрешено израсходовать на постройку церковные суммы. Во исполнение того же разрешительного указа сегодня сход избрал трех казаков в члены строительного комитата, четвертый будет обязательный церковный староста. Все четверо хотя люди хорошие, обстоятельные, мирные, но неграмотные; последнее не совсем удобно. Меня избрали председателем. Заведующего станицей никто избрать не захотел под тем предлогом, что он осенью уезжает отсюда, сменяется. Истинная причина этому, думается, та, что его все не любят. Атамана станичного не избрали в члены тоже ввиду его смены в ноябре месяце. Предвижу, что при постройке церкви придется работать больше одному с церковным старостою. Сегодня же отправили по почте благочинному и приговор об избрании.

22 февраля. Вчера и сегодня идет катанье верхами усиленное. За исключением беспомощных старцев и младенцев, катается буквально весь поселок. Да и последние все-таки не безучастны к катающимся: все выбрались на улицу, сидят на скамеечках пред своими или соседними домами, кучками. Погода этому благоприятствует: тепло, тихо, ясно, пыль на улице. Среди катающихся есть немного и пьяненьких, но они в приличном виде. Катанье идет тихо, смирно, чинно. Ни ругани ни ссор, ни драк нет. Нет и бешеной, беспорядочной гоньбы по улице, чрез дорогу перейти можно безопасно. Для состязаний в верховой езде желающие выезжают на степь, в поселке же этого себе не дозволяют, да и при желании им этого не дозволили бы.

23 февраля. Вот уже по второй год замечаю, что в сегодняшнее воскресенье — сыропустное — за обедней бывает много народу. Даже за вечерней было человек 60. Как ни гуляют, а церкви не забывают. Слышал, что на первой неделе будет много говеющих. Старые люди — те непременные говельщики на этой неделе, они говеют еще вторично на страстной седмице. Христианский обычай прощания в сегодняшний день соблюдается в каждом доме. Это происходит между 6 и 11 часов вечера между родственниками, соседями и близкими знакомыми. После прощания гулянья, кутежи прекращаются.

27 февраля. Четвертый уже день совершаем службы ежедневно, начиная с понедельника, вечером с чтением Великого канона. Народ начал ходить к службе; большинство с вечера вторника. Говеющих будет человек около двухсот. Говеют и школьники. Поет учитель с ребятишками; некоторые песнопения разучили хорошо, поют стройно ирмосы Великого канона и припевы.

8 марта. Кончилась вторая неделя поста; говеющих было на этой неделе более сотни. Еще осталось не более сотни. Казаки начинают сеять пшеницу; киргизы — сеют уже с первого марта. Все суетятся с арыками, идут и едут киргизы и русские чистить арыки. Это дело прежде всего нужно исправить, иначе и сеять нельзя. Борохудзирцы прежде всего стараются очистить главный арык из р. Усека, протяжением на 30 верст, так как воды оттуда идет в три раза более, чем из своей речки Борохудзирки. Туда отправляют до двухсот человек народу, большею частию работников и наемных киргиз. Сперва исправляют плотину на реке, которой и направляется третья часть реки в борохудзирский арык, остальные две части идут для Джаркента. Чистка этого арыка продолжается дней десять.

10 марта. Вчера после обедни выехав, сегодня приехали в Подгорный, где и будем служить до 13. Приключений в дороге не было. Ехать было очень приятно, везде зазеленело; масса птиц и певчих, и всяких. Крик и гомон вблизи рек и озер от водяной птицы. Больше всех благодушествует киргизский скот несчастный. Ныне он не так отощал; зима была короткая, бесснежная, теплая. А тут еще и весна такая благодатная, теплая. После суровых, снежных зим, говорят, страшно и жалко смотреть на него: кожа да кости, на ногах не может стоять, шатается, падает. Много его пропадает в такие годы, иные всего табуна лишаются.

13 марта. Причащались все исповедники за один раз, было более двухсот человек. Часы начали служили рано, в 7 часов. Чрез час после службы отправились в Охотничий на верховых. Послали верховых потому, что дорога очень грязная и неудобная для тележной езды: где снег по пути, где грязь. Такого дальнего пути верхом я еще не проезжал, да еще зимою, в тяжелой, теплой одежде. Псаломщик посмеивается, думает, что с непривычки мне не проехать, разобьет. К вечеру приехали на ночлег. Особенной усталости не чувствую, только в плечах и руках немного ломит, гнетет словно чем. Это потому, что ехали в шубах, тяжело, а без них по горам холодно ехать; за псаломщиком заметил, что его сильно разбило, только не сознается, скрывает. Мало ли что было ранее, назад тому пять-шесть лет, когда он был моложе, крепче. В то время он ездил на охоту за кабанами по несколько дней кряду, иногда не слезая с лошади целый день. Теперь ему 60 лет, ослабел вдруг, незаметно.

15 марта. В 10 часов утра приехали в Охотничий. В первый день проехали от Подгорного 50 верст, во второй — 70, сегодня — 25. Меня поразбило, но сносно, больше всего чувствуется усталость в ногах. После двух стаканов чая, рюмки водки — чрез полчаса пооправился, хоть служить готов. А псаломщик мой вовсе разбился, расхлябался, еле ходит. Последнюю станцию ехал в телеге, попались попутчики, а то верхом, пожалуй бы, не доехать. Дорогою на остановках вчера он все лежал.

16 марта. Вчера было поклонение Кресту. Здешние жители этого торжества не видали с того времени, как здесь поселились; конечно очень рады и благодарны, что приехали мы служить на эту неделю.

19 марта. Молебствовали вчера на полях, которые просохли уже было, и некоторые хотели начинать сеять в средине недели. Но на понедельник выпало немного снегу, сделалось грязновато, поэтому отложили посев дня на два-три. К тому времени как раз все отговеют, будут свободны. Сегодня были первые причастники, более ста человек; завтра остальные, приблизительно столько же. Интересен хозяин квартиры казак Третьяков. Он урожденец средних губерний, попал в военную службу, служил в Иркутске, был на Амуре. После службы там поселился, прожил немного лет, не понравилось. Выехал на Иртыш, приписался в казаки, прожил 5 лет, переселился в Семиречье в станицу Софийскую (близ Верного), отсюда в поселок Охотничий. И здесь ему не нравится, холодно, фрукты не растут, — мечтает о поселке Чунжинском, куда, наверное, и переедет. Здесь уже, без сомнения, успокоится, вернее, упокоится вечным сном, так как ему уже 60 лет от роду. Полвека скитаний, искание хорошего места, и везде разочарование. И так не один он бродит. Много здесь я встречал таких, которым не живется на одном месте. Да в моем приходе большинство уже на третьем-четвертом месте, и еще думают куда-либо переселиться. Опять за Третьякова. Ему ли не жить в Охотничьем: получает двести рублей за квартиры с домов, у него табуны скота, амбары хлеба, — сами работают мало, все киргизы.

24 марта. В 10 часов утра вернулись из поездки. Вчера были последние причастники в поселках, в Чунже. Лес на молитвенный дом заготовлен и наполовину вывезен к месту постройки. При нас наняли подрядчика строить молитвенный дом, местного казака, он же и лес заготовляет. За все, и за постройку, и за заготовку рядили ему 780 рублей. По условию он должен начать постройку после Пасхи.

2 апреля. Вчера и сегодня сеяли у меня ячмень и клевер. Клевером засеяли три десятины, он сеется здесь с красным крупным местным просом, по весу берется две части клеверу и одна проса, всего три пуда на десятину. Просо это всходит и растет скорее клевера, своими большими листьями защищает молодые клеверные всходы от зноя, землю от высыхания. Красное просо чрез 5—6 недель начинает колоситься, тогда косят его вместе с очень еще редкими и низенькими всходами клевера на сено. В таком сене клеверу не более десятой части. Ячменем засеяли одну десятину; ячмень гималайский, белый, очень урожайный. Семян приобрел у одного чунжинского казака, — он его уже сеет давно, испытал. Семян клеверных купил еще осенью и зимою по полтора два рубля за пуд.

6 апреля. Вербное воскресение, а погода троицкая; травы начинают цвести, деревья фруктовые расцвели.

В пятницу был в Джаркенте и узнал от лесничего, что им послано в Омск представление о беспошлинном отпуске казенного леса на нашу церковь. Здесь лес оценивается не вершками в бревнах, а корнями — по 60 к. корень. Из корня-другого выйдет до пяти бревен круглых; а так как постройки производятся из четыреугольных брусьев, то последних может выйти до десяти штук — трехсаженных, и еще несколько тесин. Разрешение об отпуске выйдет чрез месяц. Лучше было бы взять лес за пошлину, как мы и хотели сперва сделать, но лесничий отговорил, пообещав, что стеснения с его стороны не будет. А вот уж и задержка на месяц. Как раз и придется пилить в самую страду. А вся-то пошлина стоит рублей пять-десять.

13 апреля. Светлое Христово Воскресение. Вокруг церкви зажжены были плошки, в прошедшем году их не было. При полке же, говорят, зажигались ежегодно, даже китайские фонарики навешивали.

17 апреля. Поздно вечером приехали в Охотничий. Теперь хорошо — ночи теплые, небольшие, — первую ночь ехали до 11 часов. Такая погода приятная, — дорога как раз идет все по горам, горным ущельям, долинам. Зелень, зелень везде, птицы всякой множество. А деревья — береза в Охотничьем еще не распустилась, — вообще все лиственные дерева еще голы, кроме тала.

19 апреля. После литургии пели молебен на площади. Пристав с семьей и в компании нескольких лиц из служащих отправились в горы чай пить, звали и нас, да мы отказались. И хорошо сделали, потому что прогулка их наполовину расстроилась. Едва они успели там чаю напиться, пошел в горах снег, погулять они и не успели, возвратились, только перемокли. И в поселке недолго шел сырой снег.

22 апреля. Радоница. Утреню служили сегодня, а не с вечера, так как вчера приехали из поселков в 9 часов вечера. Многие не знали, что мы вернулись; поэтому народ собирался до половины обедни, на проскомидию подавали поминовения до Херувимской. На кладбище собралось все село, мало кто остался дома. На могилах, кроме кутьи рисовой, наставлены всевозможные снеди: яйца, пироги, жареное мясо… По окончании литии, тут же на могилах, каждая семья на своей, начинают поминать родных, закусывать.

На Сев. Двине — служением литий прямо-таки мучат: каждому служи отдельно, на каждой могиле лития. Хорошо еще, что там народу собиралось мало, судя по приходу. Здесь же служение легче, хотя народу больше. Я делал так: окадишь пять-шесть могил, отслужишь над ними одну литию, далее — так же. Поэтому служение на кладбище продолжалось немного более часу. Худо, что у некоторых бывает и водочка, которую от нас скрывают.

15 мая. Третьего дня скосили у меня клевер, сегодня вяжут его в снопы. Казаки будут косить дней чрез десять. На нашей земле клевер растет скорее, потому, будто бы, что земля лучше, жирнее, с порослями камыша. Клевер косят в то время, когда он начинает цвести. Скошенный клевер лежит три-четыре дня, потом его вяжут в снопы, складывают в кучки по 10 снопов. В кучках клевер сохнет два-три дня, а потом его уже возят и складывают в стога тут же, близь клеверника. Сноп сухого клевера весит 8—10 фунтов.

26 мая. Молебствуем на полях в поселке Подгорном. На полях у них появилась кобылка (прусик). Ее вижу я в первый раз. Она теперь в начальном периоде развития. По-видимому, какой вред может нанести такое маленькое насекомое, из рода кузнечиков, черное, с красными крапинами, величиною с обыкновенную муху. Кобылка сильна стадностию, массою. Сидит на земле вплотную, большими кучками, земли не видно, движется вперед всею массою, поедая на пути всякую зелень. Позади ее пути остаются темные, оголенные пространства. Вместе с нами приехал в Подгорный энтомолог, ассистент С.-Петербургской медико-хирургической академии Инг., для исследований о вредных для сельского хозяйства насекомых. До этого времени он был в Акмолинской и Семипалатинской областях, с тою же научною целию. Г. Инг…ий объяснял нам, как разводится кобылка, показывал яички ее и места кладки. Указал казакам и способ ее истребления, именно сожигания в первые периоды развития. Для этого нужно накладывать на пути следования кобылки небольшие кучки горючего материала: соломы, сухой травы, прутьев. Кучки эти зажигаются; кобылку гонят на огонь и она погибает. Гнать ее не составляет большого труда, так как она при малейшем шорохе, а особенно при приближении чего-либо живого быстро ускакивает. Казаки с недоверием относятся к этому, и вообще к какому бы то ни было способу истребления кобылки. Они покорно отдаются на волю Божию: «Где, — говорят, — уничтожить ее всю; разве если Бог не захочет, так можно что сделать? против воли Божией не пойдешь». Все-таки некоторые принялись за истребление кобылки посредством сжигания. Кобылка пока еще не трогает посевов пшеницы, не дошла до них, питается травою.

5 июня. И на Борохудзир надвигается бедствие, которое Бог знает чем кончится. В приилийских камышах отродилась масса саранчи, которая, пока еще пешая, без крыльев, подвигается к борохудзирским полям. Пока она еще пожирает камыши и траву, до полей не дошла. По моему мнению, саранча и не может нанести большого вреда хлебам, так как посевы хлебные составляют пятую часть всех земель, небольшие хлебные площади чередуются с несравненно большими пространствами камышей, отдыхающих полей. Корму для саранчи сколько угодно везде, исключая хлебных полей. Такое расположение хлебных полей вперемежку с необработанными пространствами представляет удобство и в том отношении, что саранчу нетрудно сгонять с хлебов. Этим занимаются верховые казаки и киргизы-работники, спугивая саранчу криком, сгоняя метлами. На днях молебствовали по полям казачьим и своим.

10 июня. Лесничий извещает, что отпущенный для нашей церкви беспошлинный лес, 120 корней, им отведен и заклеймен. Оказывается, что лесничий обращался к станичному атаману о назначении от общества двух-трех депутатов для присутствования при отводе церковного леса; но атаман ничего не сделал, никого не назначил. Поэтому, сказывают, лес заклеймен хотя и хороший, но далеко, в глубине ущелия, в неудобном для вывозки месте. Лесничий еще молодой, малороссийский дворянчик из богатых, человек самолюбивый. Нужно было его попросить лично об этом деле, спросить совета, а мы этого не сделали.

Получена благочинным телеграмма, извещающая о смерти нашего епископа Никона после непродолжительной болезни. Как будто бы он еще человек крепкий был, каким я видел его в прошедшем году, хотя и тогда он совершенно белый, седой.

29 июня. На днях жали ячмень у меня. За жнитво заплатил около 3 рублей за десятину. Казаки нанимают жать дешевле, рубля полтора за десятину; умеют они рядиться, да и отдают оптом, большими местами. Не обходится при этом и без обмана со стороны русских. Жнецы киргизы, обыкновенно, берут за работу или количество высеянных семян, или деньгами, суммой, равной количеству семян. Туземное слово «урак» означает и «жать» и «семена», «уракчи» — работник из семян. Русские, конечно, убавляют количество высеянного хлеба.

Сжатый хлеб, как и клевер, оставляют на два три дня в горстях, потом вяжут и сразу же складывают в скирды тут же на поле, где и молотят. Ячмень замечательно кустистый, по 20 и более стеблей от одного зерна, как редкость выкопал и унес домой куст с 70 стеблями. Скосили и клевер во второй раз. Клевер второго сбора считается лучшим, более питательным, и по количеству снопов его больше, чем первого. И на вид этот клевер лучше: чистый без травы, стебли тонкие, прямые.

15 июля. Смолотили ячмень. Урожай получился прямо-таки невероятный: смолотили 150 пудов, а посеяно всего пять, сам-тридцать. Казаки не верят такому урожаю; говорят, что такие урожаи бывали у них в первые годы по приходе сюда, и то не у всех. Такой урожай можно объяснить очень удобренною, жирною землею и урожайностью семян. Многие казаки просят у меня ячменя на семена, в обмен на пшеницу. Цены на ячмень здесь очень низкие: осенью 20 к. пуд, весною 30. Бывают цены и выше, как и на другие хлеба, но в два-три года раз.

Сегодня отправляемся в Охотничий поселок к 20 июля, на храмовой праздник.

20 июля. После обычного служения литургии, молебнов в охотничьей церкви, ходили по домам со св. крестом и водою. Здесь стоит очень дождливая погода в это лето; препятствует уборке сена. При нас по два дня были дожди. Третьяковы, у которых мы квартируем, очень недовольны этим, так как они сена заготовляют много. Мы их отговариваем переселяться отсюда, о чем они постоянно говорят, и вот такая погода для них оправдание к переезду. Да и не одни Третьяковы, кроме их семей двадцать найдется, которые только о том и думают, чтобы убежать отсюда. И главное, хотя бы уже были они какие бродяги и бедны, а то все живут исправно, много имеют скота. И странные причины у них к переселению: «пшеница белая в Охотничьем не родится, фруктов нет». Но много ли надо первой? 100—150 пуд. на семью в год, каковое количество можно купить в г. Пржевальске за тридцать рублей. А провоз ее на своих лошадях ничего не стоит. Более рассудительные так и делают: в г. Пржевальск везут какую-нибудь кладь, а оттуда пшеницу для себя. Сеют же такие больше овес, который и продают по хорошей цене дома, в продовольственный магазин для казаков.

23 июля. Вечером приехали из Охотничьего в Подгорный. Путь наш совершился благополучно, без приключений и неприятностей. Это еще первая счастливая поездка туда из девяти. Правда, еще осталось ехать до дома сто верст. Завтра поедем в горы посмотреть церковные работы — распиловку леса. Посевы пшеницы и прочих хлебов и Подгорном сохранились, очень мало повреждены кобылкой. Вскоре после ее появления, когда она еще была в очень молодом возрасте, пошли частые дожди, сделалось холодно и она вся погибла. На тех местах, где была кобылка, вся земля покрыта темною пеленою, слипшимися трупами ее. На пути от Охотничьего к Подгорному, на протяжении 20 верст, и верст на 10 в ширину виднеются павшие трупы кобылки — вот какая огромная масса ее отродилась — все бы она сожрала на этом пространстве, если б Господь не наслал на нее гибель. Казаки так ничего и не предпринимали для ее истребления.

24 июля. Были сегодня на месте пилки. Пилят в длинном узком ущелье. Мы проехали ущельем верст пятнадцать, да, говорят, оно тянется еще далее не менее чем на 20 верст. По обеим сторонам его поднимаются высокие, в полверсты, едва-едва не отвесные горы, покрытые густой, темно-зеленой щетиной громадного, елового леса. И как только могли укрепиться корни таких могучих деревьев в скалах, на голых камнях, едва прикрытых хвоей, мхом. Той почвы, какую мы привыкли себе представлять, под горным лесом нет. А деревья огромные: есть такие ели, из которых выходит по три девятиаршинных бревна, и вершина 7—10 аршин. Толщина такой ели в комле более полутора аршин. Срубленное на склоне горы дерево скатывается вниз без сучьев; на пути их обрезывает скалами как ножом. Низы ущелья покрыты травами и кустарниками. Теперь наши пильщики разрабатывают лес на краю ущелья. Этот лес можно вывозить даже теперь, так как до этого места есть колесная дорога. Половина леса наклеймена в глубине ущелья, в конце его, оттуда разработанный лес можно вывозить лишь по зимней дороге.

26 июля. Вернулись из поездки в поселки, осмотрев по пути заготовку церковного леса. Лесу напилено немного, а денег пильщикам выдано порядочно. Благочинным получена телеграмма о назначении епископом Туркестанским преосвященного Анастасия, епископа Чебоксарского.

1 января 1898 года. Новое лето, третье, встречаю в Туркестане. Пока не раскаиваюсь в переходе сюда из родных краев, не жалею прежнего места — Верхней Тоймы. Здесь пока живется хорошо во всех отношениях. Прихожанами доволен: народ спокойный, набожный; больших пороков нет. И они довольны мною, как слышно. А там, на родине, пред моим отъездом, очень многие предсказывали, что я скоро раскаюсь и рад буду вернуться на старое место. Нынешний год будет для меня беспокойный, хлопотливый. Постройка церкви, с нею будет довольно забот, хлопот. А там еще неприятное следственное дело джаркентских священников.

6 января. Освящение воды совершал на р. Борохудзирке, как и в прежние годы. Но погода не прежняя; похоже на внутреннюю Россию: холодно, снег лежит. Путь на реку плохой; речка от холодов, бывших о Рождестве, мерзла-мерзла; лед сравнялся с берегами, и вода из нее пошла по улицам, по площади, по дорогам. На месте водоосвящения вырубили прорубь, собственно, на берегу реки. Рассказывают, что в один год, когда еще не было земляного вала на берегу со стороны села, река затопила весь поселок, и водоосвящение совершали на улице, у самой церкви. В то время в некоторых дворах было на аршин воды; много глиняных построек попортило; они размокли и рассыпались. После той зимы казаки и устроили вал на реке.

Река Или встала пред новым годом. Лес церковный возят. Борохудзирцы многие везут бесплатно; это те, которые живут поисправнее и поусерднее к храму.

18 января. После обедни служили молебен пред началом работ. Завтра начнется постройка церкви, которая, думаю, пойдет скоро, так как рабочих много. Подрядрядчик привез из Верного 18 человек плотников, 5 столяров и маляров, да здешних плотников нанял 5 человек. К Пасхе подрядчик обещает обрешетить крышу, а к 1 мая, дождливому времени, покрыть церковь. Затем уже останется к лету внутренняя работа под крышей: полы, рамы, двери, окраска церкви. Вследствие рано начавшейся и теперь продолжающейся холодной и снежной зимы корм, сено и клевер, вздорожал; клевер 25 р. тысяча снопов, сено два рубля воз. У меня все сено лишнее скупил сибирский казачий полк по 10 коп. пуд. А сена собрано было у меня много, до 2 тысяч пудов. Низовья под клевером косились два раза, камыши тоже раньше были скошены на сено.

11 февраля. Постройка церкви идет очень быстро, в начале едва успевали лес подвозить. Хорошо еще, что старый лес был, который и пошел на балки, косяки. Теперь лесу навожено довольно, брусья для стен вывезены почти все. Стены выведены до крыши и купола. Интересна постройка здешних деревянных зданий; она особенная; стены строятся из четырехугольных брусьев 4×6-вершковых. Каждая пара брусьев на концах скрепляется между собою круглыми деревянными шипами по всем стенам; на углах, на пол-аршина от угла, в каждом брусе просверливается круглая дыра в ¾ дюйма. В эти дыры запустят сверху донизу железные болты, концы которых завинтятся гайками. Это укрепление на случай землетрясения. Эти особенности в постройке очень замедляют работу. Каждый брус стругают с двух сторон, внутренней и наружной; зато уже после, по возведении стен, легче, не нужно тесать извнутри, как делается при постройках из круглых бревен. Были сегодня на именинах у своего благочинного. Была у него вся знать джаркентская — гражданские и военные. Заметно, что от него отшатнулись, стараются держать себя подальше. И это все из-за начавшегося кляузного дела между ним и городским священником. Последнего больше любят. Может быть, потому, что он менее формалист, чем тот, в церковной практике, более сговорчив при браках, уступает иногда не совсем законным просьбам своих прихожан. Кроме того, совершенно трезвый и любитель проповедывать.

В Борохудзире и Джаркенте идет катанье на санях. Ныне здесь настоящая масляница русская, со снегом. Такой не помнят казаки за всю здешнюю жизнь. Санная дорога держится уже два месяца. Для семипалатинских возчиков такая зима хороша: едут все на санях. А то ранее они на некоторые станции везли вместе с кладью и запасные телеги.

22 февраля. Первую неделю поста служили в Борохудзире. Говеющих было до 200 человек, большинство мужчины. Они поспешили отговеть до начала полевых работ, пашни и чистки арыков. Вторую и третью недели будем служить в поселках, куда сегодня же и отправились. Чрез Или переехали по льду, лед еще крепок. Только вчера сделалось тепло, был дождь. Река Или бывает покрыта льдом от двух до трех месяцев. Ныне встала она поздно, поэтому и вскрыться должна позже, около половины марта. По пути везде лежит еще снег, даже за девятой верстой от Борохудзира, где степь бывает всегда бесснежна, — снег до самого Подгорного. Говорят, что как-то по одну зиму только раз проехал этим местом на санях один русский купец, проехал кое-как, и сани там бросил, обратно ехать в санях было невозможно.

1 марта. В Охотничий приехали к среде третьей недели, почему и служить довелось только четыре дня. В субботу были первые причастники, сегодня, в воскресенье — остальные. Сегодня же, после обедни и домой отправились. Охотинцы не совсем довольны остались, что мало у них служили; иначе нельзя. Ранее мы отправлялись в среду на масляной, и масляная у нас уходила на дорогу, три дня оставалось лишних на служение. В передний путь от Подгорного до Охотничьего ехали на санях, обратно отправились в тарантасе, снег в горах, по дороге, во многих местах растаял.

7 марта. Возвратились в Борохудзир. Чрез Или переехали по льду. Лед еле-еле держится. Дорога очень грязная на протяжении десяти верст. Грязь невозможная и по дороге, и по сторонам, в степи, объехать невозможно, сунешься в сторону, лошади тонут по брюхо, — настолько солонцеватая земля раскисла. Случилось это, по словам содержателя илийской переправы, вот отчего. В ближайших предгориях, в 20 верстах от дороги, ныне было много снегу, который не таял до конца февраля. Таянье снега пошло вдруг, быстро, сперва от дождя, потом от жаркой солнечной погоды. Большая вода скопилась, заперлась в ущельях, образовались зажоры, затем вода лавинами устремилась в долину, затопив в каких-нибудь полсуток пространство в 200 кв. верст. На пути ее было много киргизских аулов, в которых при наводнении произошел ужасный переполох. Несчастий с людьми, правда, не было. Киргизы отделались гибелью нескольких баранов.

8 марта. После литургии было совершено поднятие колоколов на новую колокольню. Видал я поднятие новых колоколов во внутренней России. Там это считается за особое торжество и обставляется поэтому торжественно. Об этом извещаются окрестные селения за долгое время, и на поднятие колокола собираются сотни жителей из окрестных приходов. Приглашается для поднятия колокола опытное лицо, делается к этому много приготовлений и приспособлений, без чего, правда, и рискованно поднять колокол в 200 и более пудов на десятисаженную, по крайней мере, высоту. У нас же здесь все это произошло легко, просто и по-будничному. Колокол маленький, всего в 25 пудов, подняли на одном канате, при посредстве одного блока. На торжестве были только свои прихожане, и то далеко не все, — из поселков было очень мало народа. А из соседних приходов едва ли кто и был, исключая нескольких человек джаркентских. Ближайший к Борохудзиру приход, не считая г. Джаркента, в 180 верстах. Кто же поедет за двести верст на поднятие колоколов. Звон стал слышен дальше и яснее с колокольни, хотя и невысокой, пятисаженной (до колоколов), чем ранее, когда колокола висели на двух столбах с перекладиною.

11 марта. Последние три дня почти не отходил от церкви, все смотрел на работы: настолько они интересны. Вколачивались железные болты по углам. Всех болтов вколотили 24 штуки, — по восемь на куполе церкви и колокольне, по два болта на угол. Самые длинные болты на куполе 18-аршинные. Болты запустили с самого верхнего ряда до нижнего, концы закрепили гайками. Эта работа довольно трудная и требующая большой снаровки. Болт, обыкновенно, пойдет в дыры на аршин, затем его вколачивают большим кузнечным молотом. Подрядчик говорит, что работа эта в нашей церкви сошла благополучно, скоро, сломался всею один болт снизу, не дойдя двух рядов, так его и оставили не привинченным внизу. Подрядчик рассказывал, что при постройке одной верненской церкви половина болтов сломалась при вколачивании; вбивали новые, и эта работа продолжалась целый месяц.

Получено благочинным известие, что прибыл в Верный новый епископ Аркадий. До епископства он был смотрителем духовного училища; по духовно-училищной службе шел, епископом всего 4 года.

17 марта. Клевер дешевый, а у меня его много. Да и за дешевую цену пока никто не покупал. Я надумал продавать его киргизам или, лучше сказать, менять на баранов. За сотню клевера киргизы доставят мне по одному восьмимесячному барану в сентябре. Часть клевера уже отпустил на таких условиях. Они обещаются весь разобрать. А мне хочется завести баранов побольше. Небольшую часть баранов, десятка два, я еще купил осенью.

31 марта. Началось цветение фруктовых деревьев. Казаки кончат посев пшеницы к Пасхе. Я пшеницы сеять не думаю. Овес и ячмень, которых я намерен посеять много, теперь сеять еще рано.

Церковь прикрыли и окрасили, как раз к празднику. Как подрядчик сказал ранее, так и сделал. Посеял еще клеверу 2 десятины. Говорят, что рано посеял, много будет хлопот с ним; чаще поливать н