Дела домашние и "дюмашние"

artyom_ferrier — 26.08.2018

Вчера моё семейство, Женька с Лёшкой, вернулись с P51D. Родители решили подзадержаться, а эти нагрянули сразу ко мне на Сенскую нашу гасиенду.

Женька сходу закатила скандал, едва дождавшись, когда Лёшка отправится в душ. Принюхалась, говорит: «Что-то я не чувствую запаха чужих женских духов!»

Примирительно вскидываю руки: «Послушай, hon, я тебе всё могу объяснить».

Негодует: «Что ты мне можешь объяснить? И что я(!) буду объяснять, если вот выступаю я на Стокгольмском арбитраже, а тут встаёт адвокат противной стороны и заявляет: «Между прочим, представительница истца довела своего мужа до того, что он вовсе не ходит по девкам». Ты понимаешь, как это будет смотреться, при твоём-то социальном статусе? Парень отправляет жену на курорт — а сам и не думает гулять налево».

В свою очередь немножко подкипаю: «Да кто тебе сказал, будто я не ходил по девкам? Я их просто сюда(!) не водил. Других мест, что ли, мало?»

Женька: «Уф, прям от сердца отлегло».

Целуемся.

Да, у нас своеобразное семейное чувство юмора. И представление о семейных ценностях — вероятно, тоже.

Истинные семейные ценности — это когда одна половинка звонит среди ночи другой половинке и говорит: «Я срочно в тебе нуждаюсь. Приезжай». И та говорит безусловно очаровательному существу, с которым делит ложе: «Извини, в другой раз». Одевается и приезжает.

Во всяком случае, так это устроено в мире взрослых.

И ещё семейные ценности — когда Женька говорит: «Ты не обращал внимания, что на кухне кран подкапывает?»

Да? А я не пользовался кухней последние несколько дней. Всё пробавлялся шашлыками да грибами с пармезаном. Шашлыки — во дворе, грибы — в микроволновке у себя в кабинете.

Но я, блюдя семейные ценности, беру ключ, выворачиваю кран-буксу, меняю прокладку.

Женька опять «скандалит»: «А что, если тебя кто-то увидит за этим... занятием? Что скажут люди? Что скажет редакция Форбс?»

«Вероятно, что мои активы найти — это им не виолончелистов трясти».

Серьёзно же и честно, меня немножко греет сознание, что если вдруг уволят из олигархов — могу заделаться сантехником. Или сварщиком. Или даже автослесарем. После некоторой переподготовки, конечно, ибо я уж реально не помню, когда последний раз перебирал шаровые опоры хоть кому-то.

Ей-богу, в этой стране слишком много людей, считающих, что можно пробавляться одним лишь пиздабольством — и очень мало тех, кто чего-то может делать руками, но при этом не путает отгулы с загулами. Глубокие умы, широкие души... косые рыла, кривые руки.

Если не дай Бог (он же Аллах) все украинцы уедут работать в Европу, а все таджики — в Монголию (кстати, кто-нибудь видел картинки современного Улан-Батора?), то в России только такие, как я, и способны будут держать в руках хоть чего-то, тяжелее микрофона.

От этого горделивого сознания — и наваял нынче утром ностальгический пост про сантехнические развлечения в квартире одноклассницы.

Женька дрыхла — я встал так, чтобы не будить. Лёшка, дорвавшись до своего кроссового мотика, унёсся на карьер.

А заполдень — заявился весь из себя довольный и с полным рюкзаком подосиновиков. Да, Лёшка — он, можно сказать, тоже профессиональный пиздабол. Видеоблогер. Он себе так на жизнь зарабатывает, делая «летсплейки» и выкатывая на заказ танчики — и довольно неплохо зарабатывает, для пятнадцати лет. Но — он ещё и грибы искать умеет получше специально натасканной на трюфеля французской хрюшки. И пусть трюфелей в наших краях нет, но грейпфрутовую шляпку подосиновика он засекает метров за пятьдесят. Так что — тоже не пропадёт.

Женька всё ещё дрыхла (она не может спать в полёте, даже на вполне себе уютной софе Гольфа), поэтому не могла уличить нас с Лёшкой в том, что мы сели чистить добытые им грибы. За делом — разговорились.

Лёшка: «Знаешь, я вот решил всё-таки подтянуть френч».

Когда-то — я занимался с ним французским, но потом он забросил, выбрав в школе английский и испанский. Хотя по-английски он и к первому классу изъяснялся абсолютно свободно, даже мог играть с акцентами, а испанский — показался ему прикольней френча. И сейчас он обычно делает свои видосы как на инглише, так и на эспаньоле.

Но вот, значит, решил налечь на французский.

Поясняет: «Ну а чего делать вечерами? Замутить с кем-нибудь? Но если с одной девчонкой — это вроде как неверность Верке (его московской пассии, студентке), что променял её одну — на одну же другую барышню. Другое дело, когда барышень много. Значит, надо оргию замутить, чисто сатурналию, шатайся пляж, беснуйся море, разгул и разврат по полной. Но это и хлопотно, и наутро же Матушке обязательно кто-нибудь цинканёт. И начнётся: «А ты предохранялся? А ты руки мыл, перед тем, как предохраниться?» Да ну его!»

Характерная особенность Лёшки, в последние годы — это один из очень немногих людей, про которых я порой не понимаю, всерьёз он говорит, или стебётся. Впрочем, он почти всегда стебётся.

Продолжает: «Ну и вот... «я не знаю, что такое, хоть бы книжку мне прочесть?» (Да, он читал Пруткова). Желательно — на французском. Сначала думал вдарить по Виктору нашему Гюго, по этим самым, «Мизераблям». Ну, как это по-русски (прищёлкивает пальцами, но получается глухо: налипла грибная слизь)? «Отвинченные»? «Отпижженные»?»

В своё время, когда ему было годиков шесть, мы приняли конвенцию: дети не матерятся при взрослых, взрослые — при детях. Ибо мат — это язык неформального общения равных (ну, когда, конечно, «оскорблятельные» функции на него не возлагаются). А дети и взрослые — по определению не равны, ибо дети ещё физиологически не дозрели до полного понимания тех сущностей и процессов, которые выражает матерная лексика.

Но сейчас Лёшке не шесть годиков, поэтому к чёрту условности.

Подтверждаю: «Ага, «Отпижженные». Вёл бы свой блог на русском — мог бы вкрутить шутку. Если, конечно, этого никто раньше не делал, в чём я сомневаюсь».

Лёшка (мотает головой): «Не, на русском — я не буду вести игровые блоги. Ну мне там только «хохлосрача» не хватало. Нет, «слава Украине», «Путин хуйло», sans doute, и всё такое — но мне просто этого не нужно в комментсах. Мне нужно смотреть, кто чего новое заказывает, а не продираться через эту застывшую пену злобного клёкота».

Продолжает: «Так или иначе, «Отверженных» я решил отвергнуть, ибо слишком мрачно, а решил заценить наконец самую классичнейшую классику французского ненапряжного экшена. Да, «Три мушкетёра» - даже не буду пытаться каламбурить».

Помню, когда ему было лет десять и мы занимались французским — я советовал эту «классичнейшую классику» (прежде всего — по причине сравнительной простоты языка, что хорошо в учебных целях). Но он тогда покривился: «Знаешь, я как-то напоролся по ящику на этот фильм с Боярским — и это ж... just pathetic. Они так кошмарно переигрывают, так кривляются, что я... Короче, нет, аллергия».

Я пробовал объяснить: «Ну, видишь ли, после первых примерно пятидесяти серьёзных экранизаций этого шедевра приключенческой литературы — началась эпоха звукового кино, и далее все соревновались в том, кто привнесёт в него больше гротеска и бурлеска. Вот и кривляются».

А тут — Лёшка сам, значит, сподобился почитать. Несмотря на то, что давно не занимался френчем.

Спрашиваю: «И что, прямо вот так всё понимал с листа?»

Морщится: «Ну нет, конечно. На самом деле — выставил в две колонки оригинал и перевод. И — сверялся, врать не буду. Но вот что хочу сказать — вещь-то гораздо глубже, чем пытается представить вся эта эпигонская клоунская традиция».

Думаю: «Правда? Нет, ну что глубже Толстоевского, как по мне, - это-то понятно. Ибо мельче — не имеет смысла. Это уж грёбаная публицистика будет, а не литература, когда бы мельче. Но всё же, «Три мушкетёра» - это пусть увлекательная, но халтура. Прообраз телесериала, по сути, где зритель прикипает к главным героям, следит за их приключениями — а потому можно впаривать ему порой откровенную лажу, ибо и так схавает».

Лёшка, меж тем, развивает свою мысль: «Вот взять, хотя бы, тот эпизод, где Атос, граф де ла Фер... кстати, он не наш родственник?»

«Нет. Мы — графы де Феррье из Нормандии. И последний прямой наследник этого титула, Артюр де Феррье, был порабощён в этой снежной России задолго до начала творческой карьеры мсьё Дюма. Порабощён узами брака с княжной Л. — несмотря на статус военнопленного. После этого — там, во Франции, седьмая вода на киселе, недобитая Революцией, нашим замком и титулом владела. Так что, маловероятно, что кто-то из них мог быть хотя бы источником вдохновения для мсьё Дюма. Так что там с Атосом?»

«А, ну да. Атос — и Миледи. Типа, она, прикинувшись сестрой священника, но бедной дворянкой, влюбляет и женит на себе графа де ла Фер. И всё бы ничего, но чисто случайно на охоте она падает с лошади, на ней разрывается платье, и граф видит на плече своей жёнушки клеймо в виде лилии. Гхм, а тебе не кажется, что это полный бред?»

Думаю: «Да, один из многих в этой книге».

Лёшка же — развивает:

«Нет, ну я, конечно, юн и неискушён в подобных вопросах, но мне казалось, что некоторые вещи и в семнадцатом веке делались примерно так же, как сейчас. И что случайный разрыв платья на охоте — вероятно, не единственный шанс... «экспонировать» перед законным супругом своё оголённое плечико. И барышня, выходя замуж, должна была бы это понимать. Тем не менее — вышла замуж, не боясь, что муж увидит клеймо».

Я заинтригован. Говорю: «Ну и?»

«Ну и первая мысль, какая приходит в голову, это, конечно, что Атос — гей, а Миледи это знала».

Поперхнулся минералкой, а Лёшка продолжает:

«Ну да. Вроде, всё сходится. Запал и женился — на барышне, которая не нравится его родне. Значит, родня не будет полоскать мозги, мол, когда у нас уже внучата народятся. За то, видимо, и ценил эту барышню. А слуга у него при этом — Гримо. Молчун похлеще Молчаливого Боба из «Догмы». Очень удобно. Особенно, если с тем самым слугой — это самое».

«Так! - говорю. - Давай-ка, что ли, супчика с твоих грибочков наварим — да всех наших пригласим (всех соседей, всех моих гвардейцев, которые тоже в этом посёлке обосновались теперь уже с семьями). И поэтому, когда грибы почистили — будем чистить картоху».

«Окей. Но вот если Атос гей — это многое объясняет. В частности — почему он решил повесить Миледи, которая как бы дворянка, и на неё не должна распространяться его графская власть. А тут всё очень просто. У неё порвалось платье — он увидел воровское клеймо. И он понял, что она знала, что при иных обстоятельствах — он не должен был его увидеть. А значит — знала его тайну, что он гей. Но теперь — она поймёт, что он понял, что она поняла. Или как там было: «Я наклонился посмотреть, не наклонился ли ты, чтоб посмотреть, не наклонился ли я»? Ну, что-то вроде».

Притаскиваю картоху, выдаю ошкурочный ножик:

«Так! Мастер слова — сделайся уже мастером клинка. Mais a propos, Атос всё это рассказывал д'Артаньяну в винном погребе, где заперся на неделю, в продолжение лютого запоя. И, типа, про своего друга».

Лёшка (принимаясь чистить картошку, лыбится): «Конечно. Такие вещи всегда рассказывают про «своего друга». По сильной пьяни. Типа, а вот один мой друг назначил свидание девушке в парке под луной, но вспучило живот, не удержался, и пёрнул так, что чуть к той луне не унесло, на реактивной тяге. И вот мой друг, бедняга, спрашивает, что теперь делать, когда барышня сделала вид, будто ничего не заметила, но...».

Думаю: «А он знаком с понятием «сильная пьянь»? Вроде, ни разу пока на бровях домой не заявлялся, а когда отзванивался, что в гостях ночует — трезвым звучал. Ну так, на пару батлов пива, не более. И он знает, что я его прослушать могу в любой момент. Не только с мобилы. Но знает, что я этим не стану злоупотреблять. А так-то — я вот только после пятнадцати несколько раз реально сильно напивался. Один раз — усосал винтом поллитровку водяры, стоя на перилах Литейного моста, на самой его середине. И мысль была: «Ничего, Нева здесь глубокая. Если что — о дно не шмякнусь, а там уж выгребу как-нибудь». Потом ещё поссал в любимую реку, продолжая стоять на парапете. Да, всё лавры Долохова покоя не давали. Облагораживающее влияние классической русской литературы на юношество. Единственное «глубокое» место у Толстого. Хорошо, мои родаки не знали. Но если б я узнал такое про Лёшку — а я-то не могу не узнать — то... что бы сделал? Катер с «соломкой» туда бы заказал? Блин, детей стоит заводить — хотя бы ради таких размышлений, таких эмоций».

Прислушиваюсь, чего там Лёшка дальше балаболит.

«...И вот что реально обидно было графу — так это что прохиндейка окрутила его, как лоха последнего. Поженила на себе, и в первую же брачную ночь, когда он был слишком бухой после «горько» (а она ещё клофы, небось, ему подлила) - получила доступ к его личному кабинету в онлайн-банкинге, перебросила всё бабло с его счетов на левые, понабрала кучу кредитов на его имя, спёрла столовое серебро — и была такова».

«Вот именно поэтому он вынужден был свалить из своих родовых земель, куда уже коллекторы навострились целыми стаями, забуриться в мушкетёры и взять кличку «Атос». И конечно, он мечтал, что с этой сукой сделает, если доберётся до неё. А после многодневного запоя, как ты справедливо отметил, у него мечты стали мешаться с реальностью, он наплёл д'Артаньяну, будто бы он на самом деле повесил Миледи... ну, то есть, «мой друг».

Хмыкаю: «Да, всё классно. Вот только одно. Атос в своих «мечтах» видел лилию на плече Миледи. И, какое совпадение, она там реально была».

Лёшка (прищёлкивает пальцами так, что чуть не подбил мне глаз картофельной кожурой): «Я знал, что ты это скажешь. Но да — он видел это клеймо. Ещё до свадьбы. Или что же, они поженились, ни разу не трахнувшись? Что за дичь?»

Вот тут — он не стебётся. Он читал, конечно, будто бы когда-то было модно брать в жёны ни разу не познанную девицу, никакого секса до свадьбы, но отказывается верить, что такое могло быть на самом деле. Для него — это совершенная «дичь». Во всяком случае, это не вяжется с его представлением о нравах французской знати во времена Позднего Ренессанса. О них-то — ему хочется думать лучше.

«Но конечно, - говорит Лёшка, - Миледи наплела с три короба, как её схватили и клеймили по беспределу враги. Да собственно, оно ж так и было. А граф де ла Фер, обнаружив поутру после свадьбы пропажу серебряных ложек и появление коллекторов под окнами, понял, что, возможно, не так уж её и неправильно клеймили, даже если по беспределу. И что он — оказался легковерным терпилой. Вот этого он и не может простить ни ей, ни себе. Но вместо того, чтобы броситься её искать — вынужден поступить в мушкетёры короля, типа, в ФСО. Заполучить на лошадь номер «Еду, Как Хочу» - и всех нахер посылать. Только так он может получить иммунитет от кредиторов. Ну, какой банкир наедет на фэсэошника, кто попробует у него землицу отжать за долги? Да мигом «врагом короны» окажется! Но ради этого — он вынужден работать «телком», охраняя напыщенную тушку этого ничтожного королька, вместо каких-то более интересных дел».

«И вот он, Атос, ужираясь до синих соплей, фантазирует, как будто бы на самом деле выкупил ту крысу и даже повесил, но то ли верёвочка квёлая оказалась, то ли сук гниловат, то ли мыло просроченное. Так, мол, и спаслась. А реально-то — она просто обнесла его, подставила да сбежала. Но это невыносимое для него сознание, которое он пытается вытеснить ложными воспоминаниями. Получается, реально психологнейшая такая психология. Глубокая штука. А люди всё читают — да нифига той глубины не видят за блеском подвесок королевы Анны Австрийской да за солнечными зайчиками на звенящих шпагах».

Понимаю, что он уже готовит небольшой прогончик на своём канале. Да, иногда он делает и «просветительские» выступления, провоцируя дискуссии. То есть, срачи по злободневным темам ему не нужны, а перемыть косточки литературной классике — почему бы нет?

Но вообще, я им горжусь, кроме шуток. А Женьке перескажу его новейшую концепцию «психодюмизма» - тоже возгордится лишний раз.

Оставить комментарий

Популярные посты:

gellius

Откройте для себя легендарное онлайн-казино Вулкан Рояль: роскошная атмосфера, увлекательные игровые автоматы и реальные выигрыши

nasedkin

ШОК

colonelcassad

И пришел ОДАБ

sapojnik

Пора напрячь монголов

elmaspb

Доброе утро!

afirsov

1941 и 1942. Как говорится, почувствуйте разницу!

salenta

полное солнечное затмение 8 апреля 2024

fotomanya

Потанцуем?

morena_morana

Три «Н», которые не прощают женщины

• Ранее
• Архив