451°
may_bee_letter — 23.07.2025
Волгоград снова плавится.
Асфальт течёт, как растопленный шоколад, прилипает к подошвам, оставляя чёрные следы отчаяния. Стекла окон размягчились, искажая мир за ними — будто всё вокруг вот-вот, как акварель на мокрой бумаге, оставит свои неясные контуры. Бетонные стены дышат жаром, как печи, и если приложить ладонь, кажется, останется ожог в форме пяти пальцев и судьбы.
А люди? Люди — отдельная история.
Жара в 451° по Фаренгейту — это температура, при которой воспламеняется бумага. Но бумага — ничто по сравнению с человеческими мозгами. Они закипают медленнее, но куда эффектнее.
Вот, например, двое на остановке. Он толкнул её плечом — случайно, но в такую жару случайностей не бывает. Она поворачивается, глаза — две узкие щели на раскалённом лице.
— Ты что, слепой?
— Сама слепая курица...
Обычный диалог. Но сегодня слова — как спички, чиркнутые о наждак реальности. Вспыхивают мгновенно.
— Да я тебя…
— Чего—чего?
И вот уже голоса раскаляются добела, как провода под напряжением. Прохожие косят глаза, но не останавливаются — у них свои спички, свои ожоги. Кто-то бормочет: «Дураки», но это слово тоже легко воспламеняется.
В магазине очередь. Кассир медлит, у неё лицо мокрое от пота и жизни. Мужик в мятой рубахе стучит пальцами по стойке.
— Можно побыстрее?
— Не нравится — идите в другой.
Тон голоса — ровно 450°. Ещё градус — и загорится.
Дома не лучше. Окна открыты, но ветра нет, только тяжёлое, густое марево. Холодильник работает на износ, но внутри него лишь жалкие крохи прохлады. В ванной — тёплая вода. В голове — тоже.
Кто-то включает телевизор. Там говорят о рекордных температурах, о глобальном потеплении, о чём-то важном. Но экран тоже плавится, слова тают в воздухе, не долетая до сознания.
Я звоню маме. Телефон нагревается у уха, будто вот-вот взорвётся.
— Приезжай, — говорю. — Здесь прохладно. Почти каждый день дождь.
— Не могу, — отвечает она. Голос у неё сухой, как треск сверчков за окном.
— Почему?
— Попугайчик.
Ах да. Попугайчик. Маленький, фиолетовый, постоянно издающий трели, который в такую жару звучит как предсмертный колокольчик.
— Отдай кому-нибудь на передержку.
— Кому? — спрашивает она, и в этом «кому» — вся безнадёга Волгограда и личная мамина драма.
Через дорогу от неё живёт её старшая дочь. Моя сестра. У неё чертова уйма кошек. Не просто кошек, а каких-то особенных — голодных, с горящими в полутьме глазами, будто они уже знают, что рано или поздно мир сварится заживо, и торопятся успеть.
— Она же его сожрёт, — говорит мама.
— Кто?
— Любая из них.
Я представляю, как фиолетовый попугайчик исчезает в пасти полосатой кошки(или кота…). Быстро. Без церемоний. Как в документальном фильме про природу.
— Ну, может, не сожрут…
— А если сожрут?
Молчание. В трубке — только тяжёлое дыхание.
— Тогда проще выбросить его в окно, — наконец говорит мама. — Чтобы сразу.
Я закрываю глаза. Вижу этого попугайчика — маленького, глупого, ничего не понимающего. Он сидит в клетке, а за решёткой — ад. Снаружи — ад. Везде — ад.
— Ладно, — говорю. — Держись там.
— Держусь, — отвечает она.
Вешаю трубку.
Представляю себя в городском аду Волгограда. На улице снова крики. Кто-то кого-то ненавидит. Кто-то что-то разбивает.
А где-то через дорогу кошки томятся в полумраке, облизываются и ждут.
Им тоже жарко. И они хотят есть.
Я сижу на кухне, пью воду и думаю о том, что в такую жару плавится не только асфальт. Плавится терпение. Плавится вежливость. Плавится та тонкая плёнка цивилизации, что отделяет нас от первобытного вопля.
Завтра снова будет 451°.
И спички в головах уже заготовлены.
(Я установила маме кондиционер и купила вентилятор, но она экономит электроэнергию… за которую плачу тоже я)
Налоговый вычет за нормы ГТО 
Не дали заработать на погибшем муже 
Алакуртти. Кольский полуостров 
CEO OpenAI Сэм Альтман только что убил Кенни... Ой, в смысле убил применимость 
Большой Дворец, Гатчина 
Северная Корея начала разбирать свои громкоговорители на границе
Человек и закон № 5 \ 1972 
Суть коммунистов. 
