16 января день памяти Михаила Михайловича Пришвина

von_hoffmann — 16.01.2024

16 января 1954 г. умер русский писатель Михаил Михайлович Пришвин - прозаик, публицист. Автор большого количества произведений для детей, рассказов о природе и охоте. С недавних пор читателю доступен 18-томный дневник.
Это уникальное издание. Удивительное. Феноменальное. Ничего подобного у нас не было да и не будет. Он сформулировал задачу: "Надо писать дневник так, чтобы личное являлось на фоне великого исторического события, в этом и есть интерес мемуаров". У него получилось. Быть может, дневник Пришвина - это подлинная история России первой половины XX века.

Как писатель Пришвин полузабыт. Его маленькие рассказики о природе были обязательны на страницах "Родной речи" - был такой учебник в советское время. Теперь ясно: Пришвин останется в нашей литературе - и не только - как автор гигантской дневниковой эпопеи.

В последний год жизни Михаил Михайлович запишет о своем труде: "Кажется, я не просто пишу, а что-то делаю, и даже определенно чувствую, что именно делаю: я сверлю".

Мне многое открылось из его дневников. По иному предстал 1937 год - в живых образах и конкретных ситуациях. Объемнее - революционные дни 1917 года и годы Гражданской войны. О начале Великой Отечественной войны неожиданно - не встречал такого анализа настроений народа в первые месяцы боевых действий. Послевоенная жизнь, смерть Сталина - россыпь свежих деталей...

В 1917 году Пришвин делает вывод: "Жизнь есть путешествие. Я всегда был путешественником. Дом, который я выстроил, часто мне представляется кораблем, вечером, когда я сижу на террасе, весной, летом, осенью, зимой, кажется мне часто, будто я куда-то плыву..." Дневники Пришвина - это тоже путешествие. Путешествие в историю. Путешествие в Россию.

Вот крохотная толика дневниковых записей

О революции

19 мая 1917 года: "...не рад этой революции, лишившей меня пристанища. Лишили меня запаса ржи и раздали его бессмысленно крестьянам, которые богаче меня... Земля поколебалась, но этот сад, мной выстраданный, насаженный из деревьев, взятых на небе, неужели и это есть предмет революции?" < > Революция села на мель безденежья и уперлась в одно-единственное чувство злобы к имущим классам".

Чувство злобы Пришвин испытал на себе: революционные крестьяне выгнали его с семьей из дома.

О большевиках

Они возникают в дневнике лишь в преддверии октябрьского переворота.

1 сентября 1917 года: "Большевики - это люди обреченные, они ищут момента дружно умереть и в ожидании этого в будничной жизни бесчинствуют".

14 сентября 1917 года: "Что же такое эти большевики, которых настоящая живая Россия всюду проклинает, и все-таки по всей России жизнь совершается под их давлением, в чем их сила?.. В них есть величайшее напряжение воли, которое позволяет им подниматься высоко, высоко и с презрением смотреть на гибель тысяч своих же родных людей, на забвение, на какие-то вторые похороны наших родителей, на опустошение родной страны.

< > Воцарился на земле нашей новый, в миллион более страшный Наполеон, страшный своей безликостью. Ему нет имени собственного - он большевик".

1 апреля 1938 года: "Не могу с большевиками, потому что у них столько было насилия, что едва ли им уже простит история за него".

Смирился, не выступал против, но - не принял.

Была в 1918-1919 годах мысль: бежать. Не решился. О том же в декабре 1930 года: "Меня расстроило, что отказались печатать "Кащееву Цепь"... Началась тоска самая острая со сладостной мыслью о смерти... Я накануне решения бежать из литературы в какой-нибудь картофельный трест или же проситься у высшего начальства за границу...."

Не уехал. Сохранил себя в большевистской России.

О Ленине

К Ленину у Пришвина почтения нет. Весь вождь в одной короткой ленинской фразе: "Выжать интеллигенцию как лимон и выбросить".

1 марта 1918 года: "Единственный человек, который что-нибудь выводит, - это Ленин, его статьи в "Правде" - образцы логического безумия. Я не знаю, существует ли такая болезнь - логическое безумие, но летописец русский не назовет наше время другим именем".

Запись 1936 года: "Ведь нужна же наконец философия, не остановилась же она на 18 томах Ленина (какая это философия!)".

Пришвин учился в гимназии с Семашко, будущим наркомом ленинского правительства. Встреча старых друзей в 1906 году была радостной - не могли наговориться. Семашко спросил: "Ты что же теперь делаешь?" - "Пишу... Моя книга посвящена моей родине", - ответил Пришвин. "Не любить надо, а ненавидеть эту родину" - ответил друг. Пришвина так поразили эти слова, что он почти каждый год возвращался к ним в дневнике. Как это - ненавидеть родину? Можно ненавидеть царя, правительство, монархию, государственный строй, но ненавидеть Россию - как?

Как же современно это звучит...

Запись 1952 года: "Ленин был не мыслитель, а революционный делец". < > Вдруг понял Ленина: он сектант, один из обыкновенных русских сектантов, коих я на своем веку повидал предостаточно".

О Сталине

Впервые в дневнике Сталин возникает 31 июля 1926 года: "Читал "Известия", с большим трудом одолел огромную статью Сталина и не нашел в ней ничего свободного, бездарен как чурбан".

В записи 1929 года Пришвин размышляет над громадными портретами Сталина: "...очень напоминает собой царя Николая 1го: тоже такие откровенно-государственные глаза". И в этом же году кончаются его надежды на изменение жизни к лучшему: "Политическая атмосфера сгущается до крайности...< > Кончилась "передышка" Ленина. Начинается сталинское наступление".

Запись 1930 года: "Может быть, Сталин и гениальный человек и ломает страну не плоше Петра, но я понимаю людей лично: бить их массами, не разбирая правых от виноватых - как это можно!"
А бить, по сути, еще и не начинали...

Запись 1932 года: "Сталин в легендах бесконечно привлекательней Ленина: Сталин решительный, честный, готовый помочь... Мне думается, что скоро он поймет, какой перегиб делает политика в отношении искусства, и что-то произойдет..."

15 мая 1932 года: "Мне так чуется, будто сталинская революция стукнулась в тупик и начала ослабевать: сталь и чугун задавили жизнь..."

1 ноября 1937 года: "Когда у Сталина выходит очередная расправа с врагами, то она кажется на первых порах безумием и концом всего: через это, кажется, ему уж и не перейти. Проходит некоторое время, и совершается "тот поворот": одумаешься и начинаешь понимать и мириться".

"Так вот после каждой кровавой гекатомбы и всеобщего нравственного возмущения встает опять Сталин более могучим, чем был". И добавляет по поводу очередного суда над врагами народа:
"Процесс раскрывает картину полного разложения партии и полное одиночество Сталина и зыбкость нашего государственного бытия: случись что-нибудь плохое со Сталиным, и все развалится начисто. А может быть, напротив, все распавшиеся ныне и только внешне связанные элементы общества соединятся внутренно? У некоторых, многих есть такое же чувство в отношении к Сталину, как было при царе: убрать царя, и будет хорошо. Какие дураки были тогда мы!"

"Слушал в парткабинете доклад Сталина. Конец речи был похож на грузинский тост: чем хуже говорит грузин по-русски, тем милее выходит у него тост. Грузинский акцент еще помогает юмору, Сталин этим пользуется: если бы русский сказал - не было бы смешно, а у кавказца смешно... ".

11 февраля 1946 года:
"Переживается суровая речь Сталина: и после такой-то войны, таких-то страданий, такой победы все те же пятилетки, все те же колхозы и гонка вооружений. Ни одного ласкового слова хотя бы для детей..."

О советском строительстве

Любимая фраза обожателей Сталина: "При Сталине был порядок!" Из дневника Пришвина этого не следует. Более того, что ни запись на тему экономики, то вывод: не было никакого порядка! Страх был, а порядка не было. Столько разгильдяйства, столько воровства, мошенничества, столько бракоделов...

А если чего-то и достигали, то немыслимым напряжением сил.

16 июня 1934 года: "Гаражи все на один лад, везде пьянство и ничего нет: какая-нибудь иголка для вентиля понадобится, так бегают, бегают... Но если приедет кто-нибудь со стороны и умеючи подойдет, то для него все явится: если это шина, то сейчас же с казенной новой машины снимут шину... Утром в гараж все запаздывают после выпивки, и начинается разговор о том-сем, потом начинают искать чего-нибудь: непременно у каждого чего-нибудь не хватает".

Пришвин знал экономику не понаслышке. Производство изучал в поездках по стране. Видел, как строился Уралмаш, куда поехал в надежде набрать материал для книги. Книги не получилось. Картины строительства страшные, угнетающие. Беспорядок, неорганизованность, все тянули на жилах. Он делает запись: "Я так оглушен окаянной жизнью Свердловска, что потерял способность отдавать себе в виденном отчет... не с чем сравнить этот ужас..."

Сельский житель, своими глазами видел и то, что творится в деревне.

13 апреля 1930 года: "Среди бедняков 50 процентов природных лентяев".

15 ноября 1932 года: "О пятилетке нет больше лозунгов: не удалась. Общее уныние. "Если теперь, - сказал N, - стать далеко и смотреть так, что все наше строительство провалилось, то причина этого будет в чрезмерном, подавляющем всякое личное творчество развитии бюрократии".

О народном характере

Пришвин жил в гуще народа. Он и сам был народ.

23 апреля 1918 года: "Я с малолетства знаю всех мужиков и баб в нашей деревне, они мне кажутся людьми совершенно такими же, как все люди русского государства: дурные, хорошие, лентяи, бездарные и очень интеллигентные. Никогда я себя не отделял от них, никогда не выделял мужиков от других сословий, только они ближе других были ко мне, и потому я говорю о них".

И, конечно, он не мог не заметить, что народ меняется.

Запись 1932 года: "Что меня теперь больше всего останавливает в русском народе - это молчание на людях, отделенное несогласием людей. Вчера вот Иван Митрич так умно и горячо говорил мне против тиранов, сегодня на сходе он молчит. Спросишь, оправдывается: "Нишь можно на людях?" < > ...существует ли общественное мнение? Оно - в молчании и анекдотах; во всяком случае, это не сила, на которую можно опираться, пользоваться, рассчитывать; это сила, подобная сну: видел сон и забыл".

27 марта 1930 года: "В Бобошине Еремин - бедняк держал всю деревню в страхе. Первое, конечно, что бедняк и у него особенные права. В последние дни страх в народе дошел до невозможного. Довольно было, чтобы на улице показался какой-нибудь неизвестный человек с папкой в руке, чтобы бабы бросались прятать добро, а если нечего прятать, то с болезненным чувством ожидать какой-нибудь кары".

20 июля 1937 года: "Президиум Верховного Совета: ни одного интеллигентно-осмысленного лица, всё как результат нигилизма..."

И вдруг - запись 18 октября 1939 года как выстраданное открытие: "Вечером поехал в Москву. По дороге любовался людьми русскими и думал, что такое множество умных людей рано или поздно все переварит и выпрямит всякую кривизну, в этом нет никакого сомнения: все будет как надо".

Продолжение этой мысли 9 октября 1940 года: "Были вечером в концерте Рахманинова "Колокола". Удивлялся людям, консерватория, оказалось, является хранилищем людей: я таких людей видел только до революции. Как жаль, что не надумал ни разу сходить в консерваторию. Люди там, независимо от положения в современности, сохраняются в духовной неизменяемости к худшему".

1 февраля 1946 года: "Русский при всех своих государственных и общественных невзгодах остается личностью. Даже и сквозь коммунизм русский пронесет свое особенное лицо".

О творчестве

Запись 1948 года: "У литераторов в связи с вызовом партии на единомыслие стон стоит..."

Как писатель Пришвин был известен. Но тот же самый народ, над печальной судьбой которого он размышлял денно и нощно, относился к нему весьма своеобразно.
20 января 1932 года: "Три года живу я на этой улице. Все знают меня, но почему-то лучше бы не знали... С ненавистью говорят: "Вот пи-са-тель идет". Иногда молодые огарки и оскалепки остановятся как пораженные и вдруг, выпучив глаза, скажут в упор: "Жу-ковс-кий!"

После поездки на строительство Беломорканала Пришвин задумывает роман о свободе и необходимости под названием "Осударева дорога". Роман не получился, хотя обдумывал его больше десяти лет. Помешал внутренний цензор.

4 декабря 1936 года: "До чего совестно жить становится! Никакое настоящее общение невозможно, потому что боишься труса в себе и противно говорить с человеком, имея в виду, что он, может быть, для того и беседует с тобой, чтобы куда-то сообщить. < > Свобода творится всем обществом, но ее нельзя просить у хозяина государства".

А вот еще и еще - без дат...

"Беда: машин наделали, а людей нет. Для машины необходим цельный человек, не издерганный в собраниях".

"В РИКе с лестницы на лестницу бегали черти с папиросами в зубах, в штанах галифе".

"Вышел с Жулькой погулять по Замоскворечью, и вот какой-то парень, обгоняя меня, проговорил: "Сам ничего не делает, а собаку содержит".

"Везде и во всем нигилизм, и в нем сейчас сила нашего времени".

"Почему строительством коммунизма называются стройки каналов и заводов, но не человеческого понимания?"

"Русский остается личностью - даже и сквозь коммунизм"

Это чудо, что дневник написан. Не меньшее чудо, что его автор остался жив. Ведь достаточно было и одной записи о Сталине, чтобы отправить Пришвина на стройку коммунизма в Магадан. Пришвин понимал, что создает нечто опасное для себя. Запись 1937 года: "Поведение в Москве: нельзя говорить о "чем-то" и с какими-то людьми. Надо совершенно уничтожить в себе все остатки потребности отводить душу".

Душу он отводил на страницах дневника.

Оригинал статьи: https://rg.ru/2018/03/19/rodina-prishvin.html



или

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив