Зарисовки 2.0
watermelon83 — 29.06.2021 - финал Войны за испанское наследство и другие приятности. Наш дипломатический цикл торжественно вступает в XVIII и не собирается останавливаться на этом.Карта мира (земшара) эпохи несчастного Карла II (того, что не с любовницами, а с болезнями).
Поражения войск Людовика XIV и его союзников в 1704-1706 гг. обозначили предел военных возможностей французского блока, но в том же 1706 году показалось, что для Версаля забрезжила надежда с востока. Шведский король Карл XII, уставший от бесконечной погони за польскими войсками курфюрста Августа I, решился на вторжение в Саксонию. Воспользовавшись полученными в 1648 году правами одного из гарантов Вестфальского мира и занятостью австрийцев войной, шведы вторглись в курфюршество, лучшие войска которого в это время сражались с французами, и заняли Дрезден - кампания, длившаяся на польских равнинах более пяти лет, оказалось завершенной менее чем за месяц.
Тридцатитысячная шведская армия, расположившаяся в Саксонии, тут же превратилась в опасный своими потенциальными возможностями фактор - что если Карл XII поддастся настойчивым уговорам французской дипломатии и выступит на Вену? Отразить такую угрозу будет куда сложнее, нежели сражаться с венгерскими мятежниками - вступление Швеции в Войну за Испанское наследство могло смешать все планы союзников.
А шведский король будто бы и в самом деле всерьез рассматривал возможность сыграть роль своего великого предшественника Густава Адольфа II, который тоже начал свою военную карьеру боевыми действиями на севере России, затем войной с поляками, а после вступлением в Тридцатилетнюю войну - в союзе с Францией против императора. Шведский посол в Вене демонстративно заинтересовался положением протестантов во владениях Габсбургов, в то время, как представители царя Петра I делали все, чтобы уговорить Карла XII заключить с Россией мир. Санкт-Петербург, сохранение которого было единственным непреложным условием мирных предложений русского монарха, обратился к англичанам за посредническими услугами - царь несколько наивно пообещал в случае успеха выставить против французов вспомогательный русский корпус, с не меньшим количеством солдат чем в армии Карла XII.
Разумеется, в Лондоне нисколько не прельстились сомнительной перспективой разменять прибытие русских войск, боевая ценность которых до Полтавского сражения оценивалась в Европе достаточно низко, на шведско-французский союз, а потому отправившийся в Саксонию герцог Мальборо получил инструкции любой ценой убедить короля Карла XII не начинать войны с императором. В распоряжение герцога был вручен как "пряник", в виде крупных сумм, предназначенных для раздачи взяток министрам и советникам шведского монарха, так и "кнут", в виде напоминания об англо-голландском флоте, при необходимости готовом войти на Балтику. На Карла XII, уже успевшего убедиться во время Датской кампании в грозных возможностях "морских держав" это должно было оказать отрезвляющее воздействие.
Однако приехавший весной 1707 года в саксонский Альтранштедт герцог не спешил ни раздавать деньги, ни, тем более, угрозы.
Пятидесятишестилетний полководец, уже имевший за плечами громкие победы над французской армией, был еще и опытным интриганом, сумевшим удержаться в бурных водах английской политики конца XVII века. Мальборо быстро оценил и характер Карла, и то, что новоявленный "Северный Александр" всецело поглощен своими планами похода "на персов", т.е. в Россию. Подкупать его министров не было никакой нужды - достаточно было и самой грубой, на грани насмешки, лести. И герцог, по всеобщему признанию один из лучших военачальников своего времени, просил шведского короля научить его "искусству войны", которое тот-де постиг в сражениях с петровскими стрельцами и пьяной шляхтой польского короля.
В результате этих переговоров Вена оказалась избавленной от новой угрозы, что не помешало императору в том же году передать Петру I уцелевших русских солдат из вспомогательного корпуса в составе армии Августа - и воспрепятствовать попыткам шведов набрать в Силезии солдат для своей армии. Французской дипломатии не удалось извлечь выгоды из событий на Востоке и Война за Испанское наследство продолжалась в крайне неблагоприятных для Парижа условиях.
Хотя Людовик XIV еще и планировал изменить ход боевых действий, организовав высадку своих войск в Шотландии, но в действительности война уже пришла на французскую землю - австрийские пушки обстреливали Тулон, а из Нидерландов наступали объединенные войска герцога Мальборо и принца Евгения. Летом 1708 года стотысячная французская армия понесла самое крупное поражение с начала войны - герцог Бургундский, еще один внук короля, оказался никуда не годным полководцем. Разбив врага, Евгений Савойский осадил и взял Лилль, в то время как войска Мальборо отразили все попытки французов деблокировать город. В том же году англо-голландский флот захватил у Испании Филиппа V остров Менорку, остававшийся военно-морским опорным пунктом Лондона в течение следующих ста лет.
Военные поражения Франции усугубились неурожайным годом, вызвавшим в королевстве голод и бунты - даже Версалю "угрожали" толпы потерявших всякую надежду французов. Экономика страны, и без того подорванная к 1701 году чередой "войн короля", оказалась совершенно расстроенной. Теперь уже и Людовик XIV начал всерьез задумываться о "мире любой ценой" - даже если союзники потребуют у Бурбонов отказаться от испанской короны. Но в Мадриде об этом и слышать не хотели - несмотря на то, что правительство Филиппа V всецело зависело от французской помощи, новоиспеченный король ощущал поддержку кастильской аристократии, а потому и не думал оставлять страну Габсбургам. Угрожать внуку насилием французский король не решился, а поскольку союзники все еще настаивали на отречении Филиппа (предлагая в качестве компенсации Неаполитанское вице-королевство), то начавшиеся было в Гааге переговоры завершились провалом.
Маркиз Торси, племянник «великого Кольбера», возглавлявший французскую дипломатию и «партию мира» в Версале, вернулся из Нидерландов без всяких надежд на будущее: продолжать сражаться уже казалось попросту невозможным. Положение Франции было настолько отчаянным, что Людовик XIV испытал нечто вроде угрызений совести - по его приказу Торси написал текст манифеста к нации, в котором монарх объяснял, что не может закончить войну, поскольку вражеская коалиция выставила невозможные условия: «Хотя я разделяю горе, какое война причинила моим подданным… они сами воспротивились бы этому миру на тех условиях…»
Некоторые исследователи придают этому документу чрезмерно большой пропагандистский эффект, но необычная, особенно для такого монарха, как Людовик XIV, форма обращения к подданным и определенное признание собственной слабости, несомненно оказали определенное влияние на Францию. Более характерным, однако, является то, что одновременно с выходом королевского манифеста Людовик XIV отверг предложение созвать Генеральные штаты, опасаясь необходимости в этом случае пойти на какие-либо уступки парламенту.
И все де линия на заключение «пристойного мира», взятая на вооружение французским монархом, оправдала себя. Хотя общее поражение Франции определилось еще событиями 1701 - 1704 гг. и последующие неудачи на суше и на море лишь подтверждали уже сложившееся стратегическое превосходство союзников, полный военный разгром королевства Людовика XIV потребовал бы от "морских держав" и империи такого уровня политического единства, обеспечить который они были не в силах.
Если в Вене все еще стремились изгнать Бурбонов из Испании и вернуть утраченные в XVII веке земли империи, то у Лондона и Гааги к 1709 году оказалось уже куда меньше мотивации для продолжения боевых действий. Голландцы могли считать безопасность своих западных границ уже вполне обеспеченной, равно как и англичане, захватившие Гибралтар и добившиеся предельного истощения французской и испанской монархии, теперь не испытывали особенного желания воевать ради того, чтобы Карл III сменил Филиппа V в Мадриде. В Лондоне, как и до начала войны, были готовы принять внука Людовика XIV в качестве испанского короля, признай он "особые интересы" английской торговли в испанских колониях и откажись от права на французский трон.
Это расхождение политических целей не играло особенной роли пока союзные правительства лихорадочно изыскивали средства для отражения французских ударов или торжествующе наблюдали за победным продвижением собственных армий в Италии, Испании и Фландрии. Но когда войскам коалиции пришлось с тяжелыми боями пробиваться через линию крепостей Вобана и столкнуться с необходимостью усмирять Кастилию, никак не желавшую признавать австрийского претендента, то политические противоречия тут же стали оказывать самое непосредственное влияние на ход войны.
Пиррова победа при Мальплаке, стоившая союзникам тридцати тысяч солдат (оборонявшиеся французы потеряли вдвое меньше), а главное, новое отступление из Мадрида, закончившееся поражением и капитуляцией британских войск в Испании, привели к политическому кризису в Великобритании, где сформировавшие кабинет тори откровенно тяготились необходимостью продолжать боевые действия. Не лучшим было настроение и в Нидерландах, также обеспокоенных необходимостью изыскивать средства для продолжения кампании на Иберийском полуострове. Готовность сражаться до "полной победы", т.е. изгнания Бурбонов из Испании, демонстрировали только в Вене, но без поддержки британского флота никакие военные усилия австрийцев на полуострове были невозможны.
Нет сомнений, что прояви Людовик XIV такие же упрямство и негибкость, как оказавшийся в 1813 - 1814 гг. в аналогичной ситуации император Наполеон, и Франции, несмотря ни на что, пришлось бы очень туго. Однако, Бурбон, в отличие Бонапарта, показал себя человеком способным примиряться с действительным положением дел, а потому начавшиеся зимой 1711 года тайные англо-французские переговоры продвигались достаточно успешно даже до того, как в Европе узнали о внезапной смерти императора.
К весне 1711 года Священной Римской империей и наследственными габсбургскими землями уже шесть лет правил Иосиф I. Полный энергии молодой правитель отличался от своего меланхоличного отца императора Леопольда, встречавшего и поражения, и победы с одинаковым спокойствием. Иосифа можно было назвать первым в той череде абсолютистских монархов, чье правление и реформы дают нам право называть XVIII "просвещенным" - к большому несчастью для Австрии и Европы, в апреле 1711 года император скоропостижно скончался от оспы.
Не имевшего наследников мужского пола правителя должен был заменить Карл Габсбург, которого союзники признавали в качестве испанского короля Карла III.
Это могло означать возрождение империи Карла V - перспектива, с которой в Лондоне могли смириться только из необходимости противостоять французской мощи. Теперь же, когда предельные возможности этой мощи стали вполне очевидными, а Габсбург мог возглавить и империю, и Испанию, в Великобритании окончательно потеряли желание продолжать войну в союзе с Веной. В то время как лишившийся поддержки Лондона Карл III покинул Испанию ради императорской короны, англо-французские переговоры уже подходили к завершению, увенчавшись в октябре того же года подписанием предварительного соглашения. В Вене и Гааге были до предела возмущены сепаратными действиями своего британского союзника, заключившего с французами перемирие на суше и на море, но поделать ничего не могли - Великобритания фактически уже вышла из войны.
Вслед за ней поспешили и другие союзники императора. Дания, Ганновер, Пруссия и Саксония предпочли использовать свои войска в Северной войне, а потому вся тяжесть боевых действий с французами легла на армии императора Карла VI и немногочисленные голландские войска. Оставив Испанию, летом 1712 года имперцы попытались нанести решающий удар во Франции и, обойдя вобановские крепости, выйти прямо к Парижу. Поначалу наступление развивалось достаточно успешно, но в конце концов закончилось неудачей: при Денене генерал Виллар, когда-то безуспешно представлявший интересы своего короля при императорском дворе, внезапной атакой сумел пленить отряд, защищавший важный операционный пункт имперских войск во Франции. Признав провал кампании, Евгений Савойский отказался от намерения прорваться к французской столице и отвел свои войска на прежние позиции. На этом Война за Испанское наследство и закончилась – теперь вместо штыков в дело предстояло вступить дипломатам.
Из трех соглашений, оформивших политические итоги войны, первым был заключен Утрехтский мирный договор. Поскольку основные пункты этого документа в предшествующие месяцы уже были согласованы на тайных англо-французских переговорах, то собравшимся в Нидерландах представителям Великобритании, Франции, Испании и "малых союзников", таких как Португалия и Савойя, не пришлось потратить слишком много сил для выработки окончательной версии соглашения между воюющими сторонами. Весной 1713 года подписание мирного договора официально завершило войну между Великобританией и Францией, к которым спустя несколько месяцев присоединились и остальные державы.
Переговоры между Веной и Парижем протекали намного более бурно. Основная борьба развернулась вокруг итальянских владений Испании, судьбы баварского курфюрста и западных границ империи. Не без тайного умысла Людовик XIV вновь отправил в Германию Виллара, где французскому полководцу пришлось скрестить шпаги со своим давним противником - главой австрийской делегации Евгением Савойским. В Раштатте выяснилось, что в качестве дипломата фельдмаршал Священной Римской империи использует не менее агрессивную тактику, чем на поле боя – несколько раз казалось, что раздосадованный неудачей своего похода на Париж принц сознательно ведет дело к открытому разрыву. Виллару, не понаслышке знавшему о плачевном состоянии французской армии и финансов королевства, приходилось со стоическим упорством встречать даже самые откровенные провокации со стороны австрийцев. Эта тактика оказалась действенной – хотя представитель Людовика XIV и не знал о том, что Евгений Савойский скован недвусмысленной инструкцией заключить с французами мир, искусственное затягивание французами переговоров показало, что австрийцы все же надеются закончить войну при помощи дипломатии, а не оружия.
В марте 1714 года Раштаттский договор подвел черту под военным противостоянием Франции и Австрии. Вернувшегося в королевство Виллара немедленно обвинили в чрезмерной уступчивости, но на этот раз Людовик XIV проявил себя с лучшей стороны и оценил усилия своего посла маршальским званием, тем самым защитив его от нападок.
Последним официальным актом завершившейся войны стал договор, подписанный той же осенью в Бадене – на этот раз между Францией и Священной Римской империей. И, поскольку политические интересы империи были представлены династией Габсбургов, то Баденский договор оказался не более чем дополнением к достигнутому в Раштатте соглашению.
Людовик XIV проиграл главную войну в своей жизни. Несмотря на то, что на завершающем этапе войны Франция сумела переломить ход боевых действий в Испании и смогла выдержать последние атаки армии Евгения Савойского, к 1711 году для королевства сложилась безвыходная стратегическая ситуация и только распад "Великого альянса" спас эту монархию от еще более тяжелых условий мира. Нет сомнений в том, что стойкость французской армии, напряженные усилия всей страны и продемонстрированная Людовиком XIV готовность к переговорам сыграли свою роль в том, что Франции удалось воспользоваться расколом вражеской коалиции - однако, решающее влияние на эти события оказала внезапная смерть императора Иосифа I и связанное с этим изменение английской политики, отказавшейся продолжать войну ради еще большего усиления Габсбургов. Именно это спасло Людовика XIV - и Бурбонскую династию в Испании.
Этот достаточно ограниченный успех был достигнут весьма дорогой ценой. В Утрехте, Раштатте и Бадене французам и испанцам пришлось уступить союзникам очень многое. Людовик XIV должен был признать окончательный провал своего "каролингского проекта" - граница с империей вернулась к конфигурации 1678 года, в крепостях Фландрии разместились голландские гарнизоны, а вместо Испанских появились Австрийские Нидерланды, также прикрывавшие Гаагу от опасности французского вторжения.
Англичанам, сумевшим запереть французский флот на его базах и потому получившим в колониальной войне решающее преимущество, французы вынуждены были передать весьма значительные, пусть и малоосвоенные земли в Северной Америке: остров Ньюфаундленд, земли вокруг Гудзонова залива и Новую Шотландию. Рассчитывая усилить свое королевство за счет испанских колоний, Людовик XIV подставил собственную колониальную империю под удар, прервав процесс упрочения французских позиций в Северной Америке.
Территориальные уступки савойскому герцогу были не столь значительными, но все же весьма болезненными для самолюбия "гранд монарха" - несколько городков и долин в Альпах стали лишь частью приобретений Виктора Амадея II, сумевшего так вовремя перебежать из одного лагеря в другой. Главным же "приобретением" Савойи стала Сицилия, полученная в Утрехте от Испании.
В отличие от итальянского герцога, баварский курфюрст Максимилиан II, сохранивший верность союзу с французами даже после бегства из Мюнхена, не получил ничего кроме полностью расстроенных финансов и враждебности Вены. Однако даже этот пример политической недальновидности был ничем в сравнении с потерями Испании. Филипп V, приглашенный на трон в качестве гаранта сохранения нераздельности владений своего предшественника, должен был сообщить своим подданным о том, что иберийская монархия отказывается от всех своих итальянских и нидерландских владений в пользу Вены, Гааги и Турина. После потери Португалии и ее колониальных владений это была самая крупная территориальная уступка Испании за всю ее историю. Для испанцев очень слабым утешением могло служить то, что одно из ключевых требований завещания Карла II все же было исполнено - Людовик XIV и Филипп V признали разделение Бурбонской династии на две ветви, каждая из которых была суверенна в своих владениях и не могла претендовать на французский или испанский престолы.
Священная Римская империя, интересы которой на переговорах представляли в основном австрийские дипломаты, не сумела вернуть Страсбург, но в остальном могла быть довольна - даже несмотря на "предательское поведение" Баварии, империя показала способность защитить себя в трудных условиях двух масштабных конфликтов, развернувшихся на ее западных и северо-восточных границах. Угроза французского вторжения была устранена на долгий срок, а безопасность имперских границ обеспечена лучше, чем когда бы то ни было, начиная с 1648 года. Для конфедерации, выработка внешнеполитической линии которой являлась весьма трудным делом, это стало весьма неплохим достижением.
Приобрела известное значение и Пруссия, чьи войска сыграли такую выдающуюся роль в испанской войне - новые владения Гогенцоллернов на Рейне не только стали еще одним заслоном против французов, но и свидетельствовали об «общегерманской роли», взятой на себя Берлином.
Главным же бенефициаром в империи оказалась, разумеется, Австрия, чей правящий дом получил испанские владения на Севере и Юге Италии, а также Сардинию и уже упомянутые Испанские Нидерланды. Потеряв Испанию, Габсбурги укрепили свое положение и в германских землях, и в Европе.
Если Испанию можно было охарактеризовать как наиболее пострадавшую в этой войне, то Великобритания вышла из переговоров в Утрехте наиболее усилившейся из всех держав антифранцузской коалиции. Королевство Карла II Стюарта, в начале правления Людовика XIV выступавшее в качестве слабого союзника Франции, представляло теперь из себя великую европейскую державу, обладающую наиболее мощными военно-морскими силами в мире, быстро растущей экономикой и гигантским торговым флотом.
В Лондоне по праву могли считать себя главными победителями в Войне за Испанское наследство - французский и испанский рынки оказались открытыми для британской торговли, над Гибралтаром развивался королевский флаг, тогда как укрепления Дюнкерка французы вынуждены были срыть. И все же главным завоеванием Лондона стали вовсе не крепости, колонии или даже выгодные торговые преференции, а то ослабление французского военного и экономического потенциала, что так явственно обнаружило себя в ходе кровопролитной войны. Отныне, и до самого конца англо-французского соперничества на море, в колониях и в торговле, Франция всегда будет находиться в статусе «догоняющего» - и, как показало время, так и не сумеет нагнать своего островного соперника.
...
Умерший на следующий год после окончания войны Людовик XIV оставил стране куда более тяжелое внешнеполитическое наследие, нежели то, что он получил в свое время от кардинала Мазарини. Система французских союзов в Европе лежала в руинах и восстанавливать ее еще только предстояло преемникам "короля-солнце".
Вместо дружбы со слабыми в военном отношении, но экономически сильными Нидерландами и воинственной, но нуждавшейся во французских субсидиях Швецией, Франция оказалась связанной династическим союзом с Испанией, слабой как в военном, так и в финансовом отношениях, и к началу XVIII века уже фактически покинувшей клуб великих держав. Между тем, оставшийся без французской поддержки Стокгольм потерпел полное поражение в Северной войне, окончательно покончившее с его "великодержавием", тогда как шедшая в фарватере английской политики Гаага утратила военно-морское первенство и превратилась во второразрядное европейское государство. Ослабление двух стран, при иных обстоятельствах могущих стать очень полезными союзниками Парижа, не в последнюю очередь было вызвано дипломатией Людовика XIV, оказавшейся совершенно несостоятельной.
Потерпел неудачу король и в своей германской стратегии - как и в случае с голландцами, безыскусное давление Парижа лишь подтолкнуло Священную Римскую империю в лагерь врагов Франции и укрепило положение династии Габсбургов, сумевшей после несчастной для них Тридцатилетней войны восстановить и многократно усилить свою мощь.
Пожалуй, для Франции куда более выгодным все же было разделить испанские владения в Европе, не пытаясь усадить в Мадрид своего короля, тем более, что впоследствии любая правящая на Иберийском полуострове династия так или иначе вынуждена была бы установить с французами дружественные отношения. Вместо этого Людовик XIV обрек свою страну на противостояние, выйти победителем из которого она попросту не могла (что было вполне понятным уже из войны с Аугсбургской лигой) и поставленные политические цели которого очевидно не отвечали предполагаемым усилиям, необходимым для их достижения.
Правление "короля-солнца" подошло к концу вместе с эрой французской гегемонии в Европе – начинался век «просвещенного абсолютизма».
|
</> |