Запрещенное волшебство Александра Волкова

anairos — 24.01.2019 Сегодня, для разнообразия, предлагаю обсудить текст, написанный не мной. Это эссе "Запрещенное волшебство" автора, пишущего в сети под псевдонимом nataly-hill. Эссе было опубликовано как фанфик по "Волшебной стране" Александра Волкова. Но это не фанфик, и даже не фанатская теория, а вдумчивый, интересный и остроумный анализ текста. Тут есть над чем подумать и, КМК, о чем поговорить.



Читая сказки в детстве, мы не задумываемся о том, как представлены в них те или иные социальные идеи. И это к лучшему: попытки анализа зачастую убивают «волшебство» сказочного мира. Однако, становясь взрослыми, мы уже новыми глазами перечитываем любимые в детстве тексты – и порой открываем в них нечто неожиданное.

Читая серию Волкова, задумывались ли мы о том, почему все волшебницы в Волшебной стране – женщины? «Потому что так же было у Баума, на которого опирался Волков», - такой ответ приходит в голову первым. Но в таком случае почему, в отличие от Баума, все обманщики, авантюристы, завоеватели и изобретатели у Волкова – мужчины?

Попробуем в этом разобраться.



[1].

Учитывая, что на момент явления фей в Волшебной стране существовала своя государственная власть, их появление и «раздел» страны между собой выглядит как оккупация. И добрые волшебницы здесь не слишком-то отличаются от злых.

О жизни людей под властью добрых волшебниц нам почти ничего не известно (единственная запоминающаяся деталь – женщины-стражницы у Стеллы). Властительницы Желтой и Розовой стран не пытаются помочь соседям, томящимся под властью их злобных товарок, да и в последующей, весьма бурной политической истории Волшебной страны участия почти не принимают – самое большее, изредка помогают положительным героям добрыми советами или дарят магические подарки. Можно понять, что их не интересуют разборки людей между собой; но пассивность их в истории с Арахной, когда Волшебной стране в целом угрожает гибель, необъяснима. Доброта этих «добрых фей» фактически выражается лишь в том, что они не творят явного зла.

Власть злых волшебниц и их влияние на подвластные народы показаны нам несколько подробнее.

На примере Голубой страны мы видим, что под властью Гингемы история здесь остановилась, а то и пошла вспять. Голубая страна, исторически принадлежавшая предкам рудокопов или сопредельная с их владениями, страна, через которую проходит Дорога из Желтого Кирпича – т.е., по всей видимости, в прошлом достаточно развитая – превратилась в пасторальную «большую деревню». Здесь нет городов, люди живут примитивным сельским укладом, профессиональный труд, кроме чисто ремесленных специальностей (дровосек, столяр, кузнец), отсутствует. (Сравним с Подземной страной, где еще в далеком средневековье важную роль в обществе играли врачи.) На примере Железного Дровосека мы видим, что далеко не все местные жители владеют грамотой. В психологическом отношении Жевуны представляют собой печальное зрелище: они трусоваты, зависимы, беспомощны (выученная беспомощность?), неспособны противостоять не только Гингеме, но и естественным, «природным» трудностям и опасностям окружающего мира (Людоед, саблезубые тигры). Аналогично выглядит Фиолетовая страна и Мигуны. Если у Баума «детскость» и слабость в поведении сказочных человечков – их природная характеристика, то у Волкова, достроившего Волшебной стране вполне «взрослое» прошлое, это выглядит как некая искусственная, наведенная на народы Волшебной страны «порча».

Отметим также, что в первой книге, под властью волшебниц, среди Мигунов и Жевунов полностью отсутствуют значимые и выразительные мужские персонажи. Единственной из «местных», кто пытается противостоять злой колдунье и вообще обладает какой-то индивидуальностью, становится женщина-мигунья Фрегоза. В целом подданные злых волшебниц – коротышки в забавных костюмах, слезливые, трусливые, пресмыкающиеся то перед старухой, то перед маленькой девочкой – подчеркнуто лишены «мужского начала».

Да и те мужские персонажи, что становятся спутниками Элли, хотя и ярко индивидуализированы, сильны, мужественны – все же, каждый на свой лад, неполноценны и страдают от этого.

Особенно характерна история Железного Дровосека. Он потерял сердце, а с ним и «способность любить свою невесту» (т.е., в переводе со сказочно-метафорического языка, утратил мужскую силу, перестал быть полноценным мужчиной) по вине злой волшебницы, но по инициативе обычной женщины. Целый женский заговор сложился против бедняги, чтобы помешать ему жениться на любимой девушке, не допустить до традиционной роли мужа и отца. И это злое колдовство так и осталось неисцеленным: обретя сердце, Дровосек все же не стал человеком и к своей невесте не вернулся.

У Страшилы и Льва истории не столь однозначные: они «неполноценны» не по чьей-то злой воле, а просто в результате сложившегося порядка вещей. А порядок в Волшебной стране сложился такой, что Лев, живой символ мужества и царственного величия – превратился в жалкого труса, из-за этого лишился своей традиционной роли, власти в царстве зверей (снова мотив борьбы за власть), ощущает эту трусость и слабость как нечто чуждое, навязанное себе, но не может от нее избавиться. Чтобы «расколдоваться», ему, как и остальным, необходимо встретиться с Гудвином, о коем далее; а чтобы двинуться в путь и добраться до Гудвина, нужна инициатива, поддержка и руководство еще одной женщины – Элли.

Итак, суть власти волшебниц в том, что они останавливают в своем «зачарованном царстве» ход истории, искусственно стабилизируют развитие своих стран на низком уровне, а своих подданных превращают в жалких существ, лишенных отваги, инициативы, предприимчивости – словом, тех качеств, которые двигают общество вперед и традиционно расцениваются как «мужские».

А обоснование и оправдание их власти – в волшебстве.

Волшебная сила может быть и формальной: Бастинда, замечает автор, «исчерпала все свои волшебства», она уже не может колдовать, но продолжает безнаказанно тиранить Мигунов, пользуясь репутацией волшебницы. Элли – не волшебница вовсе, однако Жевуны с первого взгляда признают ее «феей» и умоляют стать преемницей Гингемы. Уверения, что она вовсе не умеет колдовать, на них не действуют. Позже «феей» объявляют и ее сестру Энни, которая уж совсем ничего ни чудесного, ни даже выдающегося не совершила. Однако Чарли Блек, также «попаданец», совершивший на глазах у жителей Волшебной страны множество «чудес» и оказавший им множество благодеяний, звания «волшебника» так и не получает. Еще один «попаданец», Гудвин, чтобы добиться власти и удержать власть, вынужден выдавать себя за волшебника и постоянно поддерживать эту славу разными трюками и махинациями. Ни того, что он свалился с неба, ни внешнего отличия от местных жителей, ни недоступных им знаний, ни совершённых для них благодеяний оказывается недостаточно. То же впоследствии происходит с Урфином Джюсом: чтобы легитимизировать свою власть, заставить людей себе подчиняться, оказывается недостаточно ни «права сильного», ни притязаний на происхождение от древних королей – он вынужден еще и притворяться волшебником.

Любопытно, что ни один из обманщиков не пытается стать волшебником по-настоящему. У волшебниц не бывает (и, по-видимому, не может быть) учеников или преемников. Тот же Урфин, сделавшись «наследником» Гингемы, даже не думает о том, чтобы изучить ее волшебные книги или как-то распорядиться ее волшебным имуществом себе на пользу – очевидно, считает это невозможным. Среди местных жителей мы совершенно не встречаем «колдунов», даже на примитивном уровне деревенских знахарей, или использования какой-либо магии в быту.

Волшебство – это то, что дает и легитимизирует власть. Волшебство иррационально: им нельзя овладеть, ему нельзя научиться. Оно по природе своей принадлежит женщинам. Плоды его магической власти – демаскулинизация мужчин, превращение их в жалких ничтожеств или в «неполноценных» существ, страдающих и неприкаянных, и, соответственно, вымывание из истории «мужского начала», обеспечивающего движение вперед.

Такую исходную картину Волшебной страны рисует перед нами Волков.

Первые перемены начинаются с явлением Гудвина. Благодаря исключительным обстоятельствам своего появления в Волшебной стране и ловкости рук ему удается завоевать редкую репутацию мужчины-волшебника, а с ней и власть. Однако Гудвин – не революционер, а конформист, склонный приспосабливаться к обстоятельствам. Поначалу он действительно становится двигателем перемен: строит Изумрудный город, окружает себя яркими личностями (рядом с ним мы впервые в Волшебной стране встречаем отчетливо индивидуализированных местных жителей – Дина Гиора и Фараманта), даже обзаводится профессиональной армией, пусть и всего лишь из одного Длиннобородого Солдата. Однако необходимость поддерживать славу волшебника отнимает слишком много сил, а дальнейшее развитие входит в конфликт с интересами злых волшебниц и несет слишком много рисков. Гудвин запирается в своем Изумрудном дворце, развитие прекращается, и Изумрудный город вместе со своим властителем превращается в еще одну статичную декорацию здешнего мира.

Чтобы воистину «расколдовать» Волшебную страну, избавить ее от удушливого матриархата, нужно вышибить клин клином. Нужна женщина.

Но – не волшебница и не лезущая в волшебницы. Обычная земная девочка, которая и не хочет быть кем-то или чем-то иным. Девочка, которая отказывается от короны, поднесенной ей «на тарелочке». Девочка с «мужским» складом характера – активная, энергичная, предприимчивая, не желающая сидеть на одном месте. Способная руководить мужчинами – но не использующая эту способность, чтобы их подавлять или ими манипулировать, предпочитающая общаться на равных. Пришелица, которая, в отличие от фей-«попаданок», не собирается здесь оставаться. У нее нет в Волшебной стране никаких своекорыстных интересов. Она просто хочет помочь друзьям и вернуться домой.

Отказавшись стать преемницей Гингемы и ступив на Дорогу из Желтого Кирпича, практичная маленькая американка не только отправляется в путь сама – она запускает в движение весь этот неестественно застывший мир. В Волшебной стране возобновляется история.



[2].



[3], связанное с традицией, религией и магией – иррациональное, косное, неподвижное, препятствует развитию, внушает страх и беспомощность перед природными и общественными силами. В конечном счете, унижает и разрушает человека, лишает его «и сердца, и мозгов, и смелости». «Мужское начало», связанное с рациональностью и техническим прогрессом – активное, изобретательное, творческое, однако отмеченное каиновой печатью эгоизма и хищничества, ведет к бесконечной борьбе за власть и социальным потрясениям. Какой-либо возможности неформального примирения или сотрудничества между ними Волков, по-видимому, не видит. А выход пытается найти в утопической (антиутопической?) схеме, где над людьми властвуют искусственные существа, созданные по образу и подобию человека, но лишенные человеческих слабостей и страстей.



Примечания:


1. Волков сообщает, что женатыми людьми были правитель Жевунов Прем Кокус и правитель марранов князь Торм. Однако их жены "на сцене" не появляются, и об их взаимных отношениях ничего не говорится. Мельком упоминается, что у Льва в какой-то момент появилась супруга-львица и львята - но также без какой-либо конкретизации.

2. Из коренных жительниц Волшебной страны заметную и положительную роль во 2 - 6 книгах играют лишь две: фея-мышь Рамина (баумовский персонаж) - и ворона Кагги-Карр. Кагги-Карр, оригинальный волковский персонаж, демонстрирует нам, что автор не является принципиальным женоненавистником: он признает за женщинами возможность и право работать "в команде" с мужчинами и даже занимать руководящие посты. Однако в толпе мужских персонажей Кагги-Карр все же составляет решительное меньшинство. Обратим внимание и на то, как обрисован ее характер: это очень узнаваемый советский типаж "тетки-активистки", уже в годах, но неистощимо энергичной, шумной, грубоватой, несколько мужеподобной... и абсолютно асексуальной.

3. Мы уже упоминали, что Волков не является последовательным женоненавистником - далеко не все персонажи женского пола у него становятся носителями этого "женского начала". Однако в целом связь между гендером, волшебством, обладанием властью и "анти-прогрессивными" тенденциями в его книгах очевидна.


Такое вот исследование.

Что меня в нем заинтересовало:

- как два автора, начиная, в сущности, с одного и того же ("Волшебник" Волкова отличается от "Волшебника" Баума ровно двумя сценами), могут продолжить историю в совершенно разных направлениях, и как эти направления отражают личности самих авторов;
- представления людей о магии говорят больше о людях, чем о магии. А идеи о связи магии с мужским и женским началом -- тема для отдельного исследования сама по себе, и этой теме посвящено немало книг.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив