Великая Отечественная. Отношение в советских войсках к солдатам-евреям. Часть 2.

radulova — 30.04.2010 1 часть


..."Еврейский вопрос" в партизанском соединении Ковпака не стоял. Ничего подобного у нас не было, я и мои товарищи не чувствовали антисемитизма. Это пресекалось на корню, "еще в зародыше". Был как-то случай, одну девушку партизан-украинец обозвал "жидовкой", и она доложила об этом политруку 6-й роты Путивльского отряда. Пришел и комиссар Руднев, приказал собрать и выстроить всю роту, чтобы этому партизану перед строем, "набили морду", и добавил, что в следующий раз, если тот еще что-то похожее скажет, он, Руднев, разрешает политруку роты пристрелить "националиста" на месте... Не было в нашей роте ни словесных выпадов в адрес евреев, и я не припомню таких диких случаев, что бы кто-то евреям в бою в спину стрелял. В моем взводе было 4 еврея, все пулеметчики, попробуй, скажи нам чего нибудь лишнее, а там посмотрим, кто после этого сколько протянет...
Такие порядочные люди как Руднев и Вершигора не терпели каких-либо проявлений шовинизма, а сам Ковпак никогда не был антисемитом. Более того, он как-то на привале рассказал ротному Гришке Розенблату, что его, в возрасте 10 лет, родители отдали в семью еврея-лавочника, помощником приказчика, и Ковпак шесть лет прожил в еврейском доме, как равный сидел со всеми за столом и неплохо помнит идиш. Когда нам Розенблат это рассказал, то на многое стало понятно. Ковпак принимал к себе в оторяды всех евреев, старых и молодых, с оружием и без, не смотрел, кто "западник", а кто "советский", и, например, когда мы освободили гетто в Скалате, то Сидор Артемьевич выделил людей для охраны спасенных.
Среди партизан было немало евреев из бывших "кадровиков-окруженцев" или бежавших из плена. Но некоторые из них "шли" под русскими фамилиями, и только потом, мы узнавали, что они евреи. Например, нашего начштаба звали майор Стрельцов, а в разведке батальонов, наряду с явными евреями Геллером и Тартаковским, служили ребята с такими фамилиями, что не сразу и поймешь, что они евреи: Колька Мудрый (Шопенгауэр), Шилин, Леонид Толстоногов, Коля Старчевский, Миша Рубинов или тот же Юрий Колесников. Когда ему в девяностых годах присвоили звание Героя России, то только тогда я узнал, что настоящая фамилия Колесникова - Гольдштейн. Некоторые долго скрывали настоящую национальность, особенно те, кто прошел лагеря военнопленных.

...И тут слушок в полку, мол, Шиндера к Герою представили, штабные проболтались. Я думал, что эта полная ерунда. Но вызвали меня в штаб полка. Сидят в комнате начштаба Шутов и замполит полка подполковник Желтов и говорят мне - "Слушай, лейтенант, мы на тебя наградной лист на Героя послали, но в штабе армии, видно решили, что фамилией ты не подходишь. Резолюция сверху пришла - наградить орденом Красной Звезды". Вручили мне этот орден, вышел я в соседнюю комнату, и тут только до меня дошло, о чем сейчас сказал Желтов, что он имел в виду . Я психанул, и швырнул со всей силы орден на каменный пол, но мне приказали его поднять и сказали, что за такой жест, в штрафую попасть, как дважды два. Этот орден я не никогда носил на гимнастерке и еще лет тридцать после войны он валялся в коробочке, а когда его впервые одел на пиджак, то люди стали спрашивать - что у тебя лучи на "звездочке" отбиты?...

...Зашли в польскую хату, хозяйка угощает нас толченой картошкой с простоквашей и говорит с ненавистью : – «Во всем жиды виноваты! Продали Польшу!». Как это так, подумал я, страдать пять лет под немецким игом, и винить во всем евреев? Один из танкистов , слушая эту полячку, спросил меня – «Ты ей в морду дать не хочешь?». Порой я опасался, что нервы не выдержат, и я кого–нибудь за слово «жид» застрелю.

...Часто присылали украинское пополнение, призванное « с освобожденных оккупированных территорий». Жалкие, пугливые, плохо обученные, многие с антисемитским душком. Это были люди, которым судьба Советской страны была по большому счету глубоко безразлична, они воевать не хотели. Их в атаку иногда приходилось в буквальном смысле пинками гнать. Но те из них, кто выживал в первых боях, постепенно втягивались в войну.

...Как-то раненый лежу на носилках, жду отправки в тыл, все сознание затуманено после потери крови и операции. Стоят рядом два пьяных ражих санитара. Один другому показывает рукой на меня и говорит –«Смотри, еще один Абрам с фронта линяет, по Саре соскучился!». А я даже обматерить его не могу, сил говорить не было. Это после ранения в живот произошло... Вот попробуй таким гадам что-то докажи в этой жизни. Да и стоит ли вообще? Но «росту моего патриотизма и желания воевать» - эта фраза не способствовала. Я думал, что на фронте моя национальность – боец Красной Армии, но нередко находились желающие напомнить обратное... Многое с годами забывается, но случай с этим «декламатором» и с санитарами плотно засел в моей памяти...

...В дивизионной разведке приняли меня хорошо. Кстати, в роте было не менее пятидесяти процентов евреев. Ребята хорошие, обстрелянные, со знанием немецкого языка. Со Скопасом мы почти до конца войны ходили вместе операции. Хороший, толковый парень, смелый, талантливый. Уж если с ним пойдешь, то в спину никто не выстрелит. Он, конечно, щупленький, так что если бы мне пришлось его тащить, мне было бы легче, чем ему. У нас какой был порядок: в случае ранения он за меня отвечает, а я за него. Мы же никогда своих не бросали. Даже погибших вытаскивали - сами должны похоронить по-человечески. Такой был закон у разведчиков. Слава богу, нам не пришлось друг друга тащить.

...Единственный выпад в сторону моей национальности позволил себе командир полка. Спрашивает меня –«Что у тебя за отчество такое, Хаимович? Давай запишем тебя в документах - Семен Александрович». Отвечаю –«Нет. Спасибо за заботу,но это имя моего отца и его менять не буду». Больше он эту тему не затрагивал. Мне в этом отношении повезло, а другим нет. Своей национальости я не скрывал. В плен я, живым, все равно бы не сдался, так что, опасаться того, что все знают, что я еврей, мне было незачем.

...Я прилег около пулемета, а Кравченко стал выяснять отношения с Исааком, обвиняя его в том, что из-за него рота не выполнила поставленнную задачу. Все внимательно прислушивались к их спору. Вдруг Кравченко говорит, что все жиды похожи друг на друга: всегда выкручиваются, сваливая вину на другого: "Шо вы жиды завсегда других виноватите... Токи шо не себя!" Исаак, недолго думая, залепил ему хорошую пощечину. Кравченко рванул кобуру. Я перевернулся на живот, схватил ручной пулемет и сказал: "Эй, ротный..., поосторожней... Если тронешь пистолет, я полдиска всажу в твое хохлятское брюхо! Понял?!". Внимание всех было направлено на Исаака и ротного. Я лежал к роте спиной, и любой мог бы в меня выстрелить. Но никто не поднял руку на двух евреев-партизан. Таков был наш авторитет. Мы вскоре распрощались с этим антисемитом, и ротой стал командовать Жора Антропов, кадровый военный, участник Финской компании 1939 года.

...В бригаде наблюдалась следущая картина - в отряд к Ломейко евреев принимали без долгих разговоров, а в наш отряд с весны 1943 года Кочемаров, под влиянием Зиберова, вообще перестал брать евреев, бежавших из-под расстрела из гетто. Отказывали в зачислении в отряд даже тем молодым парням из гетто, кто пришел с оружием. Приток в отряды местных белорусов, уже в немалой степени пропитаных немецкой пропагандой, только усиливал ненависть к евреям. Тут есть еще один немаловажный фактор, о котором многие забывают - когда немцы евреев сгоняли в гето и истребляли их всеми способами во время акций по ликвидации, то местные жители, белорусы и поляки, захватывали пустые еврейские дома и грабили "жидовское имущество", а тут тебе такая незадача, вот они, евреи, живые и в партизанском отряде, да еще с оружием, а если они после войны придут и спросят за свое добро?... Кому нужны были живые свидетели... Ну и вдобавок сами представьте - когда у тебя в отряде еще четверть партизан из бывших полицаев или из уголовников, то вы сами можете представить себе атмосферу ненависти к евреям. Общее отношение к евреям было в бригаде враждебное, нелояльное, и большинство евреев просто уходило от нас в другие отряды, например за Телеханы, где их брали в 208- й партизанский полк, и где они создали свой отдельный еврейский батальон, или в Минскую партизанскую зону.

...Про меня все в бригаде знали, что я еврей, но в для большинства командиров и для русских партизан, я был "свой", советский, "красноармейской закваски", и после того, как я показал себя на диверсиях и в боях, ко мне лично отношение было довольно ровным и дружественным, но партизанское начальство упорно называло меня Андреем, а не Ароном. Только один раз, пьяный командир взвода Парамонов решил надо мной покуражиться, начал нести ахинею про "жидов, окопавшихся в Ташкенте", так я еще не успел встать и отреагировать на его слова , как мои ребята-подрывники избили Парамонова, пообещав пристрелить его как бешеную собаку в следующий раз. После войны в 1947 году я случайно столкнулся с Парамоновым в Минске, он кинулся ко мне обниматься: "Товарищ капитан!", - но я оттолкнул его и сказал: "Ты еще жив, сволочь. Пошел отсюда!"... "Польским евреям" конечно приходилось очень тяжело. Они в какой-то степени считались "чужими"... Им и в спину нередко в бою стреляли... Всякое бывало.

...Идет наш отряд на задание, а навстречу идет группа партизан-евреев из отдельного национального отряда. Сразу начинают им кричать: "Эй, жиды-недобитки, где ружья с кривым дулом нашли?" и все ржут. В отряды приходили "польские" парни, выросшие в небольших местечках и городах, не имеющие опыта лесной жизни и никакой военной подготовки, физические слабые после гетто или неловкие от рождения, почти не знающие русского языка, и поначалу малоприспособленные к жестокой партизанской войне... Идем на задание, переходим по бревну через реку, и тут один "поляк" плюхается в воду, падает с бревна. Сразу раздаются "соответствующие комментарии": "Это тебе, сволочь жидовская, не в лавке торговать!". Я всегда пытался заступаться, но что могли сделать я и Пак в одиночку, когда, например, у партизанского костра слышали вот такой разговор. Обсуждалось зачисление бывших полицаев в отряд и тут один взводный, бывший старший лейтенант, говорит при всех, меня ничуть не стесняясь: "Надо их в отряд взять, они против немцев себя хорошими бойцами покажут. А то, что они жидов расстреляли, так туда жидам и дорога!"....

...Мне было трудно все это переносить, и когда в бригаду прибыл секретарь подпольного обкома Клещев для проведения партийного собрания, я встал, назвал свое звание и должность: "Лейтенант Шер, командир отделения", и рассказал о махровой антиеврейской атмосфере в бригаде, что никто в отрядах по-настоящему не хочет бороться с антисемитизмом, и если мы считаем себя советскими людьми, интернационалистами, представителями армии и партии на оккупированой территории, то где наша совесть коммунистов? Говорил я, наверное, минут пять. Клещев меня послушал, улыбнулся, и продолжил дальше - "по повестке собрания" ...

...Бобков не унимался, решил всеми силами "помочь немцам" и сделать в лесах "юденфрай" - "местность свободную от евреев". Оказалось, что в лесах, после осенней тотальной облавы собрались чудом спасшиеся 130 евреев из различных уничтоженных немцами семейных лагерей и стали строить себе землянки, чтобы пережить наступающую зиму. Бобков прислал к ним своих партизан, и они предложили евреям помочь партизанам в заготовке продовольствия на зиму. Направили группу с заданием засолить добытое свиное сало, спрятать его в бочки и закопать в тайнике. Среди этой группы было двое евреев. Кто-то донес, что они украли кусок сала, и их, голодных и измученных, обыскали, но ничего не нашли. Бобков взял этих двух евреев, потом привели откуда-то еще одного молодого еврейского парня, и Бобков повел их к землянкам еврейского семейного лагеря и сам их лично расстрелял на глазах у всех. И даже если бы в действительности они украли кусок сала из-за постоянного голода, надо ли было их казнить, как немцы убивали в концлагерях за кражу кусков гнилых овощей?



...Власть в отряде узурпировал комиссар Егоров Сергей Егорович, присланный вместе раненого комиссара Дудко. Ему помогал во всем начштаба Карп Мерзляков. Этих двух сволочей объединяла животная ненависть к евреям... Партизаны и так мне рассказали, что в бою на 10-м Огинском канале Мерзляков лично в спину выстрелил в командира 51-й еврейской группы старшего лейтенанта Федоровича, нанеся ему смертельное ранение, пуля вышла через живот. Двое партизан это видели своим глазами, но молчали, прекрасно понимая, что в этом отряде, им, "западникам", "польским жидам", никто не поверит, их просто обвинят в клевете и расстреляют. Но в начале 1943 года в отряде стало твориться нечто невообразимое... Один партизан, карелофинн по национальности, донес начальнику штаба Мерзлякову, что партизанка Ривка Куница прячет у себя золотое кольцо, тем самым нарушив приказ о сдаче всех ювелирных изделий в штаб. Мерзляков сразу приказал своему подручному палачу Федьке-"Мяснику", зарезать Ривку. Когда Портнягин узнал о зверском убийстве партизанки, то вызвал к себе бывшего ювелира Имбера и попросил посмотреть это проклятое кольцо, стоившее жизни молодой девушке. Имбер сказал, что кольце медное, и в нем нет ни малейших признаков наличия хоть какой-то доли золота.
Следующим по приказу Мерзлякова убили партизана Залмана Шустеровича, его обвинили в том, что он бросил свою винтовку. На самом деле у него первый раз вырвали винтовку из рук сами партизаны, когда он сидел в санях. Залман смог догнать этих бандюг в партизанском обличьи, и забрать свою винтовку назад. Но во второй раз его просто выкинули из саней, а винтовку привезли в штаб к Мерзлякову, мол, смотри товарищ начштаба, что "жиды вытворяют, воевать не хотят!". Привели в штаб Шустеровича. Мерзляков кивнул головой Федьку-"Мяснику", и еще один из наших партизан был зарезан. Да и сам Мерзляков не гнушался лично убивать еврейских партизан отряда. Стояли в карауле двое, один местный белорус, другой - еврей Кандельштейн . Белорус заснул на посту, а Мерзляков застрелил за это Кандельштейна, так как белорус стал утверждать, что он не виноват, мол, не было такого. Сначала он приказал командиру отделения Пшеничникову убить оклеветанного партизана, тот отказался, тогда Мерзляков вытащил свой пистолет и сам убил его... Но это были еще "семечки".
При Егорове агрессивный антисемитизм отдельных партизан преобразовался в идеологический и партийный. Весной 1943 года он собрал отрядное партийное собрание, и сообщил, что поступил приказ из Главного Штаба Партизанского Движения Белоруссии - изгнать всех евреев из партизанских отрядов, поскольку они: 1 - Все оппозиционеры были евреями (подтекст: всех оппозиционеров расстреляли) 2 - С приближением немцев к Москве, евреи создали панику и "сломя голову, вместо защиты столицы, бежали из Москвы"...3 - Местное население недовольно наличием в отрядах партизан-евреев, которые грабят крестьян. Ну, и главный "тезис" комиссара Егорова: - Еврейские партизаны трусливы, небоеспособны, и они только ослабляют отряды при выполнении боевых заданий. (Все это являлось дикой клеветой от первого до последнего слова. Достаточно сказать, что большинство подрывников отряда были евреями, например Натан Ликер, Кремень и Имбер, каждый из них имел к середине 1943 года на своем счету больше десяти подорванных немецких эшелонов, а Ликер к концу войны пустил под откос 28 немецких поездов, в два раза "перевыполнив норму" на звание Героя Советского Союза, которого, он, конечно, так и не получил. Другой партизан, беглец из слонимского гетто, Зорах Кремень лично и в группе подорвал 20 эшелонов).
Егоров сказал, что это решение партии, воля Родины, и евреев решили "отправить в шалман" - изгнать из отряда. Мы покинули отряд, но кто мог знать, что Егоров приготовил нам расстрел. Один из коммунистов присутствоваших на собрании, Андрей Охорзин, догадался, что замышляет комиссар, и намекнул об этом старому коммунисту Владимиру Емельяновичу Пилецкому, моему товарищу. Пилецкий сидел как коммунист в польских тюрьмах и был настоящим интернационалистом и честным человеком. Он заявил Егорову -"Если вы их выгоняете, то я ухожу вместе с ними". Именно он нас и спас. Наш уход из отряда проходил в тягостной тишине, партизаны отводили глаза в сторону... Мы отошли от лагеря километра на четыре, как нас окружила в лощине группа верных Егорову партизан с ручными пулеметами и старший из них заорал с пригорка: -"Все ложись! Сдать оружие!" . Мы залегли, с трудом понимая что происходит, неужели наши бывшие товарищи, с кем еще вчера мы делились последним куском хлеба и вместе ходили под смертью, будут в нас стрелять?!? И тут с земли поднялся Пилецкий: -"Если вы хотите нас убивать, выполнять свое гнусное дело, то начинайте с меня. Я старый коммунист. Давай, стреляй в меня! Но через три дня прилетят десантники, и вас за это злодеяние будут судить по законам военного времени. Не торопитесь совать свою голову в петлю . Подождите десантников. Если они за нами не придут, то можете расстреливать!".
И даже самым отпетым егоровским "отморозкам", видимо, было не совсем по душе, нас расстреливать, тем более оружие мы не сдали, и приготовились к отпору. Да и о прилете десантников все знали, уже приходили связные от них и появление "москвичей" ожидалось со дня на день. Вы не поверите, но почти трое суток мы лежали в окружении бандитов-егоровцев, пока не прискакал с группой партизан старый комиссар отряда Дудко и не приказал бандитам немедленно уйти. Дудко после ранения как раз вернулся в отряд, узнал о свершившемся произволе, и бросился к нам на выручку. Дудко сказал, что все, кто имеет желание вернуться в отряд имени Щорса, пусть следуют за ним. Но мало кто из нас захотел возращаться и снова воевать бок о бок с людьми, которые нас фактически предали. Владимир Емельянович Пилецкий повел нашу группу на восток и через несколько дней мы оказались в недавно образованной бригаде имени Ленина, которой командовал капитан Василий Александрович Васильев, комиссаром был Иван Зиберов, начальником Особого Отдела был Боран-Сорока. Изгнанников из отряда имени Щорса распределили по бригаде, и я с женой попали рядовыми партизанами в отряд имени Кутузова, которым командовал кадровый армеец Клюев. В бригаде Васильева открытых выступлений против партизан-евреев уже не было.



...Партизаны не знали мою настоящую национальность. Я "оставался" украинцем. Иногда слышались у костров "еврейские анекдоты", но особой злобы к евреям среди наших партизан не было. Рындин не скрывал своей национальности, и относились к нему все хорошо, да и если бы узнали, что я еврей, вряд ли бы кто-то стал на меня смотреть искоса или ждать момента, чтобы выстрелить мне в спину. Я уже неплохо зарекомендовал себя на боевых операциях, а это был главный критерий отношения к человеку в русских партизанских отрядах. Отряд, как я вам уже сказал, почти полностью состоял из русских людей, но иногда в бригаде я видел нацменов: был у нас таджик, был казах - пулеметчик, весь опоясанный лентами, и слабо говоривший по-русски. Он никогда не выпускал своего пулемета МГ из рук и даже спать с ним ложился в обнимку. Были в бригаде, как мне тогда казалось, еще несколько евреев, но они это скрывали, и все "шли в списках " под славянскими фамилиями.

...Я помню, что после того как пришел в отряд Клюева и стал ходить на боевые задания, как-то при возвращении меня встретил партизан из нашего отряда, украинец по фамилии Шевченко. Не таясь, не скрываясь, прямо при всех, он заявил мне со злобным рыком: -"У-у-ууу! Паршивый жид! Был бы ты один , я бы тебя убил!"... И сколько таких Шевченко было в отрядах?!? Считать замучаетесь... Так что и уважение, и признание боевых заслуг, не гарантировали, что тебя не пристрелят тихой сапой свои же. Из соседней роты ушло на задание пять человек, из них два еврея, да с ними сама напросилась на задание отрядная медсестра Настя. Приказ на задание им отдал комиссар Двойников. С задания вернулись три человека, без евреев и Насти, командиру сказали, что нарвались на засаду. Я сразу почуствовал, что здесь что-то неладное. После войны, дошло, через "вторые руки", - один из этих трех по пьянке проболтался, что евреев они застрелили в спину, а потом "убрали" и медсестру, как лишнего свидетеля. Я думаю, что это они выполняли приказ Двойникова... Такие случаи были нередки.

...О партизанской войне в Западной Белоруссии в послевоенные годы были изданы десятки мемуарных книг. Но две темы всегда в них всегда наглухо замалчивались, и не только по воле цензоров. Первая - участие евреев в партизанской войне и судьба евреев в партизанских отрядах и в семейных лагерях. Вторая - о том как свои убивали своих. И кто-то должен рассказать об этом правду. И если не сейчас, то когда? И если мне из комиссаров больше в жизни попадались отъявленные бандиты, чем порядочные люди, так что я, должен об этом молчать? Я с благодарностью вспоминаю настоящих честных коммунистов Дудко, Пилецкого, Аветисяна, Годжаева и многих других, которые не только мужественно сражались с немцами и полицаями, но и помогали евреям выжить и не давали бандитам вершить произвол. Но например евреев, уцелевших после побега из гетто Янов, добивали в лесах под Пинском партизаны из бригады имени Молотова. Нарвалась группа из 13 яновских евреев на партизан, 12 было расстреляно на месте и только один тяжелораненый смог выжить, укрыться в лесу и рассказать после войны об этом... Закрыть глаза на все и забыть? Молчать об этом, потому что кому-то будет "неприятно об этом читать"? "Кому нужна такая правда?", зачем нам об этом знать? Как погибали в отрядах от выстрелов в спину, как прогоняли на гибель "в шалман"? Кто знает, как погиб командир отряда в Липчанских лесах Алтер Дворецкий?..
Кто узнал после войны, как был убит доктор Влодавский от руки партизана, который хвастался, что уже пристрелил два десятка евреев? Где об этом написали? А хотите, я вам расскажу, как погиб мой друг Герш Поссесорский. Это был смелый, решительный парень, блондин, внешне не похожий на еврея. Он раздобыл несколько пистолетов и организовал массовый побег из еврейского рабочего лагеря в Свержене - 140 человек ушли в побег. Из лагеря он смог установить связь с еврейским партизанским отрядом имени Жукова, которым командовал Гильчик, и тем смельчакам, решившимся на побег, тем, кого Поссесорский живыми, вместе с партизанскими проводниками, довел до леса, не пришлось скитаться в поисках спасения. Их зачислили в бригаду имени Молотова, евреев объединили в отдельную 3-ю роту. Поссесорский показал себя бесстрашным бойцом, но в конце марта 1943, еще во время немецкой блокады, на одном из заданий Поссесорский среди прочих убил немецкого офицера, снял с него пистолет "вальтер" и вернулся в отряд со своей группой. Командир отряда Ананченко увидев "трофей", тут же приказал -"Отдай пистолет мне!" - на что Поссесорский ответил -"Я его в честном бою добыл, и ты себе также добудь!", и после этих слов командир выхватил свой револьвер и застрелил Поссесорского на месте. За это убийство никто этого командира отряда к ответственности не привлек... Сказали, наверное, в штабе бригады -"подумаешь, жида пристрелил"... Что мне сказать о таком комиссаре, как Двойников, из нашей бригады имени Ленина? Уже после полного освобождения Брестчины из хаты выскочил пьяный комиссар Двойников и заорал на всю округу: -"Бей жидов, спасай Россию!". Двойников после войны стал редактором газеты.
Или почитайте архивные документы, приводящиеся в книге белорусского историка Иоффе, например, приказ № 109 уполномоченного ЦК КП (б)Б и ЦШПД по Ивенецкому району Дубова от 2 -го июня 1943 года, в котором написано, что командир партизанского отряда лейтенант Ключник без предъявления обвинения застрелил комиссара отряда имени Лазо Заскинда и партизана Петрашкевича, и как командир штабного взвода бригады имени Сталина Некрасов в районе деревни Кондратовка выводил на расстрел целую группу евреев из бригады имени Фрунзе.
Или приказ №23 от того же июня 1943 года, секретаря Барановического подпольного обкома, где говорится о том, что подрывная группа под командованием Кудряшова расстреляла группу партизан-евреев из семи человек... Эти документы все хранятся в Национальном архиве Белоруссии. А сколько таких случаев не отмечено в документах и приказах? Сколько невинных жертв осталось безвестными, погибнув не от рук гитлеровских оккупантов и полицаев-предателей, а от своих же партизан?!
Вы сами ко мне пришли, и я вам рассказываю свою партизанскую правду и говорю о тех событиях, о которых давно пришло время все честно рассказать. Не нравится вам такая правда, так не публикуйте ничего. Ведь самый страшный документ, это секретная директива командира ЦШПД Белоруссии Пономаренко, радиограмма, отправленная в ноябре 1942 года командирам партизанских формирований и руководителям подпольных партийных организаций, фактически запрещавшая принимать евреев в партизанские отряды, поскольку евреи могут являться немецкими шпионами. Скольким людям директива этого антисемита стоила жизни?!
Вы упомянули Минское гетто. Но кто и когда написал, как местные выдавали и убивали евреев, бегущих из этого гетто в леса? О тех, кто помогал минским евреям, уже написано, но почему молчат про тех, кто предавал? Кто "старое помянет"?... Обратитесь к историку Леониду Смиловецкому, он собрал большой материал по Белоруссии в годы войны, вы в его работах для себя много нового узнаете.

...Когда Клещев появился в бригаде и стал проводить открытое партийное собрание, то в землянку вошел доктор Блюмович, который прямо спросил партийного руководителя до каких пор будут продолжаться убийства евреев партизанами? Клещев стал на него орать: -"Провокатор! Меньшевик! Клевещешь на дружбу народов!? Ты враг народа! Ты контра, чужак! Как ты пробрался в наши ряды!? Таких, как ты, надо выкорчевывать с корнем!"... И только один партизан, из старых польских коммунистов, поднялся и сказал: -"В Польше меньшевиков не было. А наш доктор спас жизнь многим десяткам раненых партизан"...

...В ноябре 1942 года началось изгнание евреев из партизанских отрядов в пинских лесах. Просто "выбрасывали" людей, предварительно забрав у них оружие. Потом говорили - "Ты, жидяра, за нами не ходи, а то пристрелим!" . В нашем отряде уже было человек сорок евреев, кроме бежавших из Ганцевичей и различных гетто, к нам в отряд пришла со своим оружием отдельная боевая группа, составленная из беглецов с Кобринского гетто. И так постоянно приходилось слышать у партизанских костров, про "жидов недорезанных", а тут ненависть к евреям захлестнула через край. И хотя из нашего отряда выгнали всего лишь нескольких евреев, но другие, в знак солидарости и устав от постоянного унижения по нац. признаку, ушли вслед за ними.




...Пришел к нам в лес в гости командир польского отряда Куницкий, находившийся в подчинении ПРП: Советский отряд, одним словом, коммунистический. Сидим с ним, беседуем. Подходит ко мне мой начштаба Кабаченко и докладывает, что партизаны Куницкого захватили где-то 20 евреев и ведут их на расстрел. Я сказал Кабаченко , чтобы он немедленно остановил этот произвол: выяснил обстоятельства произошедшего, освободил захваченных евреев, а всех этих, "горе -партизан", приказал разоружить и связать. Говорю Куницкому - "Пошли дорогой товарищ, посмотрим, что твои "герои" учудили". Оказывается, что партизаны Куницкого схватили группу венгерских евреев, бежавших из гетто и уходящих на север. Эти партизаны отобрали у евреев все ценное и повели их на расстрел. Благо, происходящее заметил Кабаченко и прекратил это зверство. Я приказал выдать евреям оружие, боеприпасы и продовольствие, чтобы дать им чувство уверенности в себе и в способности защитить себя. Куницкий пообещал, что своих партизан он сурово накажет сам, а инициаторов расстрела лично "отправит на тот свет без пересадки". Я согласился, решил, что пусть сам Куницкий "свои кадры воспитывает".

...Понимаете, эта "еврейская тема" в партизанских отрядах до конца не утихала в лесах вплоть до самого соединения с частями регулярной Красной Армии. Когда отряд Герасимова стал бригадой, то имел в своем составе несколько отдельных отрядов, и я оказался в отряде имени Калинина под командованием Кокшина, то евреи составляли 30% личного состава отряда. И все равно, как партизаны самогонки напьются, так начинались "выступления" на тему - "проклятые жиды", и так далее... Я иногда поражался, глядя на некоторых своих боевых товарищей, с кем мы вместе ходили на задания, в разведку и на "железку", вместе голодали, тонули в болотах и рядом шли в атаку на смерть. Утром, когда протрезвеет - ты ему лучший друг и чуть ли не брат родной, а как зенки самогоном зальет - сразу ты для него "пархатый". А потом, бывало, что на задании, продолжалось "выяснение отношений"...

...Привели меня в землянку к командиру отряда, я все о себе рассказал: украинец Лабзенко, кадровый, воентехник, служил в 48-й СД, как сбежал и так далее. Спрашивали все очень подробно. Потом командира куда-то позвали, и я спросил у комиссара отряда - "Товарищ комиссар, вы еврей?". Он заметно картавил и имел довольно типичную внешность. Комиссар Рындин удивленно посмотрел на меня и сказал - "Да, еврей". Говорю ему - "Я тоже...". Он несколько минут молча смотрел на меня, видно, что ему было тяжело поверить, что еврей остался в живых после полутора лет плена... Я попросил Рындина никому не говорить о моей настоящей национальности, и он сказал - "Это можно".

Продолжение:
Часть 3 (Там можно оставить комментарий).

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив