Спасибо, брат Пушкин!

Звучит пафосно и пошло, но Нашему Всему я обязана если не всей жизнью, то очень существенной ее частью. Сейчас поясню, почему. :)
У моих мамы и бабушек всю жизнь был культ личности Пушкина в чистом виде. Мельчайшие детали биографии были известны назубок, вся мало-мальски стоящая пушкиниана, от научных трудов до беллетристики, скупалась на корню. Естественно, меня растили в таком же преклонении перед личностью поэта. И даже самая первая моя поездка в Ленинград с декабре 1977 началась с визита в музей-квартиру на Мойке и к обелиску на место дуэли.
В старших классах школы у нас появился новый учитель литературы, Евгений Михайлович, который Пушкина тоже обожал, поэтому масла в огонь со своей стороны подлил изрядно. С его подачи сорок пять лет назад я впервые вышла на сцену со стихами, естественно, Александра Сергеевича. Потом была поездка на майские (на самом деле, на Пасху) в Михайловское, Тригорское и Псковско-Печерскую лавру.
А потом настал день выпускного сочинения, и одной из тем было предложено что-то типа «Я лиру посвятил народу своему». Естественно, я выбрала ее, тем более, что о творчестве Пушкина могла вещать часами цитируя не только стихи и прозу, но и дневники. Мне повезло, бабушки сохранили одно из первых посмертных собраний сочинений, а в нем было очень много такого, что в советские годы в массовых изданиях не печатали.
Я морально готовилась к среднему баллу в аттестате примерно 4 с
половиной. Однако все сложилось гораздо лучше, школу я к полной
неожиданности всех друзей и родственников Кролика закончила
с золотой медалью и собралась, как и было запланировано поступать в
МИТХТ. Но тут родителей торкнуло, почему бы доченьке заодно с сыном
знакомых не попытаться сдать на пробу экзамены в МГУ. Все равно не
поступит, но хоть посмотрит механику процесса и будет меньше
нервничать на основных экзаменах.
Уговорили меня в последний момент, мне было жаль терять месяц лета, но сопротивляться родителям глухой номер. Математику и физику сдала на четверки (про физику расскажу отдельно, это песТня!), и настал день сочинения. А там... та же самая тема, что и на выпускном, только чуть-чуть иначе сформулированная. И с уточнением в скобочках «гражданская лирика».
Естественно, я образовалась и накатала трактат раза в три длиннее, чем требовалось по условиям экзамена. Через пару дней прихожу за оценками, уверенная, что будет пятерка, ведь этот же текст гороно так высоко оценило, а там... четыре. Как так? Почему? Неужели ошибок насажала?
Я помчалась на апелляцию, вооружившись дореволюционным томиком дневников, чтобы в случае чего доказать, что я цитировала точно по тексту. Преподаватель открыл мою работу — в ней ни одного исправления, ни черточки красными чернилами. А внизу шедевральная рецензия «С одной стороны, тема раскрыта полностью. А с другой стороны, имеются отклонения от темы, которая взята неоправданно широко.»
«Не надо было выпендриваться девочка, — пояснил препод. — Сказано лирика, вот и цитировала бы только стихи. Зачем ты еще дневники приплела?»
От обиды я рыдала так, что в буквальном смысле слова света белого не видела и чудом не попала под автобус у главного здания, так что сердобольные граждане на всякий случай взялись довести меня до метро, чтобы беды не случилось.
Однако в итоге все сложилось благополучно, я набрала достаточно баллов (медаль оказалась среди них существенным довеском) и к общему изумлению поступила на химфак МГУ. Пят лет учебы там были особым счастьем. А потом случилось традиционное в те годы распределение на работу. В подковерных играх я ничего не соображала, отец помогать отказался, хотя мог бы замолвить словечко кому-то из друзей, и меня взяли бы в любой из академических НИИ на Ленинском, поэтому попала я в закрытый институт на Шукинской, в лабораторию совсем не по профилю.
Начальником у меня оказался строгий тридцатилетний дядька, которого я панически боялась и от того косячила втрое больше, чем могла бы. Довольно долго мы общались исключительно формально и только на химические темы. Потом нас оснастили новыми Айбиэмками, более высокое начальство осознало, что им гораздо выгоднее перевести меня с лабораторной на компьютерную работу — отчеты ваять. А там и шеф малость помягчал и начал даже иногда разговаривать на отвлеченные темы.
И вот во время одного такого разговора и прозвучала фраза, что прапрадед шефа — Яков Карлович Грот, первый русский пушкинист и сам выпускник лицея. «Ого! А вот это уже очень интересно!» — внутри меня мгновенно зажглась сигнальная лампочка.
Дальше мы сделаем монтаж как в кино, чтобы сразу перейти к заключению: наш младший сыночка уже старше, чем был в ту пору его папенька.
И кто во всем этом виноват? Естественно, Пушкин!

На фото монреальский памятник Пушкину при русской библиотеке имени себя и Петропавловском соборе. С автором я четверть века назад ходила на разговорные курсы французского, было дело.
|
</> |