Россия и Окунь - 2

zhu_s — 04.03.2010 (В продолжение записи, сделанной год назад, когда еще не было данных о том, как отреагирует наш рынок труда на кризис, и некоторые предрекали бунты, длинные очереди за бесплатным супом и прочие малоприятные вещи, знакомые по картинкам из времен Великой депрессии. В целом - это несколько неупорядоченные наброски к разделу заметки об изменениях, произведенных минувшим кризисом в рентабельности производства и домыслам о влиянии этих изменений на дальнейший эк.рост, которая скоро, мэй би, появится на одном из информресурсов. Вывешиваю этот малоструктурированный поток создания, дабы не затерялся). Чтобы было с чем сравнивать реакцию нашего рынка труда на кризис 2009 года, посмотрим сначала на «классику жанра» - зависимость безработицы от темпов роста/спада в экономике США. Графики, которые приведены ниже - это иллюстрация к так называемому «закону А.Окуня», связывающему изменения в норме безработицы с изменением в темпах роста/падения ВВП. На всякий случай - пару слов о нем.

«Закон» этот - чисто эмпирическое наблюдение, не отражающее никаких структурных свойств экономики, и не имеющее «микроэкономических оснований». На тот момент, когда к этой закономерности было привлечено внимание, она состояла в том, что уровень безработицы обычно реагирует на бумы/рецессии в экономике гораздо слабее, чем объем выпуска. Тем самым производительность труда в периоды спада снижается, а на подъеме растет. Сам Артур Окунь в оригинальной статье 1962 года предполагал, что скажем, 3%-ное увеличение выпуска вызовет падение на 1% в показателе безработицы, 0.5%-ное увеличение экономически активного населения, еще 0.5% составит увеличение отработанных часов на 1 занятого и 1 % - увеличение выпуска на отработанный человеко-час (т.е. собственно производительности труда).

Из-за того, что работодатели не торопятся нанимать новых работников с началом оживления, предпочитая «выжимать» больше из имеющихся, движение занятости обычно запаздывает по отношению к изменению объемов производства. Аналогичным образом, спад в экономике сопровождается падением производительности труда. Если C- коэффициент связи роста/падения ВВП с нормой норму безработицы «по Окуню», то, как нетрудно посчитать, падение производительности труда составит (С-1)*(n-n'), где n'- «естественная» (докризисная) норма безработицы, а n - ее значение в кризис. Видно, что чем меньше этот коэффициент (т.е. чем меньше процентов падения ВВП приходится на 1 пункт увеличения уровня безработицы), тем гибче рынок труда, и тем меньшим снижением производительности труда и рентабельности реагирует экономика на кризис.

Забегая вперед (для тех, кто не хочет терять время на рассматривание графиков), замечу, что у нас при спаде производства этот к-т как минимум втрое больше американского. Поэтому при сопоставимом увеличении безработицы производительность труда и норма прибыли падают намного сильнее. А для остальных – еще небольшое техническое пояснение к графикам.

Связь ВВП и безработицы можно представлялась в двух формах: «гэповой», в которой отклонение безработицы от своего «естественного» уровня связывается с отклонением выпуска от потенциала, соответствующего этому уровню занятости, и «приростной», где изменение номы безработицы привязано к темпу изменения ВВП. На самом деле «приростная» форм закона Окуня - приблизительный эквивалент первой, с тем же коэффициентом связи, но в предположениях, что естественная норма безработицы и темп прироста потенциального выпуска постоянна, а циклические отклонения выпуска от потенциального – невелики.

Вторая форма интуитивно понятнее, поскольку не требует определения таких вещей как «потенциальный выпуск» или соответствующая ему «естественная» норма безработицы (с тех пор, как появилась дополненная ожиданиями кривая Филипса, последняя обозначается еще как NAIRU – не влияющая на инфляцию, но это уже из другого сюжета). Собственно и сама эта зависимость, известная как «закон Окуня» и была введена автором сначала просто как подспорье для измерения потенциального ВВП, исходя из движения занятости. Но мы возьмем для сравнения Россия-США как раз такую, не совсем, может быть, интуитивно очевидную, «гэповую» форму. Зато она позволит нам более четко выделить на графике взаимосвязи выпуск-безработица или выпуск-производительность труда в разные периоды и в разных фазах цикла – во время рецессий и бумов. Итак – сначала график по США.

На график попал в основном так называемый период great moderation - четверть века практически бескризисного развития, если не считать таковыми два микроскопических спада – «послевоенный» 1992 года и «послепузырный» 2001-го, для признания которых рецессиями NBERу даже пришлось модифицировать критерии. Сам по себе для нас сейчас интересен не столько этот период в целом, сколько два «настоящих» кризиса, между которыми он расположился – самый крупный в послевоенной истории США 1982-83 годов и помельче – последний 2009 года (на графике они закрашены синим).

Замечу попутно, что помимо прочего, оба кризиса основательно подкорректировали моду в экономической теории. После первого, как известно, был сдан в утиль монетаризм, правда, не весь целиком, а лишь как операционный ориентир для Центробанков. Говоря более конкретно, из 3-х китов, составлявших основу практических рекомендаций монетаризма, «денежная конституция», предписывающая Центробанкам поддерживать стабильный рост денежных агрегатов, в итоге трансформировалась в «денежные правила», и то применяемые достаточно гибко. До 100%-ного обязательного резервирования банковских депозитов до востребования, без которого влияние Центробанков на денежную массу довольно ограничено, дело, разумеется, так и не дошло. А фиксированные валютные курсы в качестве «номинальных якорей», против которых особенно ратовал М.Фридмэн, были выброшены на помойку уже гораздо позже, после серии валютных кризисов 90-х, и непосредственно к данной рецессии, которой ознаменовался переход к «рейганомике», это положение не относится.

Какие рекомендации макроэкономической теории похоронит под собой минувший кризис, пока непонятно. Судя по оживленной полемике - претенденты вроде бюджетного стимулирования и инфляционного таргетирования, а может быть и гибких курсов с открытыми границами для потоков капитала, явно есть. Но сейчас речь не об этом. Посмотрим, как влияли эти кризисы, а также пара бумов, пришедшихся на данный период, на рынок труда и его производительность.

В целом связь между перепадами в динамике ВВП и уровнем безработицы в последнее время оказывается более тесной, нежели на предыдущем периоде, когда формулировал свои предположения А.Окунь. Того падения производительности труда в кризисы, и роста ее на пике экономической конъюнктуры в последнее время уже нет. Более того, если вглядеться в отдельные эпизоды, выделенные цветными пятнами, то видно, что в крайних фазах циклах цикла эластичность рынка труда оказывается вообще очень высокой. То есть в рецессиях эта производительность теперь вообще почти не падет, а в последней она, похоже, даже выросла. Тогда как в двух эпизодах экономического бума – конца 90-х (известен как «пузырь новой экономики» или «дотком»), и 2006-07 годов (обычно обозначается как «ипотечный пузырь», хотя если исходить из более близких к нам реалий, этот период можно было бы обозначить как время кредитных «пузырей» в восточноевропейских экономиках, источник у этих бумов один и тоже – глобальные торговые дисбалансы) – не наблюдалось и роста производительности труда.

Экономика реагировала на бумы пропорциональным ростом занятости, помимо всего прочего – разгонявшим инфляцию, но крайне быстро избавилась от балласта лишней рабсилы в фазах рецессии, сохраняя рентабельность, и затем быстро восстанавливала объемы производства. Более того, на стадии выхода из рецессии поддержание рентабельности дополнительно обеспечивается задержкой в наборе новых работников. Хотя рецессия в США закончилась в основном в середине прошлого года, т.е. 8 месяцев назад, перелом в движении нормы безработицы обозначился только с ноября, а заметно безработица стала сокращаться там только с началом нынешнего года.

А теперь взглянем с этой точки зрения на ситуацию в России. В целом за период, для которого есть данные о квартальной динамике ВВП, т.е. с 1995 года, реакция нашей нормы безработицы на перепады в темпах экономического роста/спада необычайно слабая. На то вроде бы есть свои достаточно ясные причины. Объединение современных данных с 90-ми годами считается некорректным из-за особенностей тогдашнего трансформационного периода. Это сохранившиеся еще с советских времен традиции «пожизненного найма», слабая реакция «недоприватизированных» предприятий на свое финансовое состояние, как следствие - высокая скрытая безработицы, низкая мобильность рабсилы и т.п.

Статистика 00-х говорила, казалось бы, о заметно усилившейся реакции рынка труда на экономическую конъюнктуру. Но еще год назад не было данных для тестирования этой зависимости на спаде, поскольку весь предыдущий период, а особенно 2006-08 годы, прошел под знаком экономического бума. И как видно на графике, причина этой усилившейся эластичности рынка труда в том, что на кредитно-инвестиционный бум 2006-08 годов экономика ответила значительно большим увеличением занятости, чем это можно было бы предположить из средней за весь период связи между ней и объемом производства. Производительность труда росла слабо. Но, как не парадоксально, это тоже способствовало поддержанию бума. Напряжение на рынке труда усиливало рост зарплат и инфляцию, а она в свою очередь вела к дальнейшему реальному укреплению рубля, притяжению внешних займов и еще более отрицательным процентным ставкам. Надо сказать, что такой причудливый механизм роста был характерен в этот период вообще практически для всех восточноевропейских экономик, и везде он кончился примерно одинаково.

С падением экспортных цен и закрытием внешних кредитных рынков «пузырь» российского экономического роста, разумеется, лопнул, однако реакция рынка труда оказалась весьма слабой. Несмотря на то, что спад 2009 года оказался самым глубоким за всю историю с 1995 года, если судить по его отклонению от «потенциала» или тренда, норма безработицы оказалась даже ниже среднего за этот период, «естественного» уровня. Как вытекает из приведенной выше формулы, при невысокой в целом тесноте связи между объемом выпуска и занятостью, характерной для российской экономики в периоды спадов, производительность труда должна была упасть очень заметно. Что и произошло – ВВП в расчете на 1 занятого в 2009 году упал против предыдущего года на 5.8%. Вроде бы и не так много, но это в целом по экономике. А в секторах, тяжело задетых кризисом – а это прежде все обрабатывающие производства, ориентированные на выпуск инвестиционной продукции и товаров длительного пользования, а также (это, может быть, покажется странным) такие сектора сферы услуг, как финансы и розничная торговля, падение производительности много сильнее. Что влечет за собой глубокое и устойчивое падение рентабельности там.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив