Прожить не зря

vitalidrobishev — 16.11.2020

Вопреки существующим заблуждениям, русские дворяне имели не только права, но и обязанности, главной из которых была служба. До 1762 года она была 25-летней и обязательной для всех дворян.

Петр III указом “О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству” отменил срок и обязательность, а Екатерина, свергнув Петра, в своей “Жалованной грамоте дворянству” от 21 апреля 1785 подтвердила эти пункты. Нетрудно понять источники нелюбви дворян к Павлу I, который вновь сделал службу обязательной. Показательно, что первыми словами Александра I при воцарении были “при мне все будет как при бабушке” – и все отлично поняли, о чем идет речь.

При Александре I и правда все стало как при его бабушке: дворян опять записывали в полк с рождения, дворянин мог уйти в отставку по достижении первого офицерского чина, а мог выхлопотать себе отпуск, тянувшийся иногда несколько лет. Некоторые так и делали. Однако служба, особенно военная, была заманчива. Она давала возможность возвыситься и этим поправить дела, на что при гражданской службе шансов было крайне мало, а при обычной жизни помещика шансов – и вовсе ни одного.
В военной службе было много привлекательных сторон. Чины и ордена давали право на личное или потомственное дворянство. Награда могла быть и в виде пожалованных денег, земли, деревень. Армия была единственной лестницей, где можно было перепрыгнуть через ступеньки социальной лестницы.
Человек того времени повиновался не столько собственным желаниям, сколько требованиям Совести и Долга. Внутри тогдашнего человека был Бог, снаружи – понятия Чести. За нарушение законов Божьих и Человеческих виновного ожидала гражданская смерть: лишение прав его сословия и изгнание из него.

Гражданская смерть была известна еще древним германцам: человек, осужденный на нее, становился живым трупом – он не имел прав человека, каждый мог убить его, не понеся никакого наказания. Нетрудно понять, что гражданская смерть была для человека, скорее всего, страшнее обычной.
Потерять честь для человека 19 века было страшнее смерти, ибо обесчещенный вычеркивался из истории, а погибший оставался в ней навсегда. Шпаги, сломанные над головами декабристов, были знаком гражданской казни. Срывая с них эполеты и ордена, Николай I перечеркивал, вымарывал из истории всю их прежнюю жизнь. Декабристы становились бывшими людьми, прокаженными. Именно эта сторона истории, а вовсе не географические соображения, приводили в трепет их родственников и свет.

Третьим, кроме Бога и Чести, винтом, скреплявшим тогдашнее общество, была Присяга. При восшествии на престол нового монарха к присяге приводили нацию. Те, кто считают, что во времена Павла I и Александра I в России присягали “царю и Отечеству”, заблуждаются: присягали только царю. Нарушение присяги – клятвопреступление – является в православии одним из смертных грехов: то есть, наказание за него грешник будет нести и после смерти. Освободить от присяги могло либо специальное решение монарха, либо его смерть.

В те времена у человека была одна цель: прожить жизнь не зря. Причем, это “не зря” крайне редко было материальным – немалое количество людей уже по рождению имело и деньги, и титулы. Люди того времени легко относились к войне, возможно, еще и потому, что попадали на нее еще детьми. То, что для нынешнего обывателя ужасно, для них было обычно с детства.

Князь Петр Багратион впервые попал на войну в 17 лет. Тогда же в одном из боев он был ранен и попал в плен, но его вернули его в знак уважения к его отцу. В 1787 году на одну из бесчисленных русско-турецких войн приехал 16-летний Николай Раевский, будущий герой войны 1812 года. После этого неудивительно, что в Отечественной войне при нем были сыновья - 17-летний Александр и Николай, которому и вовсе было 11 лет. Под Салтановкой, когда измученные за десять часов боя войска стали сдавать, Раевский пошел вперед с сыновьями. Сын императора Павла I Константин, наследник престола, в 20 лет проделал вместе с Суворовым Итальянский и Швейцарский походы.

Надо понимать и то, что всех этих красавцев-гусар, пленительных корнетов, графов и князей руки были, как сейчас говорят, по локоть в крови. Война в те времена была контактная, на выстрел надеялись мало – в основном на удар саблей или палашом. Противники бились глаза в глаза. Казалось бы, при виде отрубленных конечностей или окровавленных кишок человек должен был сойти с ума – однако не сходил. Причина была проста: разрушительные для душевного здоровья гуманистические мысли о “самоценности человеческой жизни” и т.п. тогда еще не получили распространения в обществе.

При этом удивительным образом люди не ожесточались. Неспроста в мемуарах почти всегда пишется “неприятель” и почти никогда вы не встретите слово “враг”. Обстоятельства вынуждали этих людей ежедневно рисковать жизнью: в атаку ходили в полный рост, кланяться пулям считалось делом позорным.

В те времена и “сувениры” были соответствующие. Генерал Коновницын после Бородинского сражения отослал домой свой сюртук, у которого пролетевшим ядром оторвало обе полы. Генерал в свои 38 лет совершенно по-мальчишески рассматривал это как “куриоз”. Тот же Коновницын уже при отступлении французов посылал домой детям отбитые у неприятеля пушки: “Петруше посылаю на память, надобно сделать лафет и ее беречь. Другую пушку, маленькую, мне сейчас принесли - посылаю Ване милому”.

Место в истории, которое было целью тысяч молодых людей, гарантировал только подвиг – но его нужно было еще “застолбить” за собой. Из-за этого война годами продолжалась на страницах мемуаров.

Ермолов, при Прейсиш-Эйлау собравший на русском левом фланге 36 орудий и несколько часов картечью отбивавший французские атаки, был представлен к Георгиевскому кресту 3-й степени, который, однако, получил Кутайсов, какового по старшинству чина посчитали организатором обороны.
Второй легендарный ермоловский подвиг – отбитую батарею Раевского – оспаривало еще больше народу. В любом случае, чтобы получить боевой орден, надо было отличиться на войне.

Герои-генералы относились к награждениям по-детски ревниво. Раевский был представлен Багратионом за Салтановку к ордену Александра Невского, за Смоленск к Георгию 2-й степени, Кутузовым за Бородино снова к Георгию 2-й степени, а за Шевардино – к брильянтовым знакам, которые давались к орденам Александра Невского или Анны первой степени. Но уже из Тарутино генерал жаловался в письме к другу, что до сих пор из этого золотого дождя на него не пролилось ни капли.

Герои войны по большей части были небогаты и стремились конвертировать славу в деньги разными способами. Так, генерал Михаил Милорадович добивался расположения графини Орловой-Чесменской, обладательницы несметных миллионов отца. Подвиги вообще имели неплохую покупательную способность. Генерал Коновницын в 1813 году, узнав, что дочь Лиза очень хочет стать фрейлиной, писал жене: “а Лизе вензель выслужу, пойду в Данциге на батарею”. То есть, чтобы заслужить для дочки придворное звание, отец брался штурмовать крепостные укрепления Данцига.

Те времена стали апогеем эпохи, когда люди жили для того, чтобы повернуть колесо истории – и одновременно ее закатом. Войны кончились, но наступившая эпоха спокойствия удивительным образом не принесла им удовлетворения. Наоборот, она вызывала лишь реакцию отторжения у служивых людей, которые в течение полутора десятилетий годами не вылезали из седла во славу Царя и Отечества.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив