Потребление в столице КНДР 1980-х

dkphoto — 20.06.2010 Современное западное общество, к которому со сравнительно недавних пор с рядом оговорок относят и отечественное, принято считать обществом потребления. Одними это ставится в вину, другие же видят в данной специфике залог успешного экономического, научного и социального развития. Не имея цели вступать в такого рода дискуссии, я хочу всего лишь показать общество, живущее по радикально отличающейся экономической модели, общество, где во главу угла ставится нематериальное стимулирование. Речь идет о стране, которую смело можно назвать реликтом рухнувшей практически по всему миру системы, – Северной Корее.
Правда, рассказ мой пойдет преимущественно о временах, когда еще существовал СССР, поддерживающий экономику КНДР, а сама эта страна переживала свой золотой век – не зря сейчас в ней популярен лозунг «Все на достижение темпов восьмидесятых!» Иллюстрировать альбом я буду фотографиями из официального северокорейского (других там, собственно, и нет) издания «Пхеньян», увидевшего свет в 1980 году в издательстве литературы на иностранных языках.
Сопровождать снимки я буду объемными выдержками из труда одного из авторитетнейших корееведов Андрея Ланькова «Пхеньян и пхеньянцы: 1984», который в 1984–1985 годах проходил стажировку в университете им. Ким Ир Сена.
Понятно, что за четверть века ситуация претерпела трансформации, поэтому для некоторой связи с современностью я чуть дополню текст соответствующими отступлениями. Однако, еще раз повторю, что эти зарисовки в первую очередь посвящены именно золотому веку КНДР. Более того, данный альбом станет первым в задуманной серии, в которой я собираюсь касаться различных сторон жизни северокорейской столицы.

«Великий Вождь президент Ким Ир Сен инспектирует овощной магазин».

Прежде всего, нельзя забывать, что Пхеньян – это привилегированный город, право жить в котором дается далеко не всем и жители которого имеют куда больше возможностей для удовлетворения своих материальных потребностей чем те, кто живет за его пределами. Тем не менее, назвать большинство пхеньянцев богачами было никак нельзя даже в прежние годы.

С начала шестидесятых все снабжение в КНДР основывалось на карточной системе, носящей всеохватывающий характер. Нормировалось абсолютно все: от телевизоров до риса, от холодильников до ботинок, ассортимент товаров свободной продажи был исчезающе мал. Без карточек в магазине можно, пожалуй, купить только книги да канцелярские товары. Фактически торговли как таковой в КНДР не существовало несколько десятилетий: с начала 60-х годов и до середины девяностых годов в стране ничего не продавалось, но все распределялось. Цены на продукты, отпускаемые по карточкам, были, однако, низкими и носили скорее символический характер. Однако нормировалось абсолютно все, поэтому-то на руках у населения, несмотря на низкий уровень заработной платы, скапливались деньги: ведь тратить их было некуда.

Вероятно, среди этих ярких тканей преобладает виналон, изобретенный корейским ученым Ли Сын-Ги перед самой Второй мировой войной. Носить синтетику – невелико удовольствие, но в условиях дефицита сырья виналон позволил сравнительно недорого одеть всю страну. Кстати, в свое время это волокно производили и в СССР, и в Китае, и даже в Японии.

В середине 1980-х гг. средняя зарплата в Корее, по оценкам иностранных наблюдателей, составляла 60–70 вон в месяц, но сами корейцы в откровенных беседах часто называли еще меньшую цифру: 50–60 вон в месяц. Зарплаты рабочих колебались от 45 до 100 вон (при средней около 70) и значительно уступали зарплатам чиновников и ИТР. Молодой инженер по окончании вуза, имея низший из четырех инженерных разрядов, получал около 100–110 вон, а инженер высшего разряда – не менее 150 вон.

«Богатый урожай фруктов».

Даже в те, относительно благополучные, времена, до начала катастрофического обвала корейской экономики в 1991–1993 годах, меню пхеньянцев нельзя было назвать разнообразным. Повседневная еда состояла из чашки риса с кимчхи и чашки жиденького постного супа. Диета, разумеется, была сугубо вегетарианской: мясо большинству населения было практически недоступно. Запивали подобную пищу корейцы горячей водой или рисовым отваром. Такие напитки, как чай или, тем более, кофе, были известны им более по книгам и фильмам. Жившие в общежитии студенты – корейцы, за исключением детей крупных чиновников-ганьбу, чая никогда не пили и, когда советские стажеры угощали их, пробовали этот напиток впервые в жизни. Один из них даже, выпив чай, поинтересовался, нужно ли съедать оставшиеся на дне чашки чаинки.

«В ресторане Okruy-Gwan (не знаю, как правильно транскрибировать на русский)».
К слову, насколько я понял, это знаменитый пхеньянский ресторан, в значительной степени обслуживающий иностранцев и номенклатурных работников.

В сравнительно благополучном 1985 году каждый взрослый работающий пхеньянец получал по карточкам в среднем примерно полкилограмма риса и/или иных зерновых в день. Для разных групп населения размер пайка неодинаков и может колебаться довольно существенно. Так, дети дошкольного возраста получали 300 граммов, школьники – 400, иждивенцы 300–400, работающие взрослые – 700 граммов, работники тяжелых профессий (шахтеры, металлурги, машинисты и т.п.) – до 900. Впрочем, реальные нормы были ниже, так как 15% пайка, как официально объясняли, «направлялась в стратегические запасы».

Вдобавок, часть этого количества выдавалась не собственно рисом, а кукурузой, ячменем или иными злаками. В Пхеньяне, как в привилегированном городе, доля риса в пайке тогда составляла примерно 50%, в то время как в провинции даже в лучшие времена три четверти зерновой нормы выдавалось ячменем или кукурузой. Кроме того, каждый месяц на человека полагалось 1–1,5 литра растительного масла и около десятка яиц. Раз в год, перед приготовлением кимчхи – знаменитой корейской острой маринованной капусты – проводилась распродажа по карточкам капусты и, в небольших количествах, перца для заготовки на зиму.

В 90-х годах из-за неурожаев и прекращения подпитки экономики со стороны канувшего в лету СССР, ситуация с продовольствием в КНДР стала катастрофической. Точное число жертв голода середины того десятилетия неизвестно, но в любом случае цифры значительны – по самым скромным подсчетам это многие десятки тысяч человек (хотя и едва ли миллионы, как утверждают иные источники). Карточки тогда просто не отоваривались, особенно это касалось северных провинций, где в населении преобладали сочтенные властями неблагонадежными элементы. Именно этот голод дал мощный рывок рынкам, где, в отличие от магазинов, продукты были, хоть и не по государственным ценам.

Сцена в еще одном овощном магазине.
Должен заметить, что ассортимент тут вовсе не кажется мне впечатляющим даже по советским временам: капуста, морковь, тыква, дайкон, яблоки. Однако надо понимать, что коль данный снимок попал в официальное издание, он отображает то, что считалось изобилием.

В октябре-ноябре по всему городу в массовом порядке шла заготовка кимчхи. Каждый взрослый кореец (или, по другим источникам, каждая семья) имел право купить по карточкам 80 кг капусты. В солнечные и еще не очень холодные ноябрьские дни весь город занят изготовлением кимчхи. Женщины режут капусту и возятся с приправами. Хорошо приготовить кимчхи – дело чести каждой кореянки, ведь если это блюдо вкусно, то оно может заметно скрасить однообразие обычного корейского питания. Мужчины тоже не сидят без дела: они копают ямы под огромные глиняные кувшины, в которые женщины засыпают изготовленную ими смесь. Сверху эти ямы перекрывают досками так, чтобы остался небольшой люк, закрываемый сверху деревянной крышкой. Получается своеобразный мини-погреб, который служит, правда, всего один сезон. У каждой семьи есть свой такой погребок, поэтому корейской зимой, обычно почти бесснежной, дворы домов выглядят довольно оригинально: там и сям из земли торчат деревянные крышки, которые закрывают доступ к кувшинам с кимчхи. Обычно хватает этого кушанья до весны, примерно до середины апреля. Поэтому к концу зимы крышки начинают исчезать со дворов, зато у заборов и в укромных уголках выстраиваются целые шеренги огромных кувшинов, теперь уже пустых.

Вероятно, фотография изображает спортивную рыбную ловлю. Однако обувь и носки рыбака, сидящего на льду, выглядят очень уж неубедительно даже для постановочной фотографии. Насколько я могу судить по рассказам туристов, посетивших КНДР уже в наши дни, жители Пхеньяна не отказываются от любого «подножного корма», даже собирая на газонах какие-то растения вроде травы.

Кроме того, корейцам в небольших количествах выдавали или, точнее, продавали по карточкам рыбу (обычно минтай), пророщенную сою, картофель, раз в год они получали яблоки, соевый соус канчжан и соевый соус твенчжан. Хотя точные нормы снабжения этими продуктами автору неизвестны, ясно, что они, эти нормы, были очень малы: все это (кроме, может быть, рыбы) появлялось на столе только по праздникам в виде лакомств.

«Полдник (в детском саду)».

По праздникам же (день рождения Ким Ир Сена, день рождения Ким Чжон Ира, день основания ТПК, Новый год) всем корейцам выдавались праздничные пайки, которые именовались «подарками Великого Вождя» или «подарками Любимого Руководителя». Обычно такой «подарок» представлял собою полкило сахара и конфет или кулек с фруктами. Детям в школах и детских садах давали к праздникам кулечки с печеньем, фрукты, при этом им объясняли, что это – выражение беспредельной заботы Великого Вождя, на которую они должны отвечать «пламенной верностью». Кроме того, в Пхеньяне (и только в Пхеньяне) школьники младших классов получали бесплатно по стакану молока в день. К праздникам по карточкам продавали мясо, из расчета килограмм на человека.

Таким образом, мясо и сахар – продукты для простого человека необычные, редкие праздничные деликатесы. Однако в питании, как и в уровне жизни в целом, существует заметный разрыв между народом и номенклатурой. Даже внешне чиновник отличается от простого человека и дело не только в том, что он лучше одет и из кармана френча у него торчит неизменная авторучка. Нет, все гораздо проще: большинство чиновников толстые, с округлыми животиками, которые рельефно вырисовываются под их традиционными френчами. Им есть с чего отрастить жирок: по всему Пхеньяну раскиданы небольшие магазинчики без вывесок, часто с закрашенными, дабы не вводить народ во искушение, окнами. Это – закрытые распределители, в которых получают свои пайки чиновники. В отличие от старого Советского Союза, эта система привилегированного распределения существовала в КНДР почти что открыто. Вдобавок, чиновники высшего ранка часть своей зарплаты получали в валюте, что давало им возможность отовариваться в валютных магазинах (действительно, корейского начальства в таких магазинах было куда больше, чем иностранцев, а машины с номерами ЦК занимали всю автостоянку перед валютным универмагом «Раквон»). Мясо, яйца, молоко и прочие редкие деликатесы на столах чиновниках были каждый день.

«Пятиуровневый курятник».

В начале шестидесятых, после полного запрета любой частной торговли и ликвидации приусадебных участков, рынки как таковые полностью исчезли из городов Северной Кореи. Но жизнь, экономические реальности еще раз доказали, что они сильнее идеологических построений и административных запретов: рынки, правда, полулегальные, вновь начали появляться в стране вскоре после их искоренения. Около 1980 года их существование было официально признано, и с тех пор рынки действуют вполне законно.
Купить на этих рынках можно многое, в том числе продукты. Сначала автор хотел написать в не «купить», а «свободно купить», но не сделал этого. Да, на рынках, само собой, продукты можно было купить без карточек, но зато по невероятным ценам. Килограмм свинины стоил там 20 вон, то есть примерно треть средней зарплаты, а курица – от 30 до 40 вон. Понятно, что при таких ценах на рынке могли покупать продукты немногие и в исключительных случаях. Не лучше обстояли дела и с промтоварами. Цены на рынках во много (часто в десятки) раз превосходили официальные – символические – цены, которые существовали на такие же товары в государственной торговле.

«Конвейер на Рьенгсонской табачной фабрике».
Стоит отметить, что курят подавляющая часть мужского населения Северной Кореи. К счастью для курильщиков (хотя это как еще посмотреть), табак неплохо прижился в климате полуострова, иначе бы эта продукция была недоступна широким кругам, как и большинство импортных товаров.

Большинство рынков ютилось тогда в укромных местах, во дворах или маленьких переулочках, а главный из них расположился под большим виадуком на самой восточной окраине города. Сколько всего рынков было в те времена в Пхеньяне – точно не знаю, но полагаю, что около десятка. Почти все они были не очень-то велики и представляли отгороженные высокими заборами площадки, на которых расположились торговые ряды. Вокруг рынка всегда крутилось множество народу. Местами собирались кучки тревожно озирающихся по сторонам людей, которые мгновенно распадались при приближении любого подозрительного: там продавали товары из-под полы. Часто эти кучки состояли из одних мужчин и оттуда доносился характерный звон стекла: самогон гонят и в Корее. Вообще на рынке продавали абсолютно все, но сравнительно с советскими рынками социалистических времен, бросалась в глаза бедность ассортимента продаваемых товаров и небольшая доля среди них собственно продовольствия. На прилавках можно было увидеть яблоки, мясо, уток или куриц, пророщенную сою, самодельные сладости, изредка – рыбу или картофель. Однако, большинство продавцов, (думаю, две трети их) торговало не продуктами, а самыми разнообразными вещами: одеждой, заграничными лекарствами и фотопленкой, всякими ремесленными поделками. Товары подороже, вроде магнитофонов или фотоаппаратов, тоже, как говорили мне корейцы, иногда продавались на рынках, но из-под полы и с некоторыми мерами предосторожности.
Мелочная торговля шла не только на рынках. По вечерам торговки появлялись у многих станций метро. Обычно это были пожилые женщины, которые продавали всякие ремесленные поделки. Они сидели по-корейски, на корточках, а перед ними, на расстеленных прямо на земле кусках ткани, разложены самодельные заколки, гребешки, шпильки. Нельзя сказать, что у этих бабушек не было отбоя от покупателей, но, видимо, какую-то выгоду подобная торговля давала, иначе бы ею и не занимались.

Не так давно северокорейское правительство, вроде бы начавшее в 2000-х некоторую либерализацию экономики (в основном это касалось как раз рынков, челноков и мелкого кустарного кооперативного производства), дало обратный ход и стало вводить ограничения. В частности, торговать на рынках вновь разрешается только пожилым женщинам и только в определенные дни (предполагается, что мужчины должны быть заняты в социалистическом производстве). Видимо, до властей стало доходить, что даже сравнительно небольшие экономические реформы подрывают сами основы существующей системы, и ситуация со временем может выйти из-под контроля. Китайский же путь – почти свободная экономика и жесткий политический строй – для КНДР не сработает из-за близости Южной Кореи. Либерализация экономической стороны жизни неизбежно приведет к падению информационной блокады (она и так трещит по всем швам), и население вскоре поймет, насколько хуже оно живет по сравнению с главным идеологическим противником, о нищей жизни которого до недавнего времени официальные рупоры кричали на каждом шагу (в последние годы тон был сбавлен, возможно, из-за совершенной очевидности подобной лжи).

«Моронбонгский часовой завод».

Если говорить об обеспеченности пхеньянцев потребительскими товарами, то начинать, надо, безусловно, с часов, так как в Северной Корее часы – предмет очень престижный, в значительной степени это показатель респектабельности человека. Дело в том, что часы стоили дорого: обычные советские часы, в те времена доступные любому ленинградскому старшекласснику, в КНДР в магазине продавались ни много ни мало за 300 вон, то есть сумму, равную почти полугодовой средней зарплате корейского рабочего. Покупка часов – событие.
Кроме советских часов, у некоторых были японские или швейцарские, которые, разумеется, котировались куда выше. Забавно, что на швейцарских часах рядом с традиционным «Омега» красными буквами по-корейски было написано «Ким Ир Сен». Разумеется, делают подобные изделия по специальному заказу Северной Кореи. Такие часы в магазине не купишь, их вручают в качестве награды или, как говорят в КНДР, «подарка Великого Вождя» передовикам производства и чиновникам.

«Сборка телевизоров».

В середине восьмидесятых большинство семей в Пхеньяне уже имело телевизоры. Телевизоры были японского, советского, китайского или корейского производства (последние делали по японской или румынской лицензии). Импортные телевизоры зачастую украшены корейской надписью, так что, видимо, изготовляют их по специальному заказу КНДР. В магазине черно-белый телевизор стоил 700–900 вон, но только одних денег для покупки недостаточно, кроме них требовался еще и специальный ордер. Получить его можно было на месте работы, но для этого сначала нужно провести несколько лет в ожидании своей очереди.
У самых обеспеченных имелись и магнитофоны, либо купленные в валютных магазинах или с рук на черном рынке, либо привезенные из-за границы. Даже в университете, где учились в основном дети элиты разных рангов, магнитофоны имели немногие – лишь около 10% всех учащихся.
Еще менее доступны населению холодильники, которые были только у высших чиновников, да и то далеко не у всех. Конечно, холодильники красовались на витринах Первого универмага, но вот купить их можно только по ордерам, а получить ордер на покупку холодильника – дело чрезвычайно сложное. Кроме того, они довольно-таки дороги, простейший холодильник корейского производства стоил 300 вон, так что даже в Пхеньяне они были только у очень небольшой части населения, в лучшем случае – у каждой сотой семьи. Любопытно, что в 1980 году делегаты VI съезда ТПК после съезда получили в «подарок от Великого Вождя» огромные, ультрасовременные холодильники, на которых крупными буквами по-корейски было написано «Пэктусан». Правда, более зоркие и наблюдательные увидели в укромном месте другую надпись – ‘made in Japan’, но ценность подарка от этого только увеличилась.
Вообще-то в Северной Корее постоянно приходится сталкиваться с подобными мистификациями, когда на иностранное изделие наклеивается корейская этикетка. Часто это явно делается изготовителем (может, за определенную мзду от заказчика, то есть Кореи), но иногда возникало подозрение, что подобная подмена – результат корейской самодеятельности. Как бы то ни было, но весьма забавно было увидеть в Мехянсане в гостинице, сверхсовременный по виду телефон с корейской надписью «Тэдонган», а, перевернув его, прочесть 'Hitachi'. полях. Однажды болгаре жаловались автору, что с компьютеров, которые Северная Корея закупила в Болгарии, немедленно по получении сняли все таблички, которые указывали на то, где они были сделаны. С этим несколько поспешили, так как компьютеры с отодранными табличками увидели болгарские инженеры, которые приехали в Корею их налаживать.

Надо отметить, что в 2000-х годах ситуация с бытовой техникой и электроникой значительно улучшилась. Основная заслуга в этом принадлежит черному рынку, который получил стремительное развитие в середине 90-х. Он же, кстати, в том десятилетии спас множество жизней от голодной смерти. Конечно, основу нелегального импорта в КНДР составили сравнительно дешевые товары китайского производства через ставшую относительно прозрачной (при условии взяток северокорейским пограничникам) границу на севере страны. Самое интересно, что по числу DVD-проигрывателей долгое время считавшиеся наиболее бедными в КНДР северные провинции, вероятно, уже превосходят традиционно благополучный по меркам этой страны Пхеньян. Ну а любимые фильмы – южнокорейская кинопродукция, чаще всего мыльные оперы. Понятно, что местные студии свою аудиторию разнообразием своей продукции не радуют, а в основе всего лежит, разумеется, агитка. Впрочем, о культурном аспекте я поговорю в другом альбоме, здесь же лишь отмечу, что вместе с южнокорейскими сериалами в массовое сознание жителей КНДР постепенно проникает представление, как же на самом деле живут их ближайшие соседи, о которых официальная пропаганда долгое время твердила, что те нищи и бесправны.

Важной частью парадного центра Пхеньяна является Первый универмаг. Назвать это шестиэтажное сооружение «Храмом потребления» довольно трудно, так как те товары, что красуются в его витринах, для реального потребления, строго говоря, не предназначены. Поскольку все продукты и потребительские товары в стране распределяются по карточкам, рядовой кореец не может и мечтать о покупке какой-нибудь красующейся в этих витринах высокотехнологической экзотики, типа стиральной машины. Первый универмаг – это сооружение, скорее, пропагандистское, призванное изобилием своих витрин (увы, относительным даже по тогдашним советским меркам) демонстрировать изобилие, якобы царящее в стране. Впрочем, официально Северная Корея в восьмидесятые годы не признавала существования карточной системы, точнее, о ней не полагалось говорить иностранцам. Поэтому в Первом универмаге действовало правило, согласно которому иностранцы могли покупать там товары совершенно свободно. Карточек у них никто не спрашивал. Один из северокорейских соседей автора по общежитию для иностранцев использовал эту особенность для своего мелкого бизнеса. Он договорился со своим «подконтрольным» иностранцем, что тот будет покупать в Первом универмаге продукты и вино на полученные от корейского студента деньги. После этого предприниматель отправлялся в провинцию, в свой родной город, и там на рынках сбывал вино с немалой прибылью.

Как я уже упоминал выше, ситуация с 1980-х годов изменилась очень сильно. Обвал экономики и голод остановили многие заводы и возродили кустарное частное производство, расцвела коррупция. Стабилизация второй половины 2000-х и широкая помощь со стороны Китая и Южной Кореи позволили властям КНДР перейти от вынужденных экономических реформ к попыткам возврата в прошлое. Важно при этом понимать, что для населения страны нормальной (а для многих и желанной!) жизнью является как раз карточная система, а не рыночное изобилие малодоступных по цене товаров.
Впрочем, повествование на эти темы я продолжу уже в следующий раз.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив