
Почему провалился «проект Николая II». В продолжение предыдущего


Тем не менее, после завершения Австро-Прусской войны – закрепившей главенство Пруссии над «немецким миром» - началась «пересборка» последнего, собственно, и приведшая к появлению нового государства. Ну, а после триумфальной победы над Францией в 1870 году Германская Империя неожиданно для всех оказалась не просто одним из сильнейших участников европейской политики – но ведущей силой в ней. Настолько ведущей, что стала напрямую угрожать британской политической гегемонии – той самой «блестящей изоляции», которая превращала викторианскую Великобританию в «мирового арбитра». (Со всеми вытекающими преимуществами.) Подобный успех можно было бы назвать «немецким чудом» - но подобного «термина» тогда, конечно же, не было. Тем не менее, современниками возвышение Второго Рейха прекрасно осознавалось – и, разумеется, служило не только предметом восхищения, но и подражания.
* * *
Правда, в том, чему следует подражать, понимания не было. Поскольку это сейчас мы понимаем, что основанием для возвышения Германии стал экономический подъем, связанный с удачным совпадением двух событий. К которым относится, во-первых, создание общего германского рынка на месте «локальных» рыночков указанных королевств и княжеств. А, во-вторых, очередная смена «технологической парадигмы» - состоящая в переходе от главенства текстильной (и вообще, легкой) промышленности к знаменитой «экономике угля и стали». В связи с чем новоявленный германский капитализм получал определенную фору по сравнению со «старыми» капитализмами Франции и Британии. Именно комбинация указанных фактов дала тот самый экономический взлет, на который опирался взлет политический.
Но это понятно сейчас – да и то, не всем. Тогда же, во второй половине XIX столетия, для большинства людей – особенно, тех, кто находились наверху «иерархических пирамид» – подобные идеи выглядели более, чем странно. Ну, в самом деле, что для представителя аристократии – а русский царь, разумеется, был, прежде всего, аристократом – тот же Крупп? Удачливый купец, не более. Главное же тогда виделось в другом – в способности предложенной аристократом Отто фон Бисмарком политики «единства, спаянного железом и кровью» превратить отдельные германские «народы» в единое целое. С точки зрения русских иерархов это было на порядок важнее, нежели какие-то заводы, угольные шахты и железные дороги. Правда, при этом стоит понимать, что наши властители не находили данный путь оптимальным – поскольку они видели в «бисмарковском пути» слишком много насилия. (Разумеется, под «насилием» тут подразумевается насилие, направленное исключительно против той же аристократии – народ в «зону зрения» российских аристократов, разумеется, не попадал.) И сами собирались сделать это же «любовью» - понятное дело, что не к простанорадью. (Тютчев в этом случае оказался прекрасным выразителем представления русских аристократов.)
Таким образом, можно сказать, что особенностью «российского взгляда» (взгляда российского правящего класса) по отношению к «германскому чуду» выступала известная «обращенность восприятия», связанная с очевидной недооценкой экономических основании данного процесса. И с очевидной переоценкой «верхушечных», политических и культурных деяний, связанных с ним. Собственно, последние и стали основой для формирования модели «национального строительства» - о которой и шла речь в прошлом посте. (Впрочем, тут стоит понимать, что примерно те же самые представления господствовали тогда во всем мире. Так что «наша» верхушка в данном случае ничем не отличалась от «других» верхушек.) Ну, и разумеется, отсюда же были сделаны и соответствующие выводы в отношении того, что нужно делать для модернизации страны. (Т.е., для превращения ее в действенную мировую силу.) Эти выводы состояли, во-первых, в признании самым важным идеи «единства нации». Ну, а во-вторых, в том, что данное единство должно, прежде всего, обеспечиваться единством власти вместе с единством культуры.
* * *
Собственно, после вышесказанного «поведение» российского самодержавия в последние десятилетия его существования, становится намного понятнее. Поскольку оказывается, что оно определялось вовсе не маниакальном стремлением к сохранению отживших форм правления и экономики – как это иногда объясняется. (Понятно, что речь тут не идет об «романовских апологетах» и иных монархистах – с ними, разумеется, все понятно.) А совершенно противоположным: уверенностью, что именно такой путь – сочетание монархической власти с «юнкерским» (т.е., помещичьим) земледелием – на самом деле является наиболее прогрессивным. (Подобный вывод, скажем, мог быть легко сделан на основании сравнения республиканской Франции и Германской Империи – где, понятное дело, Германия была на голову впереди.)
Правда, «по каким-то причинам», российские «юнкера» никак не хотели демонстрировать образцовые навыки хозяйствования – а, напротив, очень любили сдавать имения в залог, прокучивая полученные деньги в Парижах и Баден-Баденах. Данная «аномалия», конечно же, очень портила все блестящие картины «имперского будущего», которые рисовала для себя российская власть. Но понять настоящую основу указанного процесса – в том смысле, чтобы увидеть важность не просто экономического подъема, а экономического подъема, основанного на торжестве тяжелой промышленности – она, конечно же, оказалась неспособной. И уж конечно, она была неспособной увидеть те особенности, которые фактически сделали возможным данный промышленный взрыв – например, развитие массового образования. (Забавно: фраза Бисмарка «победу под Садовой одержал прусский школьный учитель» - была хорошо известна в России. Но реального ее осмысления властью не было – просто потому, что сама структура мышления российской аристократии была к этому не способна.)
Итогом данного восприятия и стала описанная уже политика Николая Второго. Который, во-первых, вполне отчетливо представлял стоящие перед страной проблемы. (В том смысле, что видел опасность потери Российской Империи ее положения «политического игрока» европейского уровня.) А, во-вторых, вполне рационально собирался их решать через использование «лучшей модели», имеющейся на тот момент. То есть – через массовое внедрения идей «русскости» (включавшей в себя огромную религиозную компоненту), а так же – «уважение к традициям». Кстати, пресловутый Распутин – вопреки всем «желтушным домыслам» - использовался императором не столько в качестве целителя для своего сына, сколько в качестве «представителя народа» при дворе. Поскольку Николая считал, что данный субъект способен показать «истинное лицо народа, не замутненное домыслами либералов» - отчего, собственно, и вытекали его известные заблуждения.) Но, разумеется, без учета экономики – которая полагалась вторичной.
* * *
И, разумеется, Николай потерпел катастрофическое положение – поскольку создание нации, как уже говорилось, всегда было экономическим процессом, связанным с формированием империалистического устройства. Т.е., устройства страны, в основании которого лежит крупное индустриальное производство, включающее в себя большую часть населения страны. Разумеется, «нациобилдинг» осуществлялся и до этого – скажем, считается, что та же «французская нация» была сформирована во время Великой Французской революции. Однако реальная эффективность этого процесса была на порядок меньше – прямо коррелируя со степенью концентрации производства. Поэтому реально завершение «нациостроительства» у французов можно отнести лишь к ко временам Второй Империи. Да и то, скорее к ее концу, нежели к началу. (Можно даже сказать, что французская «нация» родилась синхронно с немецкой – во время Франко-Прусской войны. Но это будет, разумеется, полная условность – поскольку, как уже было сказано, первична тут экономика.)
В результате –возвращаясь к изначальной теме – можно сказать, что те огромные средства, что были вложены в проект «русского возрождения» и «возврата к корням», в «преодоление петровского раскола страны» - который стал к концу XIX века таким же идефиксом, как и в конце века XX – оказались бессмысленными. Как оказались бессмысленными и не менее рациональные стремления к обеспечению «транспортной связность» огромной империи – все это строительство дорог и портов. Которое было, безусловно, нужным явлением – но совершенно недостаточным для решения поставленной задачи. (Поскольку использовалось, в основном, для перевозок зерна, произведенного в мелких малотоварных крестьянских хозяйствах, и реализуемого чуть ли не исключительно для оплаты государственных поборов.) Сюда же можно отнести и идею с перевооружением армии – которая, кстати, оказалась прекрасно реализованной, однако в совокупности со слабостью производственной базы сыграла, скорее, отрицательную роль в истории. (Создав ложное впечатление «русского парового катка» - т.е., несокрушимой военной мощи. Хотя реально эта самая военная мощь была классическим «колоссом на глиняных ногах» -т.е., не имела требуемой основы в виде развитого промышленного производства.)
Поэтому провал «русского нациобилдинга» был закономерен – в том смысле, что «российская нация» так и не была построена, поскольку она не могла быть построена без построения полноценного российского империализма. Включающего в себя, прежде всего, мощную тяжелую промышленность – ту самую «экономику угля и стали», которая в конце XIX века выступала базисом для более-менее самостоятельного существования страны. (Разумеется, в Российской Империи эта самая экономика развивалась – но со скоростью, гораздо более низкой, нежели это требовалось для успешного построения нации.) И, в конечном итоге, все закончилось очень и очень печально – в том смысле, что ставка на «создание надстройки» без затрагивания базиса привело только к тому, что с каждым годом имеющаяся «государственная конструкция» становилась все более и более шаткой. И, наконец, она совершенно закономерно обрушилась в роковом для Империи 1917 году –несмотря на то, что еще три года назад казалось, что народ готов отдать жизнь за царя, Веру и Отечество.
Правда, Россия тогда смогла выкарабкаться – и даже осуществить последующий рывок в сверхдержавы. Но, разумеется, сделано это было уже на основании совершенно иных представлений – которых у дореволюционной верхушки страны быть не могло по определению. Но это, разумеется, уже совершенно иная история.
P.S. Кстати, и у Германии, как известно, все сложилось «не айс». В том смысле, что немецкий империализм нацию, как известно, сформировал – но смог использовать ее только, как «топливо» для бессмысленной Мировой бойни. (А точнее – двух мировых боен.) В результате чего данная «немецкая нация» оказалась настолько дискредитированной, что нынешний фактический отказ от нее стал неизбежным. Так что неизвестно еще, кому тут повезло.
P.P.S. Наверное, не надо говорить, что вопрос о «строительстве российской нации» актуален не только в историческом смысле. Поскольку нынешняя власть практически один в один повторяет действия своих далеких предшественников…