Почему Гулага больше никогда не будет?
anlazz — 15.12.2021 Наверное, тут не надо говорить о том, что пресловутый «Гулаг» давно уже стал главным пугалом со стороны антисоветчиков и антикоммунистов вообще. Которые на любую попытку критиковать текущее положение вещей обязательно начинают вопить: «а вы вообще хотите всех посадить в «Гулаг»!» Ну и т.д, и т.п. Подобным заявлениям не мешает даже тот известный факт, что в большей части советской истории никакого «ГУЛАГа» не было: упомянутая организационная структура была создана в 1930 году, а расформирована в 1959. (Т.е., просуществовала она всего 29 лет из 70 советских.)Впрочем, даже это не самое главное. Гораздо хуже то, что «гулаговость» советского мироустройства – и шире, социалистического мироустройства вообще – сейчас верят не только враги социализма. Но и многие из тех, кто выступает за его «возвращение». Разумеется, нет никакого секрета в том, откуда это взялось: значительная часть современных «советофилов» - а порой и коммунистов – ведет свою «родословную» из 1990-начала 2000 годов. Когда страна находилась в состоянии национального унижения, а люди – в состоянии полной потери всех перспектив.
Наверное, не надо говорить, что это просто обязано было вызвать «ответную реакцию», причем направленность этой реакции просто обязана быть просто противоположной тогдашней официальной идеологии. Ну, а поскольку идеологией того времени – как, впрочем, и времени текущего – был воинствующий антисоветизм, в который входит указанная выше «гулагофобия», то нетрудно догадаться, почему данное явление было «поднято» на знамя многих «советофилов». (Начиная с прямого «Сталин-Берия-Гулаг!» у нацболов, и заканчивая разнообразными идеями о том, что «если сейчас сажать всех воров и коррупционеров, то никакого Гулага на хватит».)
Однако этот момент не должен заслонять от нас другое, более важное понимание. А именно: понимание того, что подобные мысли к реальности не имеют никакого отношения. Поскольку, если «исторический Гулаг» хотя бы действительно существовал – хотя, конечно, практически не имел к своему антисоветскому образу никакого отношения – то «Гулага будущего» быть не может в принципе. Причем, даже не потому, что современные коммунисты ничего подобного не захотят делать – а потому, что это сделать не позволят объективные обстоятельства.
Ведь чем были реальные «исправительные лагеря» в первую очередь? А были они порождением того сверхизбыточного человеческого населения, которым характеризовалась историческая Россия начала XX века. В том смысле, что людей тут было гораздо больше, нежели могла принять тогдашняя производственная система – даже такая сверхнеэффективная и малопроизводительная, как традиционное сельское хозяйство. (Кое было экономической основой предреволюционной Российской Империи и первого послереволюционного времени.) Что же тут говорить об индустриальном производстве?
Впрочем, об этом кое-что стоит сказать. В том смысле, что, конечно, развиваемая большевиками промышленность выступила очевидным механизмом, вбирающим в себя эту людскую массу, однако эти «новые рабочие» еще оставались людьми «традиционной эпохи». В том числе и по мировосприятию, которое, во-первых, было иррациональным и ненаучным. (Определяемым почти исключительно традициями – и в некоторой степени пропагандой и агитацией.) А, во-вторых, которое очень плохо сопрягалось с современными «большими» производственными системами. Иначе сказать, крестьяне были, по своему миропониманию, «мистическими анархистами», для которых существовали только интересы своей семьи или, в крайнем случае, общины, а так же некоторые условные представления, навязанные извне. (Мифы.)
В соединении с указанной избыточностью это давало огромное количество потенциального «преступного элемента». В том смысле, что крестьяне и рабочие, бывшие вчерашними крестьянами, сталкиваясь с создаваемой руководителями страны «большой системой», неизбежно оказывались лишенными адекватных моделей поведения. (А создавать новые модели традиционное сознание могло с огромным трудом.) Именно это и порождало практически все преступления – начиная с изнасилований: а как же можно иначе относиться к женщине, не входящей в «общину»? И заканчивая постоянными драками, причем часто с поножовщиной – кои, как нетрудно догадаться, являлись примером использования традиционных практик в непригодной для этого обстановке.
Более того – не только мелкоуголовным и просто уголовные (вроде воровства) преступления, но и преступления «против государства» (знаменитая «58 статья»), в основном, проистекали отсюда же. Поскольку были связаны со сложностью принятия «природным крестьянским анархизмом» сложных государственных задач. Да, именно так: подавляющая часть бандитизма и антисоветских выступлений на самом деле имело в основании то, что крестьянская часть страны банально считала любые попытки давления на себя «незаконными». Вне того, какими должны были быть результаты этого давления – или даже, вне того, какими они были. (Еще раз: для крестьянина лучшая власть – это отсутствие власти.) Если же учесть, что Советская власть однозначно ставила своей задачей полное изменение крестьянской жизни – вплоть до ее ликвидации, до превращения крестьян в сельхозрабочих – то стоит понимать, что подобные выступления были неизбежными.
И в реальности если чего и поражает – так это то, что их было не так уж и много, что ту же коллективизацию удалось провести «малой кровью». (При том, что практически в каждой избе с Гражданской войны было зарыта пара винтовок!) Правда, надо сказать, что сделало это было благодаря известной консервации архаики в виде «колхозов» - которые еще пару десятилетий сохраняли крестьянское мировоззрение, да и позже несли множество архаичных черт. Но подобный вариант развития событий можно рассматривать, как наилучший. Поскольку иначе преобразовать огромное количество «традиционалов» в современный «человеческий материал» было невозможно.
Однако даже при этом количество людей, прямо – как бандиты или бунтари – или скрыто – как воры или мошенники с казнокрадами – противопоставляющих себе устраиваемому миропорядку, было крайне велико. Что, собственно, и породило такое явление, как «Гулаг»: огромное число трудовых исправительных лагерей, разбросанных по всей стране. Кстати, тут сразу же стоит сказать, что столь любимая антисоветчиками, а так же – как это не удивительно – крайними сталинистами идея об «экономической обусловленности Гулага», в действительности ошибочна. Поскольку реальная окупаемость лагерей находилась где-то около нуля: заключенные работали за деньги, меньшие, нежели зарплата вольнонаемных. (Да, им платилась зарплата!) Однако при этом подобная система требовала огромного количество сопутствующих затрат – на охрану, на организацию снабжения, транспортировку ЗК и т.д. (В то время, как свободные люди делали все это сами, за свои деньги.)
При этом мотивация для работы по понятным причинам была сверхнизкой, что резко снижало производительность труда. (В среднем заключенные работали в 2 раза хуже, нежели обычные работники.) И уж конечно, в подобных условиях было затруднено внедрение новых технологий – при том, что они были. (Скажем, паровые экскаваторы стали нормой в стране уже в конце 1930 годов, но в «Гулаге» вплоть до самого конца работали лопатами.) Отсюда не вызывает удивление тот факт, что практически все послесталинские руководители – начиная с Берии и заканчивая Хрущевым – к данной структуре относились крайне скептически. И поэтому вели однозначную политику на снижение ее численности – с 1,7 млн. человек в 1953 году до 276 тысяч человек в 1960 году.
То есть, еще раз: «Гулаг» - это совершенно неэффективный и крайне деструктивный инструмент, «ненормальность» которого прекрасно осознавалась советским руководством. Но он был – если так можно сказать – необходим для того, чтобы хоть как-то справляться с огромным количеством «потерявших ориентацию» людей, созданным массовым переходом из традиционного в индустриальный мир. (К коим стоит относить не только уголовников, но и огромное количество тех, кто был осужден по «58 статье»: реальных политических противников советской власти – тех, кто выступал против социализма или, хотя бы, против Сталина лично – было относительно немного.) Которые уже к 1950 годам стали встречаться все реже – что, собственно, и было подтверждено ликвидацией «Гулага». При это подавляющая часть выпущенных оттуда людей оказалась гораздо менее деструктивной при уже налаженной индустриальной жизни. Правда, меньшая сохранила деструкцию – см. «Холодное лето 1953», но сути это не меняет.
Более того: СССР после 1960 года стал страной со все сокращающимся количеством преступности при одновременном смягчении оставшейся исправительной системы. Просто потому, что индустриальная жизнь стала для нее нормой, и чем дальше, тем меньше становилось «невписавшихся людей». (Кстати, интересно, что даже в позднесоветское время большая часть преступников сохраняла сельское происхождение – хотя абсолютное количество городских жителей стало более, чем в два раза больше. Это специально для любителей «традиционной сельской жизни, при которой дома не запирали».)
Отсюда нетрудно понять, что «Гулаг» - в смысле, мощная пенитенциарная система, включающая в себя собственное производство и «пропускающая» через себя множество людей – вряд ли когда вообще еще раз появится. По крайней мере, в условиях нашей страны, в которых все приведшие к ее появлению предпосылки возникли и исчезли еще в первой половине прошлого века. Как, впрочем, и предпосылки других, считающихся сегодня «советскими» и «социалистическими», явлений…
P.S. В данном случае, говоря о «Гулаге», стоит понимать именно массовую систему исполнения наказаний – вне соотношения ее с вопросом борьбы за власть и прочих проявлений общественной деструкции. Ибо – как уже было сказано – подавляющее число ЗК составляли именно уголовники различной «величины», а так же «стихийные» противники власти. (После войны сюда прибавились еще коллаборационисты и сторонники фашизма.)
|
</> |