Немного об отчуждении

anlazz — 10.07.2018 Для продолжение разговора сделаю еще одно отступление. Но этот раз оно коснется вопроса отчуждения – как самого главного для нас понятия. (И не только в рамках применения к СССР – а вообще.)
Итак, отчуждение. Наверное, если поставить своей целью найти главную беду человечества на протяжении всей его истории, то, в конечном итоге, следовало бы прийти именно к этому понятию. Поскольку страшно представить, сколько люди получили страданий из-за указанного принципа, значащего, по существу, то, что одни из представителей homo sapiens лишаются свободы воли, превращаясь в орудия в руках других. В те самые instrumentum vocali, которыми в свое время называли рабов – но что можно соотнести и с другими формами отчуждения. Скажем, крестьяне, у которых отбирают практически весь произведенный ими хлеб – для того, чтобы феодал мог продать его и построить новый замок. (Впрочем, крестьян могли просто сгонять на постройку замка в рамках барщины.) Или рабочий периода «классического капитализма», вкалывающий по 12 часов в условиях нулевой производственной безопасности ради того, чтобы владелец фабрики мог увеличить свой капитал. Всех их– и рабов, и владельческих крестьян, и рабочих – объединяет одно. То, что вместо занятия теми проблемами, которые непосредственно касаются данных людей, они исполняют волю своих хозяев.

Да, разумеется, способы того, чтобы сделать это, могут быть различными – скажем, рабов просто заставляли работать. (Впрочем, и с ними все было гораздо сложнее – в том смысле, что Древний мир выступал крайне трайбализованным, разделенным на довольно закрытые общины. В условиях которого человек «извне» оказывался практически изолированным от общества –то есть, сбежавший раб практически не мог быть инкорпорирован в имеющуюся общественную систему. Что крайне облегчало вопрос охраны и вообще, «эксплуатации» рабов.) Впрочем, со временем способы отчуждения менялись. Скажем, в Средние века актуальным стало отчуждать не самого работника – а производимый им продукт. (Впрочем, и последнее в различных вариантах – от барщины до практически классического рабства так же существовало.) А в Новое Время вместе с заводами и фабриками пришло отчуждение его «чистого труда».

Впрочем, указанная выше суть всегда оставалась прежней. Именно поэтому общество, где господствует отчуждение практически однозначно можно обозначить, как «общество высших классов». (Точнее, общество для высших классов.) То есть – такое мироустройство, при котором смысл имеет только исполнение воли «хозяев» - ну, и взаимодействие последних друг с другом. Все остальные же выступают лишь в роли «субстрата» для этого взаимодействия. (Иногда, конечно, и низы проявляют субъектность – однако эта ситуация является в истории аномальной и быстро сходит на нет.) Ну, а сами хозяева, как уже не раз говорилось, указанную волю используют почти единственным способом: тратят ее на борьбу друг с другом. Причем, парадоксальным образом этот процесс приводит… к потере свободы действий даже для хозяев. В том смысле, что если кто и решит отказаться от данного действа, то все равно будет побежден более последовательным противником. И вычеркнут из списка «хозяев». Собственно, такая судьба у многих правителей, которые решили вдруг заняться наукой и искусством, а не войной и интригами.

Таким образом, можно сказать, что отчуждение захватывает все общество целиком – заставляя практически всех его членов подчиняться железному закону конкурентной борьбы. (Отдельные анахореты погоды не делают.) Впрочем, об этом уже говорилось немало – в том числе и в данном блоге – поэтому особо останавливаться на нем не буду. Отмечу только, что указанная связка: «отчуждение-конкурентная борьба» – то есть, то, что отчуждают людей или их труд практически всегда ради того, чтобы получить конкурентные преимущества – крайне важна. Поскольку она помогает увидеть тот путь, которые позволяет людям вновь обрести человеческое, вновь перейдя от указанных «говорящих орудий» в разряд существ со свободной волей. Кстати, данная мысль крайне нетривиальна: дело в том, что указанную проблему – то есть, расчеловечивание людей – осознавали уже давно. По крайней мере, некоторые мыслители говорили о рабстве, как беде, уже в Античности. Но все попытки борьбы с данным явлением оказывались бессмысленными. Не помогали ни проповеди, ни апелляции к «божественным инстанциям» - любые попытки создания «братских общин» и прочих вариантов неотчужденного общества всегда приводили к одному. К тому, что эти самые общины или крайне быстро исчезали, или же превращались в «нормальное» классовое общество, разделенное на рабов и господ. (Это, к примеру, произошло со всеми «мировыми религиями», которые начинались именно с деклараций о равенстве всех перед Абсолютом – но очень быстро переходили к описанному состоянию.)

И лишь с открытием связи между отчуждением и конкурентной борьбой возникла возможность преодоления данной проблемы. Оказалось, что причина той или иной формы рабства (отчуждения) состоит вовсе не в «испорченности человеческой природы», и уж конечно не в том, что подобная форма отношений является «естественной» и «единственно возможной для человека» - как бесчисленное количество раз пытались провозгласить апологеты неравенства. (Порой парадоксальным образом ссылаясь на то же Христианство – изначально возникшее именно как попытка преодоления отчуждения.) Реальная основа указанного процесса состоит в том, что именно отчужденный труд является оптимальным для высококонкурентного общества. К примеру, в крайнем случае конкуренции – войне – общинная организация просто невозможна. Поэтому даже в период существования подобных отношений для военных походов всегда выбирают вождя (князя, дюка, герцога и т.д.). Того самого, что впоследствии становится уже «настоящим» властителем-отчуждателем не только для врагов, но и для «своих». (Ну, и власть, в свою очередь, становится «гарантом» собственности – самого главного инструмента отчуждения в истории.) Ну, а если понять, что военные набеги по своей эффективности в плане получения благ оставляют далеко позади все варианты «мирного труда», то нетрудно догадаться, почему единожды возникнув, классовое общество очень быстро охватило весь остальной мир.

Собственно, так и продолжалось практически всю историю человечества – до тем пор, пока уровень развития производительных сил в самом широком смысле слова не изменил картину. И не позволил создать выход из «ловушки отчуждения», состоящей в том, что отчуждение позволяет повысить эффективность конкурентной борьбы – и все неотчужденные социумы неминуемо проигрывают в ней. (Причем, даже в том случае, если по иным параметрам – скажем, по уровню жизни – они оказываются выше.) Так вот, с определенного времени система отчужденного – то есть, классового – общества создает парадоксальную ситуацию. Ситуацию, при котором становится возможным не просто сохранение его «конкурентной эффективности» при снятии конкуренции и, соответственно, отчуждения – но и повышение последней. Это похоже на сказку: как так, тысячи лет было возможно одно, и вдруг все переменилось – тем более, что это «вдруг» случилось в момент наивысшего взлета классового развития. Но именно в подобной особенности и состоит диалектичность истории: достигая пика, та или иная система одновременно создает отрицание себя.

Это самое самоотрицание системы классового отчуждения стало понятно в середине XIX века – когда возникли сложнейшие человеко-машинные системы: заводы, фабрики, транспортные сети, наконец, армии. В них тысячи, десятки, сотни тысяч, наконец – миллионы людей – превращались в точно отточенные механизмы в руках владельцев. Механизмы, настроенные на одно – на победу во всеобщей борьбе. Тресты, корпорации, целые государства подчинялись данной цели – двигаясь к той роковой точке, после которой эта борьба достигала своей высшей формы – Мировой войны. Собственно, если бы не указанная диалектика – то можно было бы предположить, что данное состояние означает завершение истории человечества: рано или поздно, но эскалация военных действий привела бы к полному уничтожению. При котором человек оказался бы отброшен далеко в прошлое – а если учесть, что и последующий цикл развития привел бы к повторению данного результата, то неудивительно, что через некоторое количество итераций количество доступных ресурсов оказалось бы нулевым. (То есть – человек оказался бы обреченным существовать на крайне низком уровне в течение тысячелетий, пока
Природа не восстановила бы нанесенный ей ущерб. Впрочем, и тогда с рядом вещей – скажем, с нефтью и углем – была бы «напряженка», что не позволило бы перейти даже к уровню XIX века.)

Тем не менее, в текущей реальности подобный сценарий – к величайшему счастью – оказался невозможным. В том смысле, что именно на вершине отчужденного общества создалась возможность его преодоления – то есть, построения нового варианта общества неотчужденного. И речь тут идет даже не о том, что в упомянутой ситуации конкурентные преимущества различных классовых социумов «атоматически» обесценили себя сами: в том смысле, что именно Мировые войны, в которых «сцеплялись» друг с другом самые мощные «хищники», уничтожая друг друга, дали шанс альтернативной бесклассовой системе выжить. (Да, проспойлерю сразу – для Советской России именно ослабленность стран Антанты Первой Мировой стала основанием для выживания. Поскольку это помешало развертыванию пресловутой Интервенции в полноценную войну. В том смысле, что страх, причем полностью основательный перед тем, что «свои» войска перейдут на сторону большевиков, стал одним из оснований того, что подобного сценария не случилось.)

Это, конечно, важно – но еще важнее другое. То, что в состоянии «максимального отчуждения» классовое общество создало такую систему, при которой практически на всех уровнях производственной и вообще, социальной системы оказались как раз «отчужденные». А «хозяева» сосредоточились в самом верху. Это уже не феодализм, когда каждый мелкий дворянин мог полновластно распоряжаться своими крестьянами. И не ранний капитализм с тысячами и десятками тысяч мелких владельцев капитала, подчиняющими себе рабочих и сельских батраков. Нет, мир «развитого капитализма» (империализм) – это мир немногих «свободных», которые могут ставить цели – а все остальные обязаны их исполнять. Да и цели у этих олигархов – как уже говорилось – далеко не произвольные, а точнее – совершенно не произвольные. В результате чего, во-первых, ценность подобного общества для его членов оказывается крайне сомнительной. (Ну, может быть, за исключением самой верхушки.) А во-вторых, однако одновременно с этим сложность данной системы заставляет переводит в ее «недра» большую часть управленческих функций.

Иначе говоря, если в «доимпериалистическую эпоху» можно было сказать, что свободные управляют рабами – и никогда наоборот (отдельные случаи не в счет), то теперь ситуация меняется. Поскольку отчужденными оказываются не только работники, и даже не только надсмотрщики – но практически все граждане. Поэтому та пропасть, что лежала ранее между «говорящими орудиями» и теми, кто повелевает ими, исчезает –и в руки отчужденных попадают сами роли отчуждителей. В результате чего оказывается, что весь смысл указанной системы системы состоит только в том, что миллионы людей по каким-то причинам выполняют совершенно чуждые им цели. (Скажем, готовятся к совершенно не нужным им захватническим войнам.) Хотя вполне могли бы выполнять свои. Которые они вполне могут сформулировать –поскольку в своей работе они используют понятия примерно сходной сложности. В общем – хозяева оказываются ненужными. То есть то, для чего в свое время нужны были вожди-князья-короли – а именно, для того, чтобы заниматься сложными (прежде всего, военными.) проектами – оказывается теперь доступным и без них. В результате чего эти самые короли отправляются в утиль даже буржуазными государствами, заменяясь демократической государственной машиной. Правда, подчиненной «хозяевам» - но нет ничего, что бы мешало сделать это и с последними.

Именно тут и лежит ключ к будущему развитию человечества – к построению неотчужденного мира. Мира, в котором не нужно деление на рабов и господ – поскольку каждый участник процесса общественного производства имеет свойства и первых, и вторых. В том смысле, что может не просто исполнять поставленную выше цель – но и формулировать ее. Собственно, свободный общинник далекого прошлого действовал так же – то есть, он работал не потому, что его кто-то принуждал к труду, а потому, что он видел в этом смысл своей жизни. Однако на «том этапе» этот самый смысл был скрыт от него, сакрализован, растворен в ряде религиозных и мифологических представлений. (И поэтому этот самый общинник не мог ничего противопоставить прекрасно понимающему свою цель военному вождю.) А теперь, на новом витке исторического развития создается возможность делать это явно.

Разумеется, в середине XIX века подобные мысли были только предвестием будущего. В том смысле, что подавляющее число рабочих, разумеется, была малограмотна – и только определенные наметки показывали, куда идет процесс развития общественного производства. Но последующие события показали, что они были абсолютно верными – в том смысле, что возможность понимания работающими самых глобальных целей и следование им в труде действительно существуют. Более того, в реальности удалось получить действительно работающие системы подобного рода – хотя и не без реальных проблем. Именно с ними, по сути, и был связаны и создание, и взлет – и гибель СССР. Но, разумеется, обо всем этом будет сказано уже в отдельном посте…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив