Наш телефон два-два-три-три-два-два.

bezobraznaja_el — 04.03.2010 Последние дни напоминаю себе знаменитую домомучительницу фрекен Бок в тот момент, когда она собиралась принять участие в передаче Из Жизни Привидений. Помнится, она заказала новые стельки в туфли. Завтра отправляюсь на один местный канал, и подозреваю, что буду выглядеть так же представительно (см. клип ниже). Сотрудник одного местного телеканал позвонил мне, разумеется, именно в тот момент, когда я мыла пол. Я ползала по паркету на коленях и пыталась отодрать ногтями кусок жвачки, надежно втоптанный Луисом Альберто. "Алло" - сказала я трубке, сильно запыхавшись. "Надеюсь, я ни от чего вас не отвлекаю?" - осторожно осведомилась трубка через паузу.


Двадцать девятое февраля, сутки «между-между», желтый сигнал светофора, пауза в сердечном ритме, странный день никогда - но его можно вполне организовать себе, воспользовавшись известными техниками изменения времени - не спайс, не спайс.
Один мой коллега, забавный мальчик, хороший художник, имел день рождения двадцать девятого февраля. Есть ли здесь кроме меня кто-либо достаточно древний, до 1913 года, помнящий книгу Михаила Ильина «Приключения юнги Захара Загадкина»? Прелестная умная книжка в научно-популярной форме знакомила детей с географией в чудесах и рассказах, и ничего лучшего про географию я не прочитала до сих пор. Один из рассказов был про забавного мальчика, за двадцать четыре года справившего именины шесть жалких раз.
Мой коллега не соглашался решительно с такой концепцией, он изобрел великолепный способ получения двадцать девятого февраля в любое удобное время. Проработали мы с ним вместе года три, из них високосных не случилось ни одного, но его день рождения мы последовательно отмечали в мае, августе и ноябре. Это были дивные, полные абсурда праздники, надолго запомнившиеся всем приглашенным.
На одном торжестве, например, присутствовало два английских специалиста по маркетингу и рекламе, что они делали тут, в степи, выяснить не удалось из-за высокого языкового барьера. Английского не знал никто, я случайно придумала говорить со специалистами по-немецки, и это вышло очень удачно. Нет, немецкий я знаю плохо, но и они тоже знали его плохо, будто мы учились у одной Антонины Михайловны в средней общеобразовательной школе.
В другой раз, например, вообще все сложилось предельно драматично, так как поздравить друга-художника приехал друг-журналист, такой специальный военный журналист. Он был грубоват, небрит, прекрасен, много курил и рассказал страшную историю.
Во время 2-ой Чеченской кампании журналист был в Грозном, и оказался на чердаке рядом со снайпером. Чердачные разбитые окна выходили на большую городскую площадь, круглую, как тарелка, просматриваемую, как на ладони. Снайпер получил приказ ликвидировать всех, появляющихся в поле зрения - не знаю, почему. Мужчины разговаривали, вдруг на площади появилась женщина, вся в черном, платок, завязанный не по-русски двумя узлами на виске, реющие длинные одежды, мелькали только кисти рук. Женщина несла большую коробку, из коробки торчали буханки хлеба, какие-то жестяные банки, картонки молока. Снайпер прицелился, журналист спросил тревожно: "Ты же не собираешься ее убивать?" Снайпер ответил, улыбаясь: "Нет, просто хочу напугать ", - и выстрелил в коробку. Еда рассыпалась, покатились бело-голубые цилиндры сгущенки, слипшиеся конфеты россыпью, что-то еще, женщина упала на колени и принялась собирать, лихорадочно сгребать к себе это разноцветное богатство, и тогда вторым выстрелом снайпер убил её.
Журналист рассказывал все это ровно, без кликушеского надрыва, меня поразило именно это спокойствие, какая-то общая безысходность положения. Все начали немедленно спорить: мальчики, никогда не бывавшие на войне, убеждали журналиста в том, что он должен был сделать то, сказать это, как-то повлиять, исправить. Я молчала, просто смотрела и от ужаса выпила много водки.
Эта история мне кажется притчей. В ней нет морали, а только ситуация выбора. Три героя - Мишень, Охотник, Созерцатель. И каждый слушатель ассоциирует себя с кем-то определенным. Женщина в черном: почему она не бросила коробку, не побежала с площади. Охотник, возможно, не стал бы стрелять вслед. Или стал бы. Или она несла еду детям, больным родителям - и не просто бессмысленно шарила ладонями в горячей пыли, а «не сдавалась, не сдавалась, никогда не сдавалась», как советовал Уинстон Черчилль.
Я не Охотник. Не Созерцатель. Я – Мишень, ползаю в грязи и жду, когда раздастся выстрел. Хотя нет, разность воспитания и природная хитрость, скорее всего, повелели бы мне скрыться до поры с большой городской площади, круглой, как тарелка, просматриваемой, как на ладони. И вернуться за расстрелянной провизией ночью. Полагаю, мне бы повезло, и случилось новолуние – самое темное время, серп луны минимален, почти не заметен. Не говорите мне про приборы ночного видения, не надо.
Много лет прошло, я часто вспоминаю эту женщину на площади, далеко не раз в четыре года
Двадцать девятое февраля, время «между-между», короткий несуразный день, которого не было – здесь совершенно, конечно же, не причем. Просто вспомнилось, просто совпало. Просто попробуй не впустить в себя мир, полный боли.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив