Мы с братом моим временами миримся, а временами воюемся... Часть 12-я

      Новая неделя - и новая порция сказаний про внешнюю политику Tyrann'a...

      Когда Джан-Мухаммед, втайне радуясь том, что его время пребывания в остроге завершилось, а потом из Москвы скакал в Путивль, он не мог не видеть, как по зимним дорогам сбиралась рать многая, а посоха еще большая – царь Иван готовился повторить вой поход на поганую литву в ее, на этот раз замерзших болотах. Перед этим сперва дожди и обильный паводок, а затем набег крымского «царя» помешал русским полкам и самому Ивану ударить со всей мочи по Вильно, но сейчас никто и ничто не могло помешать ему реализовать свое намерение.
      Так оно все и получилось. Жигимонтович и паны рады, как обычно, были абсолютно не готовы к отражению вторжения русской рати. Для воевод Ивана и его ратников зимние, заметенные снегом дороги стали большим препятствием и проблемой, нежели сопротивление литвинов (которого и не было вовсе). Подступив к Полоцку, русские осадили его и после кратковременной осады и мощнейшей бомбардировки (к вопросу о том, что московиты не умели использовать огнестрельное оружие и производить его – как пишут некоторые ихние историки) Полоцк капитулировал. Иван приписал к своему титулу еще одно прозвище, в Вильно в очередной раз испытали острое чувство, вязанное с медвежьей болестью – дорога-то на столицу ВКЛ была де-факто открыта, и только добрая воля Московита спасла ее от бесчестья и поругания.
      Но об эффекте, который произвело падение Полоцка на литовскую элиту, м поговорим позже, когда дело до этого дойдет в очередной серии нашей оперы, а пока отметим – взятие Полоцка, победа не менее громкая и значимая, чем взятие Казани, победа, показавшая, что на данный момент с Русским государством в Восточной Европе никто не может равняться по военной мощи, на все 146 % была использована Иваном в его переговорах с Девлет-Гиреем. Вскоре после возвращения в Москву из победоносного похода Иван отправляет в Крым своего чрезвычайного и полномочного посланника Афанасия Нагого с полоцким сеунчем-вестью (как в старые добрые времена, когда Иван III обменивался с Менгли-Гиреем I радостными новостями), богатыми подарками из полоцкой добычи и парой королевских дворян, взятых в полон в Полоцке. Афанасию Иван наказал – будет хан пожелает говорить о мире и на тех условиях, которые действовали в бытность на крымском царском седалище Сахиб-Гирея царя, то пускай Афанасий немедля спишется с Москвой и начинает переговоры. Кстати, переговоры переговорами и обмен послами – обменом, но на берегу весной 1563 г. все равно были выставлены полки завесы в две линии, одну составили усиленные гарнизоны польских городов, а другую – малый 3-й полковый разряд в Туле. Совсем не лишняя предосторожность, ибо по весне Мухаммед-Гирей, старший сын хана, приходил с ратью под Михайлов и даже как будто в чем-то там преуспел.
      Не только кнутом подкрепил слова свои , обращенные к хану, Иван, но и пряником – демонстрируя свои добрые намерения, он приказал срыть вызывавший большие опасения у татар Псельский городок (басурманы не забыли о той роли, которую сыграли в свое время Васильгород, он же Васильсурск, и Свияжск, в казанской истории). Кроме того, Иван сообщал хану, что он де опалился на тех, кто подговаривал в свое время чинить тесноту и недружбу крымскому брату, а именно на Адашева, Шереметева Большого И дьяка Висковатого (кстати, судя по всему, в это же время происходит и охлаждение отношений между Иваном и Макарием – и это ж-ж-ж было явно неспроста). Правда, заметим, что срытие Псельского городка, с обороной которого были явные проблемы – слишком далеко на юго-запад он был вынесен, - сопровождалось строительством новых польских городов, так что к исходу 60-х г. цепочка этих крепостей перекрыла все возможные пути подхода татар от верховьев Оки на западе до Цны на востоке.
      И еще одна деталь – момент для миссии Нагого был выбран удачно еще и потому, что в отношениях между Литвой и Крымом наметилось определенное охлаждение. Хан и его окружение после похода 1562 г. ожидали исполнения Жигиминтовичем и панами рады своих щедрых обещаний, а с этим как раз и возникли проблемы. Отправка гонцов в Вильно с напоминанием – мол, пора бы и честь знать, де там моя дань за пять лет? Должок! – успеха не имели, литовцы отмалчивались. И хан взорвался – он публично пообещал, что ежели Жигимонтович не исправится, то он, царь, сделает так, как посчитает нужным – а даже и изменит свое отношение к московскому, воевать с ним не будет, а помирится, тем более что московский обещает прислать поминки более щедрые и за несколько лет сразу.
      Прибыв к Крым, Афанасий Нагой, засучив рукава, немедля приступил к делу – надо было ковать железо, не отходя от кассы, пока оно горячо. И немало преуспел в этом – сам Девлет-Гирей, как уже писал прежде, был прагматиком и полагал, что лучше договариваться за столом переговоров, нежели рисковать здоровьем, а жизнью, в походе. В январе 1564 г. предварительная договоренность была достигнута, и хан шертовал перед Нагим и его товарищем Ржевским (гусары, молчать!), обещая быть другом Ивана и недругом для его недругов. Но здесь вмешались форс-мажорные обстоятельства. Особенность московской дипломатии (да и не только ее одной – и в управлении войсками это тоже хорошо просматривается) состояла в том, что Москва стремилась держать их на коротком поводке и постоянно согласовывать свои шаги со столицей. С одной стороны это позволяло царю и боярам быть в курсе событии и гибко реагировать на перемены в ситуации, а с другой – ограничивало инициативу дипломатов и мешало принимать им решения по горячим следам. В Вильно знали об этом, и постарались нарушить коммуникации между Нагим и Москвой – литовские казаки перехватывали гонцов, которых посылал Нагой к Ивану и боярам. И в самый неподходящий момент связь была нарушена – а между тем Девлет-Гирей столкнулся с серьезной оппозицией в лице «партии войны» при своем дворе, которую возглавляли Ширины и Дивей-мурза, поддержанные казанским и астраханскими эмигрантами. Под их давлением Девлет-Гирей вынес обсуждение условий договора с Иваном на «совет всей земли», на «большую думу».
      «Большая дума», заседание которой состоялось в первых числах августа 1564 г., приговорила, чтобы Иван, если желает мира, согласился на выплату не только Магмет-Киреевой дани, но и отказался бы от Казани и Астрахани, а еще, чтобы московский был посговорчивее, потребовала похода на государеву украину. А тут еще и Жигимонтович подсуетился – прислал гонца, который от имени своего господина пообещал, то вот-вот из Вильно прибудут богатые, большие, чем обещал Московит, поминки. И хан не устоял, всел в седло и выступил на Русь…
      To be continued!

      Еще один живописный "татарин" от Мастера...