Кровавая инерция

Те немногие, кто понял Эйнджелла – например, Пинкер – уделяет особое внимание его экономическому аргументу. Это понятно, поскольку аргумент является центральным и для самого автора. Причём подчеркну ещё раз, как подчёркивает Эйнджелл: он говорит не о невидимой руке рынка, делающей войну невозможной, а об экономической невыгодности войны в современных условиях, каковая невыгодность, к сожалению, скрыта от общества и политиков заглавной иллюзией.

Краткое изложение экономических аргументов есть в предыдущем разделе, здесь попробую добавить деталей. Эйнджелл рассматривает различные варианты извлечения экономической выгоды из войны – и указывает на то, как в современных ему условиях эти варианты приносят ущерба больше, чем пользы. Простейший пример выглядит так: допустим, итальянский корабль обстрелял английский порт и обложил его контрибуцией. Пятьсот лет назад это окончилось бы паникой в английском порту, нынче же, благодаря телеграфу и газетам, паника возникнет на итальянском фондовом рынке – и ущерб превзойдёт любую мыслимую выгоду от смелого предприятия.

Чуть более сложный пример касается возможности извлечения прибыли из захваченных территорий современного государства («современного» важно, вернёмся к этому ниже). Богатство этих территорий создаётся трудом живущих там людей и принадлежит живущим там людям (пусть эти две категории и не совпадают). Если захватчик не рискнёт вмешиваться в экономику захваченной территории, богатство там и останётся – народ, живущий на территории собственно захватчика, выгоды не получит. Если захватчик решит конфисковать собственность на оккупированных территориях, то это приведёт к потере «инвестиционной привлекательности» его собственных предприятий, оттоку капитала – и ущерб, опять же, превысит выигрыш.

Ещё один пример – контрибуция. Если победитель решит пустить контрибуцию на покупку товаров, это разорит его же производителей. Если победитель раздаст деньги народу – это вызовет инфляцию. Результат – см. выше.

Не могу сказать, что всё это казалось мне сильно убедительным (на всякий случай – в книге не только эти примеры). Автор даёт общие логические рассуждения, и очень редко прибегает к расчётам (его любимые примеры при этом связаны с благосостоянием и качеством кредита небольших государств Северной и Западной Европы – Швейцарии, Нидерландов, Бельгии, Скандинавских стран – каковые, очевидно, отнюдь не военной силой создали и охраняют своё богатство). Казалось бы, тут нужны основательные расчёты. Но, рискну утверждать – именно «казалось бы». Вопрос о «цене войны» обычно слишком сложен – даже «простой» подсчёт цены военного строительства, или, скажем, цены создания какого-нибудь Флота открытого моря, не имеет полноценного экономического решения. Эту цену можно только прикинуть. Между тем, простые логические соображения позволяют лучше понять работу механизмов. Ну а некоторое знакомство с историей экономик Великобритании, Франции, Германии, Италии и Японии в ХХ в. как минимум не вызывает смеха по поводу аргументов Эйнджела – напротив, на первый взгляд, эта история как раз доказывает его правоту. Мы можем сказать, что Эйнджелл, вероятно, был во многом прав.

Меня, признаться, больше заинтересовала вторая часть – «биологическая», как назвал её сам автор. Она открывается замечательной цитатой. Один неназванный банкир якобы сказал Эйнджеллу, что «люди воюют не ради бизнеса. Я не знаю, ради чего они воюют, но точно – не ради бизнеса». Соответственно, в этой части Эйнджел разбирает культурные, психологические и биологические аргументы милитаристов.

В частности, он предлагает остроумный ответ социал-дарвинистам. Справедливо, в общем, замечая, что они немного исказили исходную идею Дарвина: люди как вид борются за выживание не друг с другом, а с окружающей средой. И в этой борьбе их главное оружие – сотрудничество. Этой своей ремаркой Эйнджел, можно сказать, предвосхитил будущее эволюционной биологии человека.

Более полно его тезисы из второй части книги представлены в следующем фрагменте:

Я написал четыре главы, пытаясь показать, что:

1) предполагаемая неизменность человеческой природы не есть факт, и все свидетельствует об обратном (напр., исчезнование, или как минимум ослабление страсти к насаждению собственных религиозных убеждений другим; или страсти к дуэлям);

2) что воинственные народы не наследуют Землю;

3) что физическая сила является постоянно слабеющим фактором человеческих отношений, и что это влечёт за собой глубокие психологические изменения, и

4) что растущим фактором является сотрудничество, и что этот фактор работает на ослабление деления на государства, каковое ни в коей мере не представляет собой предел сотрудничеству.

Не буду подпирать эти утверждения соответствующими цитатами – на мой взгляд, любому современному человеку эти пункты должны показаться общими местами, и здесь достаточно просто отдать должное проницательности Эйнджелла. Добавлю коротко следующие детали. Разбирая п.2, о «воинственных народах», Эйнджелл остроумно приводит в пример латиноамериканские республики, которые «постоянно воюют друг с другом, а если им не удаётся найти врага вовне, устраивают гражданские войны». Словом, народы этих республик – а отнюдь не Германии, как говорят те, с кем спорит Эйнджелл – являются по-настоящему воинственными. Однако, они далеки от того, чтобы «наследовать Землю», и, что не менее важно – едва ли кто-то в Великобритании, Франции, Германии или США выберет эти народы в качестве примера для культурного подражания. Чего же, спрашивает Эйнджелл, в таком случае стоят аргумент милитаристов о культурном, очищающем значении войны и военной службы?

Что в итоге? На мой взгляд, книга Эйнджелла представляет собой очень любопытный пример работы сильного ума – и сегодня её имеет смысл читать именно так. При этом хочется сделать следующие два итоговых умозаключения.

Первое касается проблемы непонимания. Она, очевидно, является общей – ширнамассы не поняли Эйнджелла, Фукуяму или вот Пинкера. Это представляется естественным результатом для любой по-настоящему оригинальной и яркой книги. Мысль банальная, доступная современному ей здравому смыслу, быстро овладевает массами и на ней построить по-настоящему сильную книгу невозможно. Мысль же оригинальная и сложная неизбежно будет встречена шквалом «возражений», большая часть которых будет направлена не по адресу. Эйнджел дал нам даже количественную оценку: в издании 1910 г. он упоминает более пятисот присланных ему рецензий, из которых «штук шесть были возражениями по существу».

Второе умозаключение касается непреходящего значения работы. Полагаю, что тезис об экономической невыгодности войны в современном мире такого значения не имеет. Известные изменения в общественной жизни могут сделать войну выгодной и, более того, даже Эйнджелл нашёл повод отметить такое исключение. Более важным является ключевой методический тезис, из которого Эйнджел вывел название: изменение общественной жизни с необходимостью требует изменения не только ключевых теорий, но самого понятийного аппарата, используемого при обсуждении социальных проблем. Если этого не происходит, то ослеплённые народы и правители могут наломать дров просто из-за непонимания возникших перед ними проблем. В этом смысле Первая мировая не опровергла тезисы Эйнджела, а вполне доказала его правоту.