КЛАНЫ И КАРТЕЛИ. PARTY LIKE A RUSSIAN
roman_rostovcev — 26.04.2021“Амальфитана, Сардиния, Коста‑дель‑Соль, Тоскана, Мальта, Ибица. Вся Россия – здесь!” Это говорит человек, отлично знающий разницу между пронизывающим московским холодом и живительным солнцем итальянского побережья. Обычный русский, такой же, как все, – часть той толпы, что наводняет нашу страну, когда лето вынуждает достать купальники и средства после загара. Русские повсюду – стоит взглянуть на них, и автоматически срабатывает рефлекс: русские, русская мафия… Как будто любой русский при деньгах – уже преступник. Но “русская мафия” – явление насколько мощное, настолько и сложное, так сразу ее не поймешь и не узнаешь. Мы знаем ее по штампам, по общим местам, по рецидивистам, покрытым варварскими татуировками с головы до ног, по отставным боксерам со сломанным носом и брутальным бывшим спецназовцам, по шпане с бодяженной дурью и залитыми водкой глазами.
Однако русская мафия – это совсем другое. Чтобы разобраться в ней, надо изучить влиятельные семьи, познать их могущество. Семьи, повязанные не кровью, а общими организационными интересами. И, как у любой семьи, у них есть фотоальбом, где собрано все: краски прошлого, лица дальней родни, моментальные снимки ключевых событий, памятные места.
Страницы “русской мафии” тоже можно листать, и я не раз брался перелистывать жизнь человека, известного как The Brainy Don – Мозговитый Босс. Его пример, как ничей другой, ясно показывает, что в наши дни не только невозможно повелевать, не стреляя, – точно так же немыслимо стрелять, не умея инвестировать. Именно его я пытаюсь понять, вникая в каждую мелочь, чтобы уяснить – прежде всего для самого себя, – как большой бизнес срастается с миром организованной преступности, и любой другой путь сейчас выглядит бессмысленным, проигрышным и практически невозможным. Мое стремление уцепиться за след граничит с одержимостью; сколько раз мне мерещилось, что я вижу его наяву – в баре на набережной или за столом в пьяной компании соратников. Наваждение. Но порой наваждению стоит поддаться, и я погружаюсь в историю. Передо мной – подборка фотографий главных действующих лиц, своего рода альбом, сложившийся за все эти годы; мне нужно отталкиваться от чего‑то осязаемого. Мозговитый Босс. На мафиозо он не похож – похож на русского, это да, но в то же время мог бы сойти и за американца, за немца, испанца, венгра. На первый взгляд – просто тучный немолодой мужчина, но уже это – маска, идеальное жировое прикрытие. Поневоле думаешь, что в неповоротливом теле – неповоротливый ум. Такие люди безвредны. Безобидны. Ан нет, смотрите лучше. На самой знаменитой его фотографии он вертит в пухлых пальцах сигарету. Взгляд устремлен не в объектив, а куда‑то поверх головы фотографа. Рубашка и жилет отличного кроя с трудом вмещают сто тридцать килограммов плоти, выпирающей так, что ткань бугрится и морщится. Сзади – камин, облицованный мраморной плиткой в один ряд, перед ним на столе ноутбук и изящные очки для чтения в тончайшей оправе. Завершают картину офисное кресло и прозрачная пепельница, по которой понятно, что сигарета у него в руке – не первая за день. Богатый и могущественный бизнесмен, глава множества компаний, ведущих деятельность в самых разнообразных отраслях. Человек властный, уверенный в себе и поглощенный работой. Ему надо дать указания тысячам сотрудников, подписать и сверить балансы, решить важные вопросы. Мозговитого Босса зовут Семен Юдкович Могилевич. 10 января 2011 года журнал Time поместил его на верхнюю строчку в первой десятке мафиозных боссов всех времен – выше Аль Капоне, Лаки Лучиано, Пабло Эскобара и Тото Риины. Американские и европейские спецслужбы считают его одним из ведущих мафиозных авторитетов, головой русского спрута, одним из опорных столпов организованной преступности.
Если проследить историю его жизни, можно понять, как так получается, что самые грязные преступления: убийства, рэкет, торговля наркотиками, оружием и секс‑услугами – идеально сочетаются со злоупотреблениями в среде предпринимателей, политиков, финансистов. Но дело не только в этом. Наблюдение за безудержным взлетом Дона Семена, или Дона Севы, как его еще зовут, – это шанс получить моментальный снимок мира, где пали все границы, а все преступные элементы до единого слились в порыве к общей цели: максимальной прибыли.
Могилевич родился 30 июня 1946 года в Киеве, в семье украинских евреев, судя по всему довольно типичной для советского времени – не религиозной, в широком смысле слова буржуазной. Получив в Львовском университете, одном из старейших в Восточной Европе, диплом экономиста, он перебирается в Москву. Здесь он занимается организацией похорон. Ритуальные услуги – дело верное. Умирать будут всегда, и мафии всего мира прибирают к рукам похоронные бюро. Это отличный инструмент для отмывания денег и превосходный краеугольный камень в основании финансового благополучия. Мафии никогда не пренебрегают конкретикой. Материей. Земля, вода, бетон, больницы, смерть. В семидесятые Могилевич входит в преступную группировку, занимающуюся контрафактом, мелким мошенничеством и воровством. Мелочовка по сравнению с тем, что будет дальше, но улица – необходимый тренировочный полигон, если хочешь научиться командовать, выживать, приобретать сторонников. Он толчется в аэропортах и на вокзалах, меняет рубли на доллары, впаривает духи и сумочки дамам, желающим подражать западной моде, и “паленую” водку – их мужьям, верным русской традиции. Вскоре его арестуют за самое распространенное правонарушение: незаконные валютные операции. Он попадает в тюрьму два раза, общим сроком на семь лет. Для Могилевича это удача. В тюрьме он завязывает знакомства с некоторыми влиятельными криминальными авторитетами и эту дружбу пронесет потом через всю жизнь. Поворотный момент его преступной карьеры наступает, когда правительство СССР дает более чем ста пятидесяти тысячам советских евреев разрешение на эмиграцию в Израиль. Для еврейских семей начинается гонка на выживание. Они могут уехать, но отправляться надо немедленно: фамильные драгоценности, колье и серьги, передававшиеся из поколения в поколение, придется бросить. Могилевич понимает, что второй раз подобный случай не подвернется. Он берется за продажу имущества уезжающих евреев, обязуясь выслать вырученные средства по новому адресу владельцев. Многие ему верят и препоручают свое добро. Эти деньги никогда не дойдут до законных хозяев: накопленные сбережения станут финансовой основой его криминальной карьеры.
Вторая страница альбома, еще одна знаменитая фотография. Стоящий вполоборота мужчина смотрит в объектив с вызовом. Голый торс, на лице удивленное выражение: рот приоткрыт, почти бесцветные брови приподняты, глаза – как две сплющенных миндалины. Неуловимо азиатские черты лица, лоб от виска к виску бороздят глубокие морщины. Но больше всего в глаза бросаются две одинаковые татуировки на уровне ключиц: две восьмиконечные звезды с глазом в центре. Это знаки власти, авторитета. На фотографии – Вячеслав Кириллович Иваньков по прозвищу Япончик. Родился он в Грузии в 1940 году, но его родители, русские, вскоре перебираются в Москву. В 1982 году его арестуют за незаконное ношение огнестрельного оружия, грабеж и торговлю наркотиками и приговаривают к четырнадцати годам заключения в сибирской колонии. Тогда‑то его и коронуют в воры в законе – в тот самый момент, когда режим, при котором они появились, вот‑вот рухнет. Вор в законе – это криминальный авторитет, заслуживший, в соответствии с определенным кодексом, право командовать. Сидеть ему предстояло вплоть до 1995 года, но щупальца мафии пролезли повсюду: от политики до спорта, от правительственных органов до шоу‑бизнеса. В 1990 году две известные фигуры – певец с репутацией русского Синатры и не менее опасными связями и бывший чемпион России по греко‑римской борьбе, использующий ассоциацию ветеранов спорта в качестве прикрытия для мафиозной деятельности, – разворачивают целую кампанию, поддержанную многими персонажами из мира политики, культуры и спорта: Иваньков в полной мере искупил свою вину, и пора уже освободить его. Крепкую дружескую руку протянет в конце концов и Семен Могилевич, щедро подмазав ведущего дело судью и задействовав одно высокое должностное лицо. В 1991 году Япончик выходит из тюрьмы.
После падения железного занавеса Советский Союз разваливается. Меняется Россия, меняется и ее столица. Начинаются разборки между русскими и чеченцами. Кровь льется рекой, но виной тому больше экономические интересы, чем межнациональная рознь. Иваньков – вор старой закалки, предпочитающий делать все сам, и запачкать руки не боится. Он принимается устранять чеченцев и их партнеров одного за другим. Но простейшее правило состоит в том, что чем больше убиваешь, тем выше вероятность, что рано или поздно кто‑нибудь отплатит тебе тем же. Мало того – вся эта резня и спровоцировавший ее бардак начинают раздражать верхушку русской мафии, которая принимает решение отправить Иванькова в США. Так можно одним выстрелом убить двух зайцев: получить относительное спокойствие дома и свой бизнес в Штатах. Теперь, когда границы открыты, это несложно. Достаточно запросить в посольстве США в Москве двухнедельную визу. Вячеслав Иваньков выезжает по своему настоящему паспорту как консультант кинокомпании, которая принадлежит русскому магнату, проживающему в Нью‑Йорке много лет. Прошло чуть больше года с тех пор, как он покинул стены тюрьмы на родине, совсем недавно официально вернувшейся в лоно свободного мира. Советский Союз всего два с половиной месяца как распался.
В Нью‑Йорке, куда прибывает Иваньков, все уже готово. Начиная с денег, которые Япончик тут же вкладывает в устроение своей новой жизни. За какие‑то пятнадцать тысяч долларов он заключает фиктивный брак с русской певицей, имеющей вид на жительство в США. Он селится в районе Брайтон‑Бич в Бруклине, куда начиная с семидесятых годов съезжаются толпы евреев‑эмигрантов из СССР, из‑за чего его прозвали “Маленькая Одесса”. Там есть и море, и пляжи, но сильно ошибется тот, кто представит себе этнический квартальчик со скрипками и балалайками. Главное, что вывезли на память о родине обитатели этих загаженных кирпичных коробок, – это мафия. Русская мафия.
На третьем фото в семейном альбоме – совсем другой район. Снимок сделан мастерски – фотографу удалось скрасить окружающее убожество за счет цветовой переклички между пламенеющим закатным небом и студеным прудом, плещущимся у подножия квартала. Но даже самый одаренный мастер бессилен против нагло вломившихся в кадр многоэтажек, загородивших весь горизонт. Они торчат на западной окраине Москвы, посреди огромного парка, перерезанного четырехполосной магистралью. Жалкие в своей попытке прикинуться офисными зданиями, своей безликой, подпорченной смогом белизной издалека они напоминают гигантский крольчатник. Это Солнцево – рабочий поселок, выстроенный по решению советских властей в 1938 году. У властей явно было чувство юмора. Какое там солнце – свет разбивается о бетонные коробки, и между ними безраздельно царит тень. Именно здесь зародилась солнцевская братва.
Пот и натужившиеся в схватке тела. Вот цвет солнцевской братвы и вот имя ее основателя: Сергей Михайлов, он же Михась, местный уроженец. Оставив позади мелкие подработки и такое же мелкое мошенничество, чудом избежав тюрьмы, в восьмидесятые Михась делает из своей любви к борьбе профессию и собирает под свои знамена всех, кто разделяет его страсть. Это первые шаги спортивного клуба? Или ядро будущего войска?
В те годы его арестовывают дважды: раз за вымогательство и второй раз за убийство владельца казино. Но из‑за отсутствия доказательств оба раза оправдывают. Тем временем солнцевская братва, как окрестили отряд верных бойцов Михася, все разрастается. Пот и борьба. Жестокость и сила. Группировка притягивает себе подобных. Громил, головорезов, тех, кто готов на все. Чтобы устоять против прочих банд, надо объединяться: качай мышцы, если хочешь выжить. Создаются коалиции с другими группировками – например, с ореховской, – и всего за несколько лет солнцевская братва становится силой, способной распространить свое влияние за пределы района и наконец прибрать к рукам различные компании.
Основной бизнес – это “крышевание”, разросшееся в девяностые годы до масштабов, совершенно несопоставимых с итальянским “пиццо”. По данным ФБР, за право управлять собственными супермаркетами в России австрийская торговая сеть Julius Meinl вынуждена платить пятьдесят тысяч долларов в месяц. Coca Cola заявляет, что принципиально не платит рэкетирам, и на следующий день у ворот ее новой фабрики в Подмосковье появляются люди с автоматами и гранатометом – при налете тяжело ранены два охранника. Компания подала заявление в соответствующие органы, однако дело так и не было раскрыто. По данным Интерпола, вооруженным нападениям подверглись и такие международные корпорации, как IBM, Philip Morris и, что любопытно, Cadbury, Mars и Hershey’s – как будто деньги, выбитые с шоколадных фабрик, особенно сладки.
Русская мафия возникла благодаря тем, кому хватило ума и жестокости воспользоваться открывшимися возможностями, но также и потому, что за спиной у нее – долгая история сообществ и правил, способствующая захвату власти в условиях Большого Бардака. За годы плавания в сточных канавах преступного мира разных стран я окончательно убедился, что лишь одно неизменно порождает мафию: вакуум власти, слабое и прогнившее государство, противовесом которому становится организация, сулящая и олицетворяющая порядок. Сходство мафиозных структур из самых удаленных краев планеты порой просто поражает. Русские криминальные структуры прошли закалку сталинскими репрессиями, когда ГУЛАГ был забит тысячами бандитов и политических диссидентов. Именно там зародилось общество воров в законе, буквально за несколько лет взявшее под свой контроль лагеря всего СССР. Ничего общего с зарождением итальянских организаций, но главная черта, обеспечившая их выживание и преуспевание, все та же – правила. Правила приложимы ко множеству случаев, запечатлены в мифах и обычаях, выражаются в предписаниях, которые достойный член организации обязан соблюдать буквально, и устанавливают порядок вступления в ряды этой организации. Все регламентировано, все заключено в рамки правил. Честь и верность своим роднят вора в законе с каморристом, так же как и святость некоторых символических жестов, и отправление внутреннего правосудия. Похожи даже обряды, и не так уж важно, что в этих сообществах они происходят в разные моменты. Их объединяет то, что лежит в основе ритуала – переход из одного состояния в другое, – потому что общим является желание создать иную реальность, с иным, но не менее внятным кодексом правил. И каморрист, и вор в законе проходят крещение, их наказывают за ошибки и поощряют за достижения. Это параллельные жизни, которые нередко идут одним курсом. Сходным образом происходит эволюция нравов, адаптация к современности. Если когда‑то вор в законе был аскетом, избегающим всех земных наслаждений и любых обязательств, вплоть до того, что татуировал себе колени в знак того, что никогда не преклонит их перед властями, то теперь роскошь и выпендреж вполне позволительны. Жить на Лазурном берегу уже не зазорно.
Русские боссы ходят в лейблах с головы до ног, от чемоданов до трусов, пользуются протекцией политиков, ведают назначением государственных чиновников и закатывают вечеринки мегагалактического размаха при полном невмешательстве полиции. Уровень организованности группировок растет: у каждого клана есть общак – общая касса, куда поступает определенный процент денег, полученных, например, путем грабежа и рэкета, которая идет на покрытие расходов воров, попавших в тюрьму, а также на взятки политикам и коррумпированным полицейским. К их услугам солдаты, армии адвокатов и самые ловкие брокеры.
Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=24719592
«Ноль ноль ноль / Роберто Савьяно; пер. с итал. Я. Арьковой, М. Козловой, Е. Степанцовой.»: ACT : CORPUS; Москва ; 2017
ISBN 978‑5‑17‑085480‑6
|
</> |