Двадцать лет со дня смерти Татьяны Бек

fem_books — 07.02.2025 Дайте волю человеку,
Я пойду в библиотеку:
Я в науку ухожу,
Мысли удочкой ужу.



Татьяна Александровна Бек (1949 — 2005) — поэтесса, мемуаристка. Родилась в семье прозаика-фронтовика Александра Бека («Волоколамское шоссе», если помните, настольная книга Фиделя Кастро и Че Гевары. Мы, кстати, в школе проходили) и детской писательницы Наталии Всеволодовны Лойко. В детстве — было ей девять лет — едва не погибла: маскарадный костюи Снегурочки загорелся от бенгальского огня.

Искра упала на ватную оторочку, я моментально запылала факелом, потеряла скудный разум и побежала по квартире куда глаза глядят. Взрослые за мной — я от них! Совершенно отчётливо помню чувство отдельности и гибели, упоение, отчаянье, окончательную утрату рассудка, желанье сгореть дотла. Влетела в ванную комнату, где хотела — пылая — запереться на крючок... Что это было?
Сергей меня поймал, скрутил, обжёг руки до волдырей, облил водой, сорвал обгорелый халат. Приезжала “скорая”. “Вы, — говорят, — отделались лёгким испугом!” И мне, и Сергею наложили повязки с мазью, которая терпко и надёжно пахла дёгтем, дали валерьянки, потом все взрослые, включая санитаров, выпили водочки за Новый год и за удачу.
Утром, 1 января, о, блаженство: я гуляю по двору с папой, обе руки перевязаны, гордая-прегордая, горе-Снегурочка, раненная как на войне, в центре внимания. Все соседи в курсе, все подходят, округляют глаза, без устали расспрашивают. “А вы? А он?” Мы охотно отвечаем снова и снова. Ёлка удалась!

Первая публикация — в журнале «Юность», в 1965 году.

Я из этого шумного дома,
Где весь день голоса не смолкают,
Где отчаянных глаз не смыкают
И смеются усталые люди,
И не могут друг друга понять,
Я на лыжах, на лыжах, на лыжах,
На растресканных, старых и рыжих,
Убегу по лыжне незнакомой,
По прозрачной, апрельской лыжне.

Дует ветер, как мальчик, грубый.
Крепко-крепко сжимаю губы,
Я быстрее ещё могу!
По-разбойничьи свищут лыжи,
Мальчик-ветер лицо мне лижет,
А лицо моё - в талом снегу.

До чего же тут всё по-другому,
Тут сама я честнее и проще,
Тут взрослее я и сложней.
Мне как фильтры - белые рощи!
...Я из этого шумного дома
Убегу по лыжне незнакомой,
По прозрачной апрельской лыжне.

В студенческом возрасте Татьяна Бек вышла замуж, причём имя мужа как-то исчезло как из официальной биографии, так и из дружеских мемуаров. Зато неукоснительно помнят, что молодожён пытался продать обручальное кольцо в скупку и закупить на полученные деньги спиртное для свадебного гулянья. Свадьба гуляла три дня. Собственно брак продлился пять дней.

Татьяна Бек закончила факультет журналистики МГУ (редакционно-издательское отделение) в 1972 году. Через полтора года вышел её первый поэтический сборник «Скворешники». Именно так, по-московски, через шн.

Мандарины, мандарины, мандарины!
Десять мордочек в авоське у меня,
Десять маленьких, испуганных, звериных,
Странно-рыжих среди бела-бела дня!
Будто из лесу дремучего
и в город
Вдруг попали десять крошечных лисят,
На прохожих, на дома, на шум моторов
Мандарины мои глазками блестят.

Т.А. Бек работала во Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы, затем в редколлегии журнала «Вопросы литературы», вела поэтический семинар в Литературном институте. Переводила с датского языка стихи Поля Лакура и Бенни Андерсена. Составляла антологии таких разных поэтов, как Межиров и Ксения Некрасова, Глазков и В. Соколов, по Серебряному веку: «Акмэ. Антология акмеизма» (1997) и учебную антологию «Серебряный век» (1997), такую красненькую с золотом. Умерла, по официальной версии, от обширного инфаркта. По неофициальной, но весьма распространённой, покончила самоубийством, не в силах перенести оскорбления от своих бывших друзей.

* * *

...Я тебя люблю всего лишь,
Но не знаю ни на грош.
Что же ты меня неволишь
И за воротник ведёшь?
Мой невероятный кореш!
Даже крепко полоня,
Не согнёшь, не переборешь:
Мне
не выжить
без меня.

* * *

А я вам расскажу про то,
Как я по Сретенке бродила,
Как у табачного ларька
Я увидала старика.
Он смахивал снежок с пальто
И смахивал на Буратино.

Такой носатый и такой
Лукавый, тощий, деревянный,
Он усмехнулся и кивнул,
И носом в небо заглянул,
И стукнул об асфальт клюкой!
Мне кажется - он не был пьяный.

А просто дело шло к весне.
Снега от злости почернели.
И - сверху старый - он внутри
Вдруг стал моложе раза в три.
И боты, палочка, пенсне
Ему до слез осточертели.

...А я подумала: когда
Я постарею и осунусь,
И буду медленно седеть,
И в садике весной сидеть,
И выводить гулять кота, -
Тогда меня пронижет юность!

Кактус

Безо всякого жеста и пафоса
Я скажу на исходе витка,
Что прекрасней цветущего кактуса
Не видала на свете цветка.
Нелюбимый... Колючий... Уродливый...
Вы скривились?
Но он всё равно
Остролистой звездой неугодливой
Озарит вас - цветок-Сирано!

* * *

Я буду старой, буду белой,
Глухой, нелепой, неумелой,
Дающей лишние советы,
Ну, словом, брошка и штиблеты.

А всё-таки я буду сильной!
Глухой к обидам и двужильной.
Не на трибуне тары-бары,
А на бумаге мемуары.

Да! Независимо от моды
Я воссоздам вот эти годы
Безжалостно, сердечно, сухо.
Я буду честная старуха.

Предыдущий пост о поэтессе: https://fem-books.livejournal.com/362060.html

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив