Наталья Баранская "Неделя как неделя"

Наткнулась сегодня в одном из народных книжных блогов на обсуждение "первого феминистского текста советской литературы", а именно повести Натальи Баранской "Неделя как неделя", и перечитала повесть заодно - она коротенькая. Словила мороз по коже (в юности я за собой этой реакции не помню - не всё понимала что ли?).
Описывает Баранская обычную неделю молодой (26 лет) женщины Оли, в высшим техническим образованием, москвички, работающей в НИИ, пребывающей в счастливом браке и воспитывающей двоих маленьких детей (сын Котька хотит в детский сад, дочка Гуля - в ясельки). На календаре - декабрь 1969 года, Оля с мужем недавно получули новую, трёхкомнатную (!) квартиру где-то, по-видимому, на Речном (от метро "Сокол" ей приходится ездить на автобусе), возвращается с работы она, неизменно нагруженная тяжеленными сумками (инфраструктура в новых районах не успевает за заселением многоэтажек, магазинов ещё нет), но забирает детей из садов-ясель муж, и в целом, на фоне средневзвешенного по стране, она более чем благополучна - здорова, при милых, здоровых детях, выше крыши оквартирена, любима мужем, любит свою работу, не имеет висящих над душой и отравляющих жизнь родственников из старшего поколения на собственной жилплощади и в принципе в пределах досягаемости. И при этом - находится на грани нервного срыва, в повести это филигранно тонко, но безошибочно показано, ещё чуть-чуть - и эта женщина окажется в клинике неврозов, если не где похуже.
Дело, конечно, в бесконечном ворохе микрозадач, которые ей одновременно, на бегу, "балансируя на горящем велосипеде", приходится решать - на работе и, "во вторую смену", дома: выбить лабораторию для опытов, умоляя, упрашивая, унижаясь перед лаборантками, которые "вас тут много, а я - одна", заполнить анкету для демографов, недовольных одновременно сокращением прироста населения и количеством рабочих дней, которые молодые матери проводят на детских больничных, отбрехаться от (или на) политинформации, прошвырнуться в свой рабочий обеденный перерыв по гастрономам, доехав с пудами продуктов на горбу до дома по давке и толкучке, разобраться с пальтишками, ботиками, передничками и сопливчиками (а если не повезет, то и с кашлем и соплями) детей, накормить, предварительно приготовив и уговорив поесть, всю семью, помыть, почистить, разбудить всех по утрам и собрать на выход, разобраться с неожиданными авариями (у дочки заболел ночью животик, а значит надо менять простыни, укачивать, не спать - под дамокловым мечом будильника ровно шесть). Плюс вечный леденящий ужас забеременеть. Плюс вечное чувствое вины - за то, что везде бежишь, везде опаздываешь, ничего не успеваешь, забываешь, путаешь, подводить людей, неоптимально расходуешь деньги, которых - не густо, что недостаточно хорошая мать, жена, специалист. И выхода из всего этого - нет. Муж Оли предлагает ей бросить работу, но ей ясно, что это нереально - и по деньгам (как прожить на одну зарплату, если едва хватает двух?), а главное потому что это будет окончательным уничтожением её самой ("Значит, всю эту скукотиищу, —я тоже оглянула кухню, — на меня одну, а себе только интересное! ... то, что предлагаешь ты, это просто… меня уничтожить. А моя учеба пять лет? Мой диплом? Мой стаж? Моя тема? "...)
Кто виноват? Никакой, конечно, не "гнусный совок" - возможности нормальной жизни у женщин типа Оли на тот момент превосходят всё, что существовало вне СССР (НИИ, квартира, даже зарплаты - всё здесь более чем приемлемо). Хуже дело обстояло, пожалуй, лишь с контрацепцией ("Если составить словарь, то сколько же войдет в него слов, необходимых для обрисовки семейной жизни. Он начнется с буквы «А» — «аборт» — и пойдет множеством слов через весь алфавит: «болезнь», «верность», «дети», «деньги», «кухня», «любовь», «материнство», «мы», «нервы», «неверность», «обида», «очередь». Да на одну только букву «П» сколько! — «пеленки», «перебранка», «пироги», «покупки», «постель», «постирушка», «поцелуй»… А в конце «эгоизм», «юмор», и закончится местоимением «Я»", - от этого, прочитав, не сразу оправишься). Но в остальном из 1969 года не очень даже и понятно, почему благополучная женская жизнь выглядит (и ощущается) как ад. Муж - да, конечно, бытовой инвалид (и это он ещё орёл на общем фоне, помогает, занимается детьми!) - не в состоянии собрать разбросанные в коридоре детские вещички, не может адекватно покормить детей, даёт, например, годовалой девочке будерброд с баклажанной икрой и молоко, отчего у той случается несварение - но все живут так (и ещё хуже). И от этого "все так или хуже" - выть хочется. Потому что нет никакого учёта того, какие гигантские ресурсы женщина тратит на домашнюю хоботню, она и сама не состоянии это учесть (а учитывать их просит кондовая демографическая анкета). Понятно, конечно, почему от этой нехитрой повести был в своё время такой эффект. Сейчас бы об этом не забыть, вот что.
|
</> |