Дознание чудес
anairos — 21.08.2022 В комментариях к предыдущему посту мне задали вопрос: по каким критериям я различаю сообщения о чудесах? Почему одним верю, а другим нет?Вопрос резонный, и попытки ответить на него заставили меня задуматься. Так что я даже решил, что не стоит давать ответ в комментариях, где он, скорее всего, пропадёт и забудется, а лучше сделать это отдельным постом, чтобы потом можно было его найти и давать на него ссылку.
Сразу предупреждаю: это НЕ аргументация моей точки зрения. Это её подробное и детальное изложение. Аргументом здесь может служить разве только мой собственный, уже почти тридцатилетний опыт изучения всей этой сферы. В том числе – общения с людьми, которым (они сами или другие люди) приписывали чудотворную силу.
Когда речь идёт о чём-то сверхъестественном, исследователю важно пройти по лезвию бритвы. Уклонишься в одну сторону – начнёшь бездумно отвергать всё, что тебе кажется недостоверным, потому что оно не вписывается в твою картину мира. Уклонишься в другую – начнёшь бездумно верить всему, что может оказаться истинным. Или просто нравится тебе.
Мне в этом смысле всегда было труднее, чем многим другим. У меня есть особенность – одновременно и благословение, и проклятие для исследователя паранормального. Не только со мной самим, но даже в моём присутствии никогда не происходило ничего, что могло бы поколебать мою картину мира.
Я никоим образом не скептик. Мне достоверно, на опыте известно, что в мире существует и волшебство, и чудеса. Но всякий раз, когда я берусь проверять это, непременно оказывается – в моём мире возможно лишь такое волшебство и такие чудеса, которые не причиняют мне дискомфорта и не вызывают неприятного чувства потери реальности под ногами.
Прозорливые старцы общались со мной, как самые обыкновенные люди, и ничем не проявляли свою прозорливость. Колдуны не делали ничего такого, на что я не был бы способен и сам. Иконы отказывались при мне мироточить, даже если свидетели уверяли, что они делали это буквально за пять минут до моего появления. В небе над моей головой не порхало ни единого, пусть даже самого завалящего НЛО.
Я даже неоднократно ночевал в храме, где, по словам монахов, происходили по ночам «страхования» наподобие полтергейста, но и они ни разу при мне не высовывались.
Мне иногда кажется: даже окажись я среди учеников Иисуса, он прогнал бы меня прочь, чтобы я не мешал ему чудотворить. И дивился бы неверию моему.
Разумеется, это не более чем иллюзия, и я сам это отлично понимаю. Если что-то и несомненно в мире, так это ограниченность и искажённость любых наших представлений о нём. Если со мной случается только то, во что я могу поверить – это просто значит, что я каким-то образом умудряюсь увернуться от всего остального.
Однако я ничего не могу поделать: обо всём, что выходит за пределы моих представлений, я могу узнать только с чужих слов. А значит – мне поневоле пришлось вырабатывать критерии, как их оценивать, в какой степени принимать, а в какой – относиться скептически.
Все повествования о чудесах и чудотворцах я условно делю на три основные группы:
– мифы и эпос;
– фольклор;
– рассказы о паранормальном.
С мифами и эпосом всё понятно. Там чудесное и сверхъестественное – неотъемлемая часть происходящего. Весь этот жанр повествует о деяниях богов и героев, по определению обладающих сверхчеловеческим могуществом. И действие там происходит не в повседневном мире, а в чудесной реальности, «во время оно».
Тут я традиционно вспоминаю Лосева и его «Диалектику мифа», рассказывающую, как следует относиться к подобным текстам и как их изучать. Если совсем коротко – миф рассказывает не о том, что когда-то было, когда-нибудь произойдёт или иногда случается. Миф рассказывает о том, что есть прямо сейчас и всегда – о действии воли во вселенной.
Это не документальный отчёт, не аллегория, не поэтический вымысел – это символ. Мифология – система символов, при помощи которой человек осмысливает себя и свой мир.
Характерная особенность мифологического восприятия мира – в нём всё есть чудо и всё есть магия. Нет никакого противопоставления сакрального и профанного. Любое событие, каким бы будничным и банальным оно ни казалось, есть проявление всё той же самой воли, которая «движет солнце и светила».
Фольклором я буду здесь называть традиционные рассказы о чудесах и проявлениях сверхъестественного, которых сам рассказывающий не видел, но точно знает, что такое когда-то было или бывает.
Ключевое слово здесь «традиционные». Фольклор всегда основан на том, во что люди верят. Если там действует нечто сверхъестественное – и говорящий, и слушающий одинаково представляют его свойства и способности.
Ведьма должна менять облик, летать и вредить людям. Шаман – повелевать духами, предсказывать будущее, насылать и лечить болезни, не бояться воды и огня. Старец – прозревать души, исцелять больных, вразумлять нераскаянных грешников.
Даже если персонажем фольклора становится реально существующий (или существовавший) человек – его верстают под образ. В какую категорию ты попадаешь, такие способности тебе и будут приписывать. Так Вергилий и Фламель стали магами, Марина Мнишек – ведьмой, Стенька Разин – колдуном-разбойником.
В Коломне до сих пор туристам рассказывают предание, что Марина каждую полночь вылетает сорокой с вершины Маринкиной башни коломенского кремля. Разумеется, всерьёз в это никто не верит, но сам факт, что эту историю кто-то сочинил, показывает, что такое фольклор. Назвали ведьмой – полезай в перья.
В результате по таким рассказам можно составить великолепный, подробный портрет ведьмы. Узнать, какими свойствами она обладает, на что способна, в чём её сильные и слабые стороны. Но это будет ведьма, обитающая в пространстве воображаемого, и нельзя просто взять и приписать те же способности реальным деревенским ведуньям.
Нет, это не значит, будто все фольклорные представления непременно вымышлены. Но это значит, что отделить выдумку от реальности довольно сложно.
Между этими двумя категориями нет чёткой границы, есть множество текстов, соединяющих те и другие мотивы.
В реальности шаман – ритуальный специалист со своим каноническим набором способностей. В мифах – чудовище или герой, сражающий чудовище. Поэтому рассказы о шаманах древности органично включают в себя и некоторые сюжеты мифов.
Жития святых колеблются по стилю от быличек о праведных чудотворцах до героического эпоса, где законы физики отступают перед напором святости.
Да и само христианское Писание... Христианство отличается от большинства религий своей историчностью. Иисус жил и учил не во время оно, а в Палестине первого века, «при Понтийстем Пилате», и все его чудеса и поучения вписаны в исторический контекст. Он, например, поддерживал фарисейское учение против саддукейского.
Евангелие – не миф, ни по форме, ни по содержанию. Это вполне каноническое предание о чудотворце. Деяния апостолов и вовсе следуют позднеантичной традиции повествований о великих магах.
Вот один пример, показывающий связь между Евангелием и фольклором. Наш герой был убит врагами по обвинению в политическом заговоре против правителя. Над его телом возвели запечатанную гробницу. Но на третий день гробница распахнулась, он вышел оттуда в изменившемся обличье, и больше его не видели. Тело его исчезло.
О ком я сейчас говорю? Правильно, таков был конец Тэб-Тэнгри, великого белого шамана, сводного брата, сподвижника, а затем соперника легендарного Чингиза. Чтобы вы понимали значение этой фигуры – не кто иной как Тэб-Тэнгри придумал титул «Чингиз-хан», под которым его брат Темучжин стал повелителем степи.
Вообще, вот этот вот мотив «через несколько дней после смерти тело покойного преображается и исчезает» очень характерен для Востока. На Тибете такое рассказывают про многих чудотворцев. Наверное, поэтому, когда эти предания стали известны на Западе, там и появилась конспирологическая теория «Иисус учился чудотворению в Индии».
В апокрифических евангелиях ещё больше зрелищных чудес. Там Иисус укрощает драконов, убивает детей одним словом, превращает глиняных воробьёв в живых и творит ещё много всего подобного. Даже те, кто безоговорочно верил в умножение хлебов и воскресение из мёртвых, предпочли усомниться в истинности таких рассказов и не стали включать их в канон.
И, наконец, рассказы о паранормальном.
Под этим названием я понимаю достаточно узкую категорию. Сюда входят только те истории, с авторами которых произошло нечто необычное. Либо они сами совершили немыслимое или невозможное, либо оказались свидетелями того, чего не может быть.
Короче говоря, это рассказы о том самом, чего никогда не происходило со мной.
Здесь важно, чтобы именно сам очевидец считал происходящее небывалым чудом. Когда вам рассказывают о чудесах, полностью вписывающихся в представления говорящего – например, поклонник индийского гуру живописует, как гуру левитировал или материализовал предметы у себя в руках – это уже фольклор.
Ценность рассказов о паранормальном именно в том, что рассказчик сам не представляет, с чем именно он столкнулся, а значит – намного реже подгоняет воспоминания под ожидания.
Между всеми тремя категориями происходит постоянная миграция. Паранормальные представления, широко распространяясь, становятся темами для нового городского фольклора. Фольклорные мотивы могут происходить от мифических или «возвышаться» до них.
Но в целом, мне кажется, достаточно полезно держать в уме это различение.
Дальше уже можно начинать анализировать, сравнивать и делать выводы.
Если есть какое-то представление, регулярно встречающееся в мифах и фольклоре, но никогда не появляющееся в рассказах о паранормальном, я делаю вывод, что оно, скорее всего, принадлежит пространству воображаемого.
Сюда относится, например, хождение по воде. Постоянный атрибут богов, полубогов и святых, но на человеческой памяти никто и никогда так не делал. Кроме фокусников, конечно.
Аналогично, никто никогда не демонстрировал «дар языков» – говорить так, чтобы тебя понимали люди разных наречий одновременно. Под этим названием всегда скрывалась обыкновенная глоссолалия. Вероятнее всего, это изначально и была глоссолалия, облагороженная многократным пересказом.
Есть сообщения о мистиках, в минуты экстаза поднимавшихся в воздух, в том числе в относительно недавние времена. Однако большинство таких рассказов носит явные признаки преувеличения. Так что здесь сложно сказать что-то определённое, и по отношению к левитации я агностик. Поверю, когда увижу, но и отрицать с уверенностью не стал бы.
Зато если некий феномен наблюдали и верующие, и неверующие, если он выглядит одинаково и для тех, кто о нём осведомлён, и для тех, кто вообще не в курсах – возможно, мы наткнулись на нечто реальное.
Чудесные исцеления происходят реже, чем хотелось бы, но всё же происходят. Их свидетельствовали не одни только верующие, но и, например, врачи «скорой помощи». Делаем пометку – рассказы о таких исцелениях вполне могут опираться на реальность.
Йоги и шаманы (а также некоторые одержимые, см. заметки Мотовилова и отчёты о конвульсионерах-янсенистах) проявляли поразительную устойчивость к огню, холоду и физическим повреждениям, об этом есть многочисленные показания, в том числе из первых рук. Делаем пометку – такая способность, возможно, и в самом деле существует.
Билокация (человека видят не там, где он реально в этот момент находится) – вообще довольно частое явление. О нём пишет по своему опыту Марк Твен, мне рассказывали и другие свидетели. Пишем – предположительно, так действительно бывает, и по таким рассказам можно пытаться делать выводы.
Полтергейст, когда вещи двигаются, разбиваются или загораются как бы сами собой, задокументирован с древнейших времён. А вот «психокинез», когда люди усилием воли перемещают предметы – куда более сомнительная штука. Почти всех, кто его демонстрировал, в какой-то момент ловили на фокусничестве – использовании магнитов или нитей. В полтергейст я верю, а по отношению к психокинезу предпочитаю оставаться агностиком.
Всё это, безусловно, не гарантия истинности и безошибочности – таких в принципе не существует. Но на мой взгляд, это достаточно разумные правила, страхующие от большинства самых опасных заблуждений.
В качестве побочного эффекта я, следуя таким правилам, пользуюсь среди верующих репутацией скептика, а среди скептиков – репутацией эзотерика. Но то такое.
|
</> |