Дэвид Фостер Уоллес. ЗДЕСЬ И ТАМ (окончание)

"Я очень расстроилась, когда он сказал, что ему придется уехать из города, и возможно даже на всё лето. Но я по-настоящему разозлилась, когда он сказал, что теперь мы квиты: лето за лето. Потому как уехать на всё лето оба раза было только его выбором. Прошлым летом он остался в своём бостонском Кембридже, чтобы начать проект, и получить исследовательскую работу в инженерной лаборатории, и он даже так и не объяснил, почему не хочет приехать летом в Блумингтон пусть хоть на какое-то время, ведь я только что получила здесь степень бакалавра. Но он прислал мне большой букет роз и сказал, чтобы этим летом я переехала к нему и стала его любовью в Бостоне , что он так скучал по мне, что не может больше этого вынести, и мне пришлось пройти через многое, чтобы осуществить эту затею, но я -таки сумела всё устроить. Я использовала  подарочные деньги, полученные мной на выпускной, для того, чтобы полететь в Массачусетский технологический институт и устроиться там на работу старшей официанткой на Гарвард-сквер в немецкий ресторан "Дом Вурста", и у нас была квартира в Бэк-Бэй с камином, которая стоила очень дорого. Но потом, по прошествии некоторого времени, Брюс повел себя так, словно он совсем не хотел, чтобы я была рядом.  Если бы он прямо сказал что-нибудь по этому поводу, это было бы ещё как-то, но он просто начал охладевать.  Он всё время пребывал в лаборатории и никогда не навещал меня на работе в ресторане, а когда мы оказывались дома, мог целую неделю не прикасаться ко мне, а иногда огрызался или  просто был  холоден. Как будто через какое-то время я стала вызывать в нём отвращение. В этот момент я начала принимать противозачаточные таблетки. Потом однажды в июле он не  вернулся домой и не позвонил ни днём , ни ночью, а когда пришел, разозлился, что я злюсь, что он не появлялся столько времени. Он сказал, почему он не может время от времени иметь хоть какой-то остаток собственной жизни. Я сказала, что он может, мне просто кажется, что он больше не испытывает ко мне прежних чувств. Он сказал, как ты смеешь говорить мне, что я чувствую. Через несколько дней я улетела домой. Мы решили, что так будет лучше, потому что, если я останусь, он будет вынужден всё время вести себя искусственно мило, а это не доставит удовольствия ни одному из нас. Мы оба немного всплакнули в аэропорте Логана, когда он посадил меня в автобус. В Блумингтоне, когда я вернулась домой, моя семья забросала меня конфетти, они были рады моему возвращению, и мне тоже было приятно оказаться  дома. Затем, через день, Брюс снова прислал розы, позвонил и сказал, что совершил ужасную ошибку, и он тоже улетел домой, и сказал, что ему очень жаль, что он стал одержим всякими внешними вещами, и попытался дать мне понять, что он чувствовал себя так, будто стоит на пороге между двумя эпохами, и что, как бы он ни вел себя,  я должна рассматривать это как свидетельство его персональных недостатков как личности, а не как что-то о его преданности мне как любовнице. К тому времени я уже так много вложила в наши отношения, что сказала: "Хорошо, всё в порядке", и он остался в Блумингтоне больше чем на неделю, и мы все делали вместе, и по ночам он заставлял меня чувствовать себя прекрасно, это действительно казалось чудесным - быть рядом, сблизиться с ним, и он сказал, что делает меня счастливой, потому что ему так хочется, а не из чувства долга. Потом он вернулся в Бостон и сказал: подожди меня до Дня Благодарения,  спев "не сиди под яблоней с  кем-нибудь другим", и я вернусь к тебе, что я и сделала, я даже отказалась от дружеского приглашения на обед и похода на футбол от парней из моего универа.  А потом День Благодарения и Рождество показались мне точно тем же, что и та плохая часть лета в Бэк-Бэй. Мои чувства начали меняться. Дело было не только в нём. Это заняло какое-то время, но по прошествии этого времени я почувствовала, что мне чего-то не хватает, и я эгоистична, я чувствую, что слишком долго отдаю больше, чем получаю в ответ, после этого всё изменилось".

"Послушайте, Брюс, а существует  ли сейчас какая-то возможность разрешить проблему, связанную с тем, что в конце прошлой осени Вы четырежды переспали со второкурсницей колледжа Симмонс из Грейт-Нек, штата Нью-Йорк? Может быть Вы хотите обсудить какую-нибудь хэллоуинскую вечеринку?"

             

"Прошлым летом всё было плохо и когда я сказала ему об этом в Рождество, он разозлился и  попросил меня не поднимать эту тему, пока я не попытаюсь действительно сказать ему что-то определённое. Я уже начала дружить с парнем из класса статистики, но я бы не стала с ним тусоваться, если бы у нас с Брюсом всё было в порядке".

               

"Я сплю, ем и много бездельно просиживаю часы, и краснота в моём глазу постепенно исчезает. Я смываю остатки насекомых с  лобового стекла маминой машины. На какое-то время я посвятил большую часть своей энергии погружению в жизнь и заботы двух взрослых, к которым я испытываю настоящую и всё растущую привязанность.  Мой дядя работает страховым оценщиком ущерба, попавших в аварию машин, хотя в конце года он должен досрочно выйти на пенсию из-за состояния его дыхания:  семья беспокоится, что его машина сломается на одной из бесчисленных дорог округа Арустук, которые он пересекает каждый день, урегулируя претензии.   Зимы здесь просто убийственные. Я полагаю, что, когда мой дядя выйдет на пенсию, он будет только смотреть телевизор, дразнить мою тетю и рассказывать истории о страховых претензиях, которые он улаживает. Его рассказам нельзя верить. Все они начинаются словами: "Однажды я рассматривал ущерб…" Он беседует со мной в гостиной за несколькими кружками пива, которые ему позволяются каждый день. Он рассказывает мне, что всегда был домоседом и семьянином, что ему нравилось проводить время со своей семьёй — дети теперь выросли и уехали на юг, в Портленд, Огасту и Бат, — что в его агентстве было много дураков, которые целиком  посвящали себя карьере, или охоте, или игре в гольф, или игре в мяч, а что же у них было потом, когда пришла зима и спокойствие, а в конце концов, всё покрыло снегом?  Моя тетя преподает в третьем классе начальной школы на другом конце города, у нее летом каникулы, но она посещает два курса - французский язык и социологию, в филиале Прозоппейского Университета штата Мэн в центре города. Через несколько дней , после того как я уже пришёл в себя, я поехал с ней в маленький колледж и сидел в библиотеке кампуса, пока она училась. Библиотека крохотная, милая, как детское отделение общественного учреждения, с коврами, мебелью и стенами, окрашенными в приглушенные землистые тона осенней гнили. В летней библиотеке почти никого нет, кроме двух очень грузных женщин, оживлённо перебирающих книги. Здесь одновременно слишком шумно и слишком тихо, чтобы заниматься какой-либо настоящей работой, и все идеи кажутся мне поверхностными и изнуряющими. Когда я сижу и пытаюсь экстраполировать уравнения, которые определяли последние два года моей жизни, я действительно чувствую себя так, словно мне выстрелили в голову. В конечном итоге я пишу беспорядочные обрывки мыслей, а чаще символы, без идеи и какого-либо смысла. Что доказывать? Кажется, я уже всё опроверг. Вскоре я перестаю ходить в университетскую библиотеку. Проходят дни, мои тётя и дядя  безупречно добры, но Мэн становится другим здесь, чем был там"

             

"Всё идёт плохо. Теперь у меня такая прическа, что тень от неё пугает меня самого. Я вдруг сообразил, что ни моя тетя, ни мой дядя ни разу не спросили, что случилось с тем симпатичным созданием, которое приезжало с нами в гости в прошлый раз, и мне становится любопытно, что же моя мать сказала тёте. Я начинаю беспокоиться о чём-то, что не могу ни обнаружить, ни определить. У меня проблемы со сном: каждое утро я просыпаюсь очень рано и жду, замерзая, когда солнце взойдет за прозрачными белыми занавесками старой комнаты моих кузенов. Когда я сплю, мне снятся неприятные, повторяющиеся сны, в которых фигурируют леопарды, ободранные колени, старая погнутая столовая вилка с сумасшедшими зубцами. Мне снится один медленный сон, в котором она собирает листья во дворе моей семьи в Индиане, и я умоляю её волшебным образом избавиться от амнезии, снова стать моей, а она говорит мне спросить разрешения у моей матери, и я иду в дом, а когда снова выхожу, получив позволение, её уже нет,а  двор по колено в листьях. В этом сне я боюсь неба: она указывала на него граблями, и оно полно облаков, которые, если смотреть с земли, превращаются в разнообразные символы исчисления и начинают подвергаться манипуляциям, которые я не создаю и не понимаю. Во всех моих снах мир ветреный, беспорядочный, серый"

             

"Теперь Вы перестали целовать фотографии и уничтожать доказательства, начав интуитивно понимать, что всё происходит именно так и было гораздо более обычным, и в некоторых отношениях зловещим с самого начала".

             

"Я начинаю понимать, что её, возможно, никогда и не существовало. Что теперь я могу чувствовать себя иначе, может быть даже безо всякой на то причины. Потеря конкретного объекта моих эмоций сильно дезориентирует. Прошло две с половиной недели с тех пор, как я сюда приехал. Рамка для фотографии лежит на бюро в моей комнате, все еще согнутая после падения около пункта платы за проезд. Мои привязанности превратились в какую-то слабую корочку на фото, а запах, когда я утром открываю рамку, химически горький. Я остаюсь дома на весь день, избегаю окон и не могу в себе вызвать голод. Мои яички постоянно втянуты. Они начинают болеть. Все промежутки времени теперь кажутся мне интимными, мучительными интервалами между падением чего-то и оно ударяется о землю. Моя тётя говорит, что я выгляжу бледным. Я затыкаю ухо ватой, говорю ей, что у меня болит ухо, и провожу много времени, завернувшись в колючее одеяло, мы смотрим с дядей канадское телевидение".

         

"Ну может быть это и хорошо"

               

"Я начинаю чувствовать, что мои мысли и голос здесь в некотором роде являются творческими продуктами чего-то вне меня, не находящегося под моим контролем, и все же это формирующее, определяющее влияние вне меня все еще остаётся мной. Я чувствую раздвоение, которое внешний голос называет родовыми муками зарождающегося эмоционального сознания. Меня охватывает желание "выплеснуть всё на бумагу", противостоять прошлому и настоящему как набору знаков, но для этого требуется особая  дистанция для разгона, которую я, кажется, уже оставил позади. Вместо этого я несколько дней занимаюсь спортом: совершаю длительные неуклюжие пробежки в джинсах и кроссовках, убираю какой-то тяжелый механический беспорядок с заднего двора моего дяди. Это заставляет меня нервничать и краснеть, а моя тетя счастлива, она говорит, что я выгляжу здоровым. Я вынимаю вату из уха."

           

"Но ведь всё это время вы ни с кем не общались!"

             

"Я  дал тёте поговорить с моими родителями. Однако у меня был один странный и неприятный телефонный разговор со старшим братом, работающим окулистом в Дейтоне.   Он курит трубку, и его зовут Леонард. Леонард, вне всякого сомнения, мой самый нелюбимый родственник, и я понятия не имею, зачем однажды вечером звоню ему в столь поздний час,   и вовлекаю целиком во все детали своей истории.  В конечном итоге мы спорим. Леонард утверждает, что я такой же,   как наша мать, и страдаю от несчастного и по сути глупого желания быть совершенным. Я говорю, что это не имеет  никакой связи с тем, что я только что сказал,   и что, кроме того, я не понимаю, что такого плохого в желании быть совершенным, поскольку быть совершенным было бы… ну, совершенным. Леонард предлагает мне задуматься   о том насколько скучно  быть идеальным. Я уступаю обширным и с трудом заработанным знаниям Леонарда о том, как быть скучным, но подчеркиваю, что, поскольку быть   скучным — это несовершенство, идеальный человек по определению не может быть скучным. Леонард говорит, что мне всегда нравилось играть словами, чтобы ускользнуть   от истинного значения вещей; это с подозрительной аккуратностью перетекает в мои интуиции о неминуемой смерти лексического высказывания, и, боюсь, я позволил себе   проговорить несколько минут, прежде чем осознал, что один из нас прервал связь. Я кляну курительную трубку Леонарда и его жену с лицом, похожим на кожуру от ветчины".

                   

" Ну вообще-то Ваш брат всего лишь пытался указать на то, что совершенство, когда мы уже добираемся до самой глубины, до самой сути дела, невозможно."

                 

"Нет недостатка в вещах, которые идеально подходят для той функции, которая их определяет. Аксиомы Пеано. Шубка хамелеона. Машина Тьюринга"

             

"Это не те персонажи!".

                     

"Никто не смог дать хоть сколько-то убедительное доказательство того, что оно имеет к этому какое-то отношение. Мои профессора бросили всякие попытки."

               

"Возможно мы сумеем договориться о том, кого Вы могли бы спросить сейчас?"

                     

"Он утверждает, что настоящая поэзия через какое-то время перестанет выражаться в словах. Он говорит, что ледяная красота идеального значения вымышленных невербальных   символов и их связи посредством согласованных правил постепенно заменит сначала форму, а затем и содержание поэзии. Он говорил, что эпоха умирает, и он слышит её грохот.   Всё это содержится в  присланных им письмах. Я храню все эти письма в коробке. Он говорил, что поэтические единицы, которые намекают, вызывают чувства и по-разному ограничиваются особым опытом и чувствительностью отдельных поэтов и читателей, уступят место символам, которые одновременно являются и обозначают то, о чём они говорят, что одновременно предел и бесконечность то, что реально, лучше всего может быть выражено через аксиому, знак и функцию. Я люблю поэтессу Эмили Дикинсон. Я сказала, что не собираюсь притворяться, будто понимаю и не согласна, но, похоже, на то , что его планы о будущем поэзии , сделают её холодной и грустной. Я сказала, что большая часть реальности, о которой для меня были стихи, когда я их читала, - это чувства. Я не пыталась изобразить из себя знатока, но  полагала, что числа, системы и функции не могут вообще вызывать у людей какие-либо чувства. Иногда, когда я это говорила, он снисходительно пояснял, что я неправильно понимаю идею, и играл мочками моих ушей. Но иногда по ночам он злился и говорил, что я просто одна из тех людей, которые боятся всего нового и неизбежного, и полагают, что всё это принесёт людям вред. Он был так близок к тому, чтобы назвать меня дурой, что я чуть не психанула. Я не тупая. Я  сумела закончить институт за три года. И я не думаю, что нововведения и изменения вредны для людей".

                 

"А с чего Вы взяли, что девушка боялась именно этого?"

               

"Сегодня,  после  моего уже чуть более чем трёх недельного обитания в Прозопее, я сижу в гостиной своих родственников, затыкая ухо ватой, и смотрю  полуденные новости на канадской телестанции. Думаю на улице сейчас хорошо. В канадском Квебеке проблемы. Я слышу, как моя тетя о чём-то говорит на кухне. Через минуту она входит, вытирая руки о маленькое полотенце, и сообщает , что у неё барахлит электроплита.   Почему-то у неё не нагревается поверхность плиты, что -то не срабатывает. Она хочет разогреть немного чили, чтобы мы с дядей поели, когда он вернётся домой на обед.     Он будет дома ближе к началу полудня. В доме больше нечего съесть на обед, и она не может сейчас поехать в продовольственный магазин, потому что ей нужно готовиться к викторине по французскому языку, а я определенно  не собираюсь выходить на ветер с больным ухом, а она не может заставить плиту работать. Она спрашивает меня, могу ли я посмотреть, что не так с  плитой."

           

"Я не боюсь ничего нового. Я лишь боюсь ощущать одиночество в ситуации, когда вроде бы кто-то есть рядом. Я боюсь себя чувствовать плохо. Возможно, это эгоистично, но я так ощущаю".

           

"С электро плитой действительно что-то не так. Конфорки никак не реагируют на включение. Моя тетя говорит, что отошла какая-то электрическая деталь в задней части плиты, и мой дядя  всегда умеет всё наладить, но он не вернётся домой, до её отъезда на занятия, а значит не получится  разогреть чили,  перемешать их и сделать вкусными. Она спрашивает могу ли я  попробовать зажечь плиту , ели, конечно, у меня на так уж болит ухо? Мне подумалось, что в конце концов это всего лишь какая-то электрическая штуковина. И ответил, что да , конечно.   Она ищет ящик с инструментами моего дяди в чулане возле двери в подвал. Я пролезаю рукой со стороны задней стенки и выключаю эту огромную, уродливую старую белую плиту, отодвигаю её подальше от стены и новой посудомоечной машины. Я достаю отвёртку из дядиного ящика с инструментами и откручиваю заднюю панель плиты. Устройство  настолько старое, что я даже не могу разобрать название производителя. Возможно, это самое дурное  оборудование, из всех когда-либо созданных.   Шнур этого устройства изолирован какой-то древней тканевой оберткой с крошечными красными спиралями. Шнур просто проводит обычный домашний переменный ток мощностью 220 В   в пятиходовую распределительную цепь в основании внутренностей плиты. Связки толстых, неэффективных проводов в жгуте ведут от каждого из четырех органов управления горелкой и   от регулятора температуры основной духовки к выпускным разъемам схемы. Автоматы управления горелкой определяют уровень температуры в выбранной точке посредством прямого контакта   и подачи переменного тока к соответствующему нагревательному блоку горелки, каждый из которых представляет собой просто грубо заземленную цепь высокоомного преобразователя тока,   который отводит тепло, опять же посредством простого контакта, в чёрную железную спираль его горелки. Соотношение энергии к работе здесь, вероятно, не превышает 3/2. Под конфорками   даже нет поддонов. Я объясняю тёте, что это старая, плохая и энергонеэффективная плита. Она говорит, что знает и сожалеет, но она была у них еще до времён президента Кеннеди, и   имеет сентиментальную ценность, и что в этом году у них был выбор между приобретением новой плиты или новой посудомоечной машины. Она сидит за залитым солнцем кухонным столом, просматривает   времена глаголов и извиняется за плиту. Она говорит, что чили должны как можно скорее закипеть и снова быть смешаны, если вообще будет возможность их приготовить. Она спрашивает   смогу ли я починить эту штуковину, или ей стоит сбегать в магазин за какими-нибудь холодными закусками?"

             

"С тех пор, как мы расстались, я получила от него лишь одно письмо,  в нём говорилось только о том, как сильно он заботится о моей фотографии, и могу ли я поверить, что он её целует? Ему не очень-то нравилось целовать меня саму. Я всегда это чувствовала."

               

"Свиду все  жгуты изолированных проводов хорошо подключены к преобразователям  тока горелок плиты, поэтому мне приходится отсоединять каждый пучок от выходного разъема распределительной цепи  и смотреть на саму цепь. Схема слишком старая, грязная, грубая и жалкая, чтобы быть в ней уверенной, но ее вход переменного тока и выходы тепловой мощности тока кажутся свободными  от блокировок, срезов или явного неправильного подключения. Моя тётя спрягает французские глаголы в несовершенном виде. У нее мягкий голос. Это довольно красиво. Она говорит:  «Je venais, tu venais, il venait, elle venait, nous venions, vous veniez, ils venaient, elles venait» ("Я пришел, ты пришел, он пришел, она пришла, мы пришли, ты пришел, они пришли"). Я глубоко погружаюсь в недра плиты, когда она говорит, что мой дядя однажды упоминал, что нужно просто затянуть винт или что-то там ещё, по чему нужно хорошенько постучать. Это  не очень-то полезная информация. Я затягиваю ржавые винты на корпусе распределителя,  подсоединяю шнур блока к входному разъему и собираюсь снова подсоединить жгуты проводов от конфорок, когда вижу, что жгуты, кожухи жгутов и отводящие разъемы на схеме настолько  старые и изношенные, что я не могу сказать точно, какой пучок проводов соответствует какому выходному разъему в схеме. Я боюсь пожара, в том случае ,если ток в цепи будет неправильно проходить, а шансы случайно угадать правильное гнездо для каждого комплекта  равны (½) 4!. «Je tenais», — говорит себе тетя. “Tu tenais, il tenait.” ("Я держал, ты держал, он держал") . Она спрашивает меня, все ли в порядке. Я говорю ей, что, кажется, почти уже разобрался. Она говорит, что если там что-то серьезное, то, право, нетрудно было бы подождать, пока дядя вернется домой, что он опытный ремонтник этой чертовой плиты и может посмотреть; и если ни один из нас не добьётся успеха, мы могли бы просто пойти куда-то и перекусить. Я  почёсываю свою ужасную причёску и говорю ей, что, наверное, почти добился результата. Я решаю снять с некоторых связок старые розовые пластиковые оболочки на несколько дюймов, чтобы посмотреть, не имеют ли сами провода цветовую маркировку. Я отсоединяю одни жгуты от других и оголяю первые два, но все провода оказываются такими же тусклыми, серебристо-серыми, их проводящие элементы настолько старые и изношенные, что в итоге провода начинают распутываться и торчать в разные стороны, и приходят в беспорядок, и теперь я не мог вернуть их в распределительную цепь, даже если бы мог сказать, куда они пошли, не говоря уже о повышенной опасности, связанной с перекрестным током в оголенных проводах. Я начинаю потеть. Я замечаю, что тканевая изоляция шнура блока плиты сама по себе настолько изношена, что одна-две нити медного 220-го провода просто торчат наружу. Шнур мог быть изначальной проблемой. Я понимаю, что мне следовало сначала попытаться активировать основной блок духовки, чтобы увидеть, была ли проблема с питанием еще более серьезной, чем узлы горелок или цепь. Моя тетя ерзает на стуле. Я начинаю задыхаться. Оголённые,потёртые провода горелок разбросаны по распределителю, как седые волосы. Провода придётся связать в жгуты, чтобы их можно было снова вставить и сделать горелки хотя бы потенциально работоспособными, но у моего дяди нет инструмента для связывания проводов. Мне никогда не приходилось самому связывать систему проволокой. Работа, которой я обычно занимаюсь, выполняется с помощью карандаша и листа бумаги. Редко даже нужен калькулятор. В передовых отраслях электротехники почти всё интересное можно решить с помощью манипуляций с переменными. Я ни разу не был в тупике на экзамене. Никогда. Но я, кажется, сломал эту несчастную плиту. Я не знаю, что делать. Я мог бы подсоединить проводящий пучок основной духовки к выходному разъему горелки в распределительной цепи, но понятия не имею, насколько горячим в результате скачка напряжения может сделаться горелка. Без данных о соотношениях сопротивлений в составе металла горелок это невозможно узнать. Ток, используемый для нагрева большой духовки даже до ТЁПЛОГО состояния, может расплавить горелку. Это совершенно не исключено. Я просто готов заплакать. Моя тётя переходит к глаголам ir/iss. «Je partissais, tu partissait, il partissait, elle partissait» ("Я уходила, ты уходила, он уходил, она уходила"). "

                       
"Так Вы так и не сумели починить электроплиту?"

                   

"Моя тётя снова спрашивает, уверен ли я, что всё нормально, и я не отвечаю, потому что боюсь себя выдать голосом. Я осторожно отсоединяю другой конец каждого жгута от преобразователя тока  каждой горелки, очень аккуратно обвожу весь провод и укладываю его на дне плиты. Я пытаюсь навести порядок. Внезапно я ощущаю, что меньше всего на свете мне сейчас хочется находиться  внутри этой плиты. Я начинаю её просто бояться. Сбоку от неё я вижу ноги моей тети, когда она встаёт рядом. Я слышу, как открывается дверца холодильника. Надо мной на стойке  стоит блюдо,  и что-то помятое убирается; сквозь запахи слизи на духовке и древних подсоединений я чувствую тонкий запах чили. Я стучу отверткой по внутренней стороне плиты,  и тетя думает, что я что-то  делаю. Я начинаю всё больше и больше пугаться"

                 

"Он много раз говорил мне, что любит".

             

"Пугаться чего?"

             

"Я сломал их плиту. Мне нужен инструмент для связывания проводов. Но я никогда раньше не связывал провода"

               

"И когда он говорил это, он в это верил. И я знаю, что он до сих пор в это верит"

                 

"Какое это имеет отношение к делу?"

                       

"У меня такое чувство, что это имеет отношение ко всему. Мне настолько страшно за этой грязной старой плитой, что я не могу дышать. Я гремлю инструментами"

                     

"Это потому, что Вы любите эту хорошенькую старушку и боитесь, что испортили плиту, стоящую у них ещё до правления Кеннеди?"

                         

"Но я думаю ощущение того, что он кого-то любит испугало его"

                   
"Это действительно дурацкое оборудование!"

                       

"Кому ещё Вы причинили вред?"

                     

"Моя тетя подходит к плите, становится позади меня, заглядывает в прибранную черную полость плиты и говорит, что, похоже, я проделал немало работы!» Я указываю на грязную схему распределителя отверткой и ничего не отвечаю. Я подтыкаю провода инструментом".

                   

"Так чего же Вы всё-таки боялись?"

                                   

"Но мне кажется он не должен так страдать. Неважно из-за чего"

                 

"Я думаю, что находясь позади этой плиты, рядом с присевшей на колени и положившей мне руку на плечо тётей, я боюсь абсолютно всего на свете"

                           

"Ну тогда добро пожаловать"