Чудеса новогодние

chipka_ne — 16.09.2018

Благодушие на меня накатило после удачно проведенного отпуска, но после праздников вспомнилось вдруг — давненько я не баловалась антисоветчиной, пора бы уже проветрить заслуженную репутацию, а то, глядишь, отсыреет порох в пороховницах.  Но поскольку доброе расположение духа меня еще не покинуло, то нынче даже антисоветчина будет в режиме «лайт». 

Произошёл описываемый случай вовсе не со мной, а с одной моей доброй знакомой в самом начале далёких 80-х, в губернском городе N, на бескрайних просторах тогда ещё шестой части суши. 

Не знаю, многие ли из моих читателей застали те незапамятные времена, когда не началось ещё ежегодное «Лебединое озеро» по телику, но и без этого  много чего увлекательного происходило в культурной жизни страны. Ну, например, может, вспомнится кому такое интереснейшее явление, как дефицитные книги и товары в обмен на сданную макулатуру. 

Тогдашние утюги, не говоря уж о ТВ и радио, уверяли советских граждан, что дефицит хороших книжек в стране происходит от того, что советский народ — самый читающий в мире, вот и не поспевает полиграфическая промышленность удовлетворять ежегодно растущие потребности. Нет, «Блокнотами агитатора», брошюрами «Навстречу съезду» и прочими трилогиями дорогого Ильича второго — этим успевает, конечно, а вот со всякими Агатами Кристи некоторый напряг. Вот и найдено было мудрое решение на основе закона сохранения материи — сдай 20 кг этих самых агитаторов с малымиземлями — и получи дефицит. А что — времена уже, чай, не сталинские, за пачку сданных в макулатуру материалов очередного пленума на Колыму не сошлют, свобода —  гуляй рванина, повышай культурный уровень! (а заодно и лес береги, он нам на экспорт нужон). 

Одна беда, во многих точках, этой самой дефицитной литературы выбор ограничивался вечным Пикулем, слегка разбавленным почему-то Морисом Дрюоном. А вот ежели простому человеку смерть как хочется Анжелику прочесть, а недобитым интеллигентам подавай мастеров всяких с Маргаритами — то зась тебе! — либо обойдёшься, либо заводи знакомства с продавцами в нужном месте, либо терпи и жди, авось повезёт. 

Вот знакомая моя (назовём её Ларисой), доцент по английской литературе, абсолютно лишённая способности «заводить связи», терпела и ждала, держа у себя дома аккуратно упакованную двадцатикилограммовую пачку макулатуры — а вдруг паче чаяний Блейка какого выбросят, а то и Мильтона!

И как-то раз перед Новым Годом (тамошним, январским) зашла она на всякий случай в искомую точку узнать, не подкинули ли на радость доцентам пищи для ума к праздничку — вон в университете в праздничных наборах сервелату дали и сайрой порадовали. Зашла и огорчилась —  конечно, всё тот же вечный Пикуль. 

И тут её внимание неожиданно привлёк соседний прилавок, на который она прежде не обращала внимания, ну, тот, за которым в обмен на макулатуру находились не книги, а «товары повышенного спроса». Что-то за этим унылым довольно прилавком мелькнуло яркое и необычное. Близорукая Лариса подошла поближе и увидела чудесную нездешнюю игрушку, яркого забавного заводного гномика. 

— Гэдээровский, — высокомерно пояснила продавщица, — кланяется, руками машет и музыку играет. Между прочим, последний, с витрины.

Она повернула ключик в спине у гнома, и он исполнил обещанное — раскланялся, помахал ручкой и исполнил что-то вроде «О майн либер Августин!»

В ту же секунду Лариса поняла — это именно тот подарок, который нужен к Новому Году её четырёлетнему сыну — этот и никакой другой!

— Девушка, — умоляюще сказала она продавщице, — отложите гномика на минуточку, я за макулатурой сбегаю, мне тут близенько, у меня и пачка готова-упакована...

— Не положено откладывать, — сурово ответила бальзаковского возраста пергидрольная  «девушка». Хотите — бегите, успеете до следующего покупателя — ваше будет.

Проклиная себя за то, что поленилась сдать макулатуру раньше, чтобы иметь готовый талон всегда при себе, Лариса припустила домой. У мужа, как назло, именно сегодня вечернее дежурство в больнице — пришлось вытаскивать старую детскую коляску с заснеженного балкона и волочь двадцать килограммов самой — хорошо хоть лифт работал — повезло! 

Вообще дальше всё складывалось на редкость удачно — пункт приёма макулатуры был открыт! И очередь — три человека! и приёмщик похвалил её за аккуратно упакованную пачку! 

Не чуя под собой ног, Лариса ворвалась в магазин — и тут везение кончилось. 

— Что вы мне суёте, — охладила её пыл продавщица, — это на двадцать килограммов талон. 

— А сколько нужно? — не поняла Лариса.

— Неграмотная? — осведомилась работница прилавка, — от тут русским языком написано — «За товары повышенного спроса взымаются 2 талона по 20 кг каждый»! Глаза разуй — хачиков навезли сюда, прости оспади,  по-русски читать не умеют!

Чернявая, и действительно, слегка смахивающая на армянку, Лариса умела читать и по-русски, и по-английски, да и по-французски немножко, но почему-то почувствовала себя виноватой. Еще двадцати килограммов дома не было — но можно ли остановить еврейскую мать в стремлении добыть желанный подарок сыночке?  Нельзя такую мать остановить. дамы и господа, это я вам точно говорю!

Можно отдельную повесть написать о том, как Лариса смерчем пронеслась по соседским квартирам, собирая недостающую макулатуру. Десять килограммов ей дала соседка, ошеломлённая тем, что университетская преподавательница пообещала целую четверть бесплатно заниматься английским с её второгодником, ещё пять — алкаш Никитоша, убеждённый баночкой невиданного им импортного пива, припасённым Ларисой для мужа к празднику. Тот же Никитоша, преисполнившись благодарности, помог собрать недостающие пять кило по соседям, шарахавшимся от благоухающей перегаром физиономии и счастливым отделаться пачкой старых газет, а не привычным рупчиком. Он же помог слегка выдохшейся Ларисе доволочь по снегу коляску до пункта приёма макулатуры.  Он и в магазин вызвался её проводить, но Лариса как можно вежливее от дальнейшего сопровождения отказалась, только пустую коляску попросила до подъезда довезти — на её небритого спутника и так люди оглядывались — не ровён час коллеги или студенты встретятся!

В магазине запыхавшуюся Ларису, с победно зажатым в кулачке заветным талоном, встретили почему-то неодобрительно: ишь ты, достала-таки, чернявая, подшустрила! 

Но это ерунда, главное —  улыбчивого гномика за это время никто не успел перехватить! 

— А коробочки никакой нет? ну, ладно, я так возьму, последний с витрины, я же понимаю, он и так хорошень...

— Пять пятьдесят! — брезгливо перебила её счастливое бормотание продавщица.

— Как пять пятьдесят? — упавшим голосом ужаснулась Лариса, — это же на талоны...

— Нет, ты погляди на неё! — восхитилась пергидрольная «девушка», — она задарма хочет! Нет, вы гляньте на этот цирк! Ты что, ценников на товарах не видишь?
— Тонь! — крикнула она, подошедшей поглазеть на «цирк» уборщице, — ты чтоль говорила, что дурдом у нас на ремонт закрыли? То-то я смотрю, дефективные по городу без присмотра шастают! 

...Дело было даже не в том, что кошелёк на этот раз Лариса забыла дома. Даже если не забыла бы, что толку — вчера с получки она расплатилась за подарочный набор, за рассрочку, за коммунальные услуги,  а после того, как отдала Верке-спекулянтке последние семьдесят рублей за взятую в долг дублёнку (далась мне эта дублёнка! старая куртка ещё вполне приличная!), в кошельке осталось рубля два с мелочью. У Бори получка сегодня, но Боря вернётся с вечернего дежурства заполночь, а от одной мысли, что придётся снова к кому-то стучаться и, как алкаш Никитоша, просить в долг трёшник до завтра, Ларису замутило. 

— Девушка, — заранее содрогаясь от омерзения к себе самой,  почти прошептала Лариса, — отложите до завтра, а? Я с утра до работы...

— Точно дефективная, — ни к кому не обращаясь, константировала продавщица, — сказано же — дефицит не откладываем! И иди уже отсюда, убогая, задолбала! — мы через полчаса закрываемся, мне ещё кассу сдавать, а тут нервы мотают!

...Лариса не помнила, как она вышла из магазина и, как старушка, шаркая ногами, побрела домой. Трудно было себе представить, что всего-то час назад она с азартом носилась по этажам, взвешивала на соседском безмене связки газет, потом раскрасневшись толкала на пару с Никитошей застревающую в снегу коляску и ещё шутила: можно завтра на аэробику не ходить! я за сегодня норму нагрузки выполнила! 

...Господи, как же она устала! И зачем было так надрываться из-за дурацкого гномика? Илюшенька — золотце наше, милый, простодушный мальчик, он же любой дешёвенькой машинке от души обрадуется! 

Забыть, забыть пергидрольную дуру вместе с немецкой цацкой — хорошо сегодня свекровь заберёт Илюшу из садика, а я забегу домой за кошельком, куплю ему что-нибудь по дороге на два рубля забавное... ой! 

Не заметив посреди тропинки раскатанной ледяной дорожки, Лариса со всего размаху некрасиво грохнулась на задницу. 

И вот тут-то она, наконец, расплакалась. Вспомнились почему-то все обиды — сегодняшние, вчерашние, позавчерашние и совсем уж давнишние. Подумать только, она ли это, молодой кандидат филологических наук, Лариса Михайловна, хлюпающая сейчас носом в сугробе, всего полгода назад в Москве делала доклад на международной конференции — о переводах Блейка, между прочим. А в перерыве к ней подошёл кембриджский профессор с комплиментами. Назвал её  «Сharming Dr. Ginsburg». Не поверил в то, что английский — не  родной её язык: «Really?» Спросил, заинтересована ли она в том, чтобы приехать в Лондон на конференцию, посвященную Блейку — он может прислать приглашение. В том, что профессор сдержит слово и пришлёт приглашение, Лариса нисколько не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что ни в какой Лондон, она в жизни не поедет, её и в Москву-то отправили только потому, что у завкафедрой дочка родила раньше срока. И она заплакала ещё горше, вспомнив, что «Сharming Dr. Ginsburg» сегодня обозвали и неграмотной, и дефективной, и убогой, и — как ещё? — ну да, хачиком... И напоследок — пять пятьдесят! с таким нескрываемым презрением к «убогой» — пять пятьдесят!

Она чувствовала себя, как в детстве, когда гуляла с чопорной Беатрисой Андреевной, старорежимной няней-англичанкой, несгибаемой старухой, по большой любви к славному русскому парню застрявшей некогда в Советской России, пережившей  смерть мужа в 37-м,  ссылку,  гибель на войне единственного сына, побрезговавшей после реабилитации хлопотать перед «господами-товарищами» о пенсии и до самой смерти жившей «в людях», честно зарабатывая на кусок хлеба уроками настоящего British English и хороших манер. Дворовая шпана почему-то упорно считала Беатрису немкой и каждый выход её с воспитанницей во двор сопровождала улюлюканьем и скандированием: 

Немец-перец-колбаса- кислая капуста!
Слопал кошку без хвоста и сказал, что вкусно! 

Лариса каждый раз дрожала от страха и отвращения и пыталась зажать уши. А Беатриса невозмутимым, слегка скрипучим голосом говорила:

— На оскорбления людей низкого звания обижаться не следует, darling, а следует их игнорировать. Как? Давай-ка вспомним, что мы учили сегодня? — я начну, а ты подхватывай, ну:

Tyger Tyger, burning bright,
In the forests of the night;
What immortal hand or eye,
Could frame thy fearful symmetry? 

Ох, как любила Лариса этого почему-то через «Y» написанного Тигра! Как нравилось ей декламировать завораживающе-непонятные строки — и в такт им появлялся и шагал рядом на бархатных лапах ОН, молчаливый, ужасный и прекрасный, великолепно умеющий игнорировать людей низкого звания, и шпана вокруг немела и расступалась от одного только взгляда неподвижных янтарных глаз!

Лариса немного успокоилась и попыталась улыбнуться сквозь замерзающие на лице слёзы. Однако, надо подниматься — не сидеть же здесь вечно в сугробе, пережёвывая старые обиды. Она огляделась по сторонам — никого — и осторожно перевернулась на четвереньки, чтобы встать потихоньку с опорой на руки. Подбадривая себя, она тихонько бормотала:

Tyger Tyger, burning bright...

...Так, согнули правую ногу в колене — 

In the forests of the night...

...На левую руку опираемся покрепче — 

What immortal hand or eye...

Ой, а это что? — 

Could frame thy fearful symmetry? ...

На краю тропинки отчётливо темнел бумажный прямоугольник. Лариса снова плюхнулась в сугроб и протёрла очки — перед ней лежала новенькая пятирублёвка. Она сняла варежку и недоверчиво протянула руку — подмёрзшая купюра приятно хрустнула в пальцах. Она взглянула на часы — до закрытия магазина оставалось двенадцать минут. 

— Михална! — вдруг услышала она над собой встревоженный голос, — ты чегой-то, Михална? Ты чё в снегу-то сидишь — худо тебе? Помочь, а?

Над ней топтался неведомо откуда взявшийся Никитоша. 

— Помочь, разумеется, —  прорезавшимся вдруг, скрипуче-невозмутимым голосом Беатрисы Андреевны ответила Лариса, и после того, как Никитоша, галантно подхватив под мышки, поставил её на ноги, добавила величественно:

— Спасибо, только запомните, любезный Никита — как вас по батюшке? 

— Андреич я, — отчитался ошеломлённый сосед.

— Надо же, — восхитилась Лариса, — как Беатриса! Так вот, Никита Андреич, при всём моём к вам уважении, на брудершафт мы с вами не пили, поэтому извольте в дальнейшем мне не «тыкать»! 

— Да я... — закивал-забормотал Никитоша, — да я безо всякого злого умысла... Я же вас-то с супругом, не передать, как уважаю! Я ж только случаем разве, перебравши когда, а так-то я — уж вас-то, таких людей учёных... 

— И вот ещё что, — не слишком вежливо перебила его Лариса, — я, помнится, полгода назад ссудила вас двумя рублями. Вы меня очень обяжете, если вот прямо сейчас вернёте часть долга — четверть суммы меня устроит. 

— Да я... — захлопотал-зашарил по карманам внезапно обретший отчество Никита Андреевич, — я ж по забывчивости проклятой только! А прям счас и отдам — я нынче при деньгах! Я, может, и рубль наберу... 

— Благодарю вас — полтинника достаточно, — с достоинством произнесла Лариса, принимая в ладошку горсть разнокалиберной мелочи. 

...За три минуты до закрытия в клубах морозного пара разпахнулась дверь магазина. Крик «куда прёте, касса закрыта!» ватным комом застрял в горле пергидрольной девушки — бесшумной походкой  палача в магазин вошёл блейковский Тигр. Из занесённой над прилавком смертоносно-бархатной лапы плавно спланировала пятирублёвая купюра и звонкой струйкой ссыпалась мелочь. Улыбчивый гномик словно бы сам прыгнул в тигриные объятья — и всё растворилось в клубах того же пара.

...Пергидрольная девушка переселилась вскоре в свежеотремонтированную областную психиатрическую лечебницу. Говорят, персонал и пациенты очень её любили за редкостную приветливость и не сходящую с лица улыбку. Одна беда — на любые обращённые к ней вопросы девушка отвечала одинаково:

— Нет, Блейка, к сожалению не завезли... Но вы не стесняйтесь, заходите, звоните — как только появится, я для вас специально отложу...

Перевод «Тигра» под катом (не мой — Маршака)

Ранний  перевод Маршака
* * *
Тигр, о тигр — огонь,  горящий
В глубине полночной чащи.
Чьей бессмертною рукой         
Создан страшный образ твой?  

В небесах или глубинах
Тлел огонь очей звериных?
Где таился древле он?
Чьей рукою был пленен?  

Что за мастер, полный силы
Свил твои тугие жилы
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий стук?  

Он ли сталь твою ковал?
Где твой гневный мозг пылал?
Кто впервые взял клещами
Гневный мозг, метавший пламя?  

Испытал ли наслажденье,
Завершив свое творенье,
Твой создатель? Кто же он?
Им ли агнец сотворен?

 Тигр, о тигр — огонь, горящий  
В глубине полночной чащи.  
Чьей бессмертною рукой          
Создан страшный образ твой?   

Оставить комментарий

Популярные посты:

tescin

Вывод из запоя в Краснодаре: как действовать при абстиненции до приезда врачей

aniskin1968

В Калининграде открылась новая поликлиника

prilepin

Нас насилуют

booky_moussy

Праздник к нам приходит)) Или мы к нему

lady_catari

Весело-весело встретим Новый год!

taxfree

Во сколько обойдется однушка в ипотеку под 23% и почему ее не стоит брать на 30

oleg_tsarev

Новая сирийская власть открыла новую страницу в дипломатии:

imp_navigator

Иранский барражирующий боеприпас Raad

jalla00

Без названия

• Ранее
• Архив