Большие хлопоты из-за маленького мальчика

chipka_ne — 02.05.2019

Есть события, которые лучше изучать, отстранившись и не думая. Без эмоций.  Потому что и не хватит их, эмоций-то. 

Год начала войны. Подробности военной операции. Скорость продвижения войск вглубь вражеской территории. Количество оккупированных населённых пунктов. Масштаб разрушений и материальных потерь. Количество пленных. Военные потери противоборствующих сторон. Потери среди мирного населения. 

Оккупационный режим — новые органы управления, регистрация, коллаборация, новые законы, репрессивный аппарат.

Соотношение сил. Основные сражения. Причины успеха/неуспеха военной операции по пунктам: первое-второе-третье... 

Ну, и так далее. Не математика, конечно, но определённая логика и закономерность присутствуют. 

Но вот наталкиваешься сплошь и рядом на то, что логике не поддаётся. 

Простые истории — их столько, что не перескажешь-не перечитаешь за две жизни. 

Вот, например, счастливо спасшийся еврейский ребёнок. Он потерялся возле эшелона, во время бомбёжки. 

Раненых родителей отправили дальше, а ребёнка и искать не стали, некогда, немецкие войска уже дышали в затылок. 

Эшелон ушёл, а ребёнок остался один — как ни странно, целый и невредимый, только перепуганный насмерть. Три годика, один-одинёшенек, мальчик — значит обрезанный — и говорит только на идиш. Много ли ему надо, чтобы исчезнуть с лица земли, особенно, если первыми находят его немецкие солдаты? 

А дальше — пунктирный пересказ. 

 Маленького найдёныша подбирают, прячут и берут с собой —  пехота движется дальше, на Восток, на Москву.

Тут у меня иссякает воображение, а история, оперирующая сухими фактами, до объяснений не снисходит.  Это ведь не котёнка тайком подобрать и за пазуху засунуть. Один солдат с этим не справится — будь он хоть трижды праведником в Содоме. За немчика малыш никак не сойдёт, даже если онемеет на всё это время. Значит, нужна круговая порука — чтобы тащить свалившуюся ношу на закорках, чтобы кормить (эй, кто-нибудь тут знает, чем малявок кормят?), чтобы лечить (трёхлетка, самый тот возраст, когда от любого ветерка — то сопли, то понос, то золотуха), чтобы ночью стеречь, когда его кошмары мучают и кричит он совсем не солдатским голосом и совсем не по-немецки: «Мамэле! Тотэ!»

Но факт остаётся фактом — пехота шагает с пацаном на закорках дальше, пока в деревеньке одной смоленской не становится ясно, что дальше чернявенького тащить невозможно. 

Что там случилось, тоже неясно — скорее всего нашёлся кто-то бдительный, идейный и неугомонный, и солдаты, прятавшие мальчика, решают его оставить. Нет, не в чистом поле и не на большой дороге. Они начинают в деревне искать добрую женщину, чтоб приютила сироту. 

Может кто-нибудь представить себе, как это происходит?
— Тук-тук, есть кто дома? — хозяйка отпирает, а на пороге дойче зольдатен:
— Эндшульдиген, матка... нет,  курка-млеко-яйки нам на этот раз не надо, а вот еврейчика не приютишь ли, а? Ты, по глазам видать, добрая фрау, возьми сироту битте шён, хороший пацан-то, доглянутый, мы старались, жалко бросать... 

Бред, да? Потому что, что в таком случае должна добрая  русская  фрау думать? Или — проверяют на симпатию к жидо-большевизму (а за спиной уже вешатели ручки потирают), или — мир сошёл с ума.

Тем не менее, добрая русская фрау для чернявенького нашлась. Отвела его в церковь, крестик на шею повесила, русским именем назвала. От соседских косых взглядов это не очень спасло, но — не донесли. А вермахт дальше пошёл — на Москву, как ни хотелось бы нам присочинить, что немецкие парни дружно дезертировали и перешли в иудаизм на советскую сторону.

Мальчик  жил у у доброй женщины до тех пор, пока она не заболела и не умерла. Его забрала к себе соседка, мало ей было своих двоих по лавкам. И тут тоже хотелось бы вообразить добрую славянку в обнимку с чернокудрым, черноглазым, кротким ангелочком, но сухие факты говорят, что чернокудрого вернее было бы назвать дьяволёнком, вертлявым, горластым и драчливым до невозможности. 

Поэтому после освобождения деревни подуставшая женщина с некоторым облегчением отдала приёмыша в детский дом — опасность-то миновала. Но не тут-то было — малолетний бандит быстро показал и воспитанникам, и воспитателям, где раки и прочая нечисть зимуют — дрался, хулиганил, сбегал регулярно (см. произведение О.Генри «Вождь краснокожих») — и его с поклонами и слёзными просьбами и с доплатой вернули обратно — да, собственно, приёмная мама и сама по круглосуточному экшену соскучилась, так что воссоединились они обратно с маленьким Чингачгуком к обоюдному удовольствию. 

А что с несчастными родителями малыша? Они выжили в эвакуации и, вопреки всякой логике отказывались верить в то, что их первенец должен был неминуемо погибнуть. 

Поэтому после освобождения они первым делом отправились на место бомбёжки на поиски сына. Как искали? Самым безнадёжным способом — показывали всем встречным-поперечным единственную довоенную фотографию двухлетнего хорошенького мальчика в белой рубашечке и чудесном, европейского покроя костюмчике. Гениально, да? 

Встречные-поперечные осторожно осведомлялись: сколько-сколько лет вы его не видели? Пять? стало быть, сколько ему сейчас? Восемь? А на фоточке — два? не обижайтесь, мамаша, но даже если он выжил — кто ж по этой сусальной картинке его опознает в восьмилетнем-то парняге? 

А они не слушали никого и всё приставали, да приставали ко всем подряд: взгляните, подумайте, припомните, он же такой заметный, такой красивый, такой единственный... Пока не нарвались в конце концов на воспитателя детского дома. Да, вы угадали — того самого детского дома...

Никогда не требуйте от детей слишком хорошего поведения — хулиганов учителя и воспитатели запоминают лучше, чем паинек!  Воспитателю настолько врезался в память «вождь краснокожих», что он моментально узнал знакомый бесовский проблеск во влажном взгляде двухлетнего ангелочка на карточке. 

И всё хорошо кончилось в этой истории, если не задумываться о том, каково было русскому мальчику с крестиком на шее, внезапно знакомиться с новыми родителями, с новой национальностью и с другой жизнью, да каково было приёмной его маме расставаться с хулиганом ненаглядным — но мы не будем думать о плохом, потому что всё уладилось в конце концов: поплакали, повздыхали, пожалели друг друга, да и стали дальше жить уже почти роднёй, да что там — ближе, чем родня. 

Только вот солдаты немецкие, дотащившие мальчика до деревни так и не объявились, а адреса у них в своё время никто не спросил, сами понимаете.

И кто бы мне объяснил, почему люди не всегда такие, а? Ведь могут, когда хотят!

Оставить комментарий

Популярные посты:

bafostri

Профориентация в IT: как не ошибиться с выбором профессии

allis_bo

Как жить в Москве?

aniskin1968

Практические не разрушенные города. У хохлов не хватает снарядов на свои

dok_zlo

Котовасия

grazdano4ka

«Задыхаюсь в родном городишке, но семья против переезда в столицу!» – жалуется

chern_molnija

Загадка 3611

rohanwarrior

Ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осуждён будешь....

morena_morana

Раньше женщины совсем не жаловались, что устают?

eto_fake

Полная история двух знаменитых фотографий и дальнейшая жизнь их персонажей

• Ранее
• Архив